|
Сад
О. К.
Я считал, что вот оно, счастье - чисто
за соседней дверью, углом, бугром;
догони - дадут, постучи - случится.
Сотрясая воздух, слушаешь гром,
тишину - не больше. Мол, поналезли, -
небеса кривятся в ответ. Но если
не звонить им, не посылать вестей,
быть беспечней пташек, ленивей лилий,
то в каком-то смысле они - везде, -
я считал как физик, вдвойне - как лирик.
За чужим горбом хоронясь никем,
я втирался, словно сквозь турникет,
в суету сует и по всем тоннелям
в темноте ловил набегавший луч,
только сам оказывался потерян,
или выброшен, как ненужный ключ.
Но опять, кого узнавал по белым
крыловидным платьям, делал побегом
от себя и, дабы он шёл прямой,
выбирал из рода неизгладимых,
обнажал ребро, прилеплял привой;
стал почти беспутный Владим Владимыч,
превратясь в заснеженный вертоград,
где за годом год, как за гадом гад,
по ветвям сбивают остатки дряблых
сухофруктов, приумножая груз
недоехавших запрещённых яблок,
недоеденных надоевших груш.
Я люблю смотреть из него на зимний
равносильный мир. Белизны и сини
два листа бегут, лишены корней
и краёв, сближаясь на том резонно,
и чем дальше стелются, тем верней
поглощают взгляд, и створ горизонта,
как витраж, горит во многом цвету.
Там заходит солнце, и я войду.
(с) Dvalin
| 
