Как он меня бесил! Всегда, с самого раннего детства. И во дворе, и в школе я не давала ему прохода. Просто не могла спокойно видеть его идиотскую добрую улыбочку, его толстые очки, вечно свежую, отглаженную рубашку. Он был таким правильным, до тошноты! На уроках всегда отвечал верно. Видимо поэтому - чтобы доказать всем и вся, как он мне мерзок - я и стала такой. Яркой, броской, как мне казалось, самоуверенной. Лучше быть неправильной, чем обычной — длинные черные волосы, пирсинг в брови, стилы на двадцать дырок, неизменная косуха и Dimmu Borgir в плеере. И все равно — всегда выходило так, что этот непревзойденный заморыш был прав. Для учителей, родителей, пресловутых старых кошелок на лавке у подъезда... для всех.
На встрече выпускников, когда начались рассказы о полученных с разными каверзами дипломах и только что приобретенных, но, разумеется, очень крутых знакомствах, оказалось, что этот тупо помалкивающий, идиотски улыбающийся таракан успел выучиться на историка и сидел замухрышкой в аспирантуре. Ну какой нормальный человек пойдет в аспирантуру? Только этот ублюдочный вундеркиндер.
К тому же наш очкарик успел жениться. Его жена — похожая на тощую кобылу капризная стерва — наверняка вертела его гениталии как хотела, судя по дорогой косметике и туфлям. А от добродушного придурка все так же пахло свежеотглаженной рубашкой, и так же идиотски-идеально топорщились стрелки на брюках. Чем он ее подкупил? Может статьей на тему «Процентное соотношение белого и оранжевого цветов в погребальных одеждах древних пердусов», принесшей ему известность среди одного профессора и двух секретарш?
Его дурацкие очки преследовали меня. Не может быть, чтобы он был прав. Просто не может. Ведь он не человек, он умная вещь — утюг устаревшей модели, полуавтоматическая стиральная машина. Чего он хочет? Хочет ли чего-нибудь? Способен ли вообще чего-нибудь хотеть? Очевидно — нет. Только слепец не заметит, что таким, как он нельзя жить, почему тогда никакой случайный вонючий рыбовоз его не переезжает? Ведь такие, как он - не люди. Они ничто. Умненькое пассивное ничто. И они не могут быть правы.
Не встречаясь с ним, не видя его ежедневно, я все равно не могла избавиться от него. Он был в моих мыслях. Повсюду. Даже во сне. Даже в бреду. И даже подыхая от передоза в заплеванном подвале, я знала, что за кровавым маревом, застилающим глаза прячется его добренькая улыбочка, которая означает только одно: «А я прав!» Нужно исправить ошибку природы. Это необходимо.
Я не отрываясь смотрела в его лицо. Все время, пока это лицо дробили массивные кастеты. Все время - когда он упал, когда захлебнулся кровью, когда выгибался в агонии. Сквозь гримасу боли проступала та же самая неуместно-жалкая улыбка.
И случилось то, что америкосы и дорогостоящие психологи называют приступом паники. Все вполне объяснимо и лечится. Если нет под рукой прозака, то глотком водки "из горла". Если и не сразу, то после курса лечения — непременно пройдет.
И только я знала, что случилось на самом деле. Просто-напросто я поняла, что это не его в свете фар перечеркивают навсегда пунктиры земляных комьев с лопат. Это меня они перечеркивают. Теперь больше не будет меня, нас будет двое — я и этот очкастый заморыш — он станет частью меня. И что бы я ни делала, рано или поздно мне придется признать, что он всегда был прав. Прав своими верными ответами на всех школьных олимпиадах. Своей дурой мамашей, которая так им гордилась. Своей раскаявшейся шлюхой-женой... Всем. И всегда. Потому что теперь кто-то о нем заплачет.
И может быть, вспомнив его, помянут по идиотской традиции тихим незлобивым словом и меня.
Жесть. Всплеск, нет, взрыв эмоций. Женская жестокость никогда не бывает спонтанной. Всегда тщательно спланированная, выношенная и вымученная. Ужастик. И после всего - "не злым, тихим словом"? Спаси и сохрани, Господь, Бог мой.
О! Наконец-то! Читаю, читаю - везде тишь да гладь, да божья благодать. И вдруг!
Отлично! Пяткина порадовала, теперь - вы. Женская проза рулит!
На самом деле, здесь очень глубокая проблема. Вражда, почти классовая... Вшивый интеллигент, всегда вызывающий ненависть плебса. Вы ведь не будете уверять меня, что все дело было только в страстной любви? По-моему, тут был клубок страстей - случайная любовь и закономерная, природная ненависть. Взрывоопасный коктейльчик.
Тдлько после пятого прочтения смог обратить внимание на недостатки текста. Но нашел совсем немного.
Цитата:
Сообщение от Surrealizm
вечно свежую отглаженную рубашку
зпт нигде не нужна?
Цитата:
Сообщение от Surrealizm
кто-то о нем заплачет.
Может, все-таки - по нем? Surrealizm, просьба - перед перемещением в палату пройтись еще раз по тексту - все должно быть правильно и красиво (только не бейте тапочком или кастетом)
Как он меня бесил! Всегда с самого раннего детства. И во дворе, и в школе я не давала ему прохода. Просто не могла спокойно видеть его идиотскую добрую улыбочку, его толстые очки, вечно свежую, отглаженную рубашку. Он был таким правильным, до тошноты! На уроках всегда отвечал верно. Видимо поэтому, чтобы доказать всем и вся, как он мне мерзок, я и стала такой. Яркой, броской, как мне казалось, самоуверенной. Лучше быть неправильной, чем обычной — длинные черные волосы, пирсинг в брови, стилы на 20 дырок, неизменная косуха и Dimmu Borgir в плеере. И все равно — всегда выходило так, что этот непревзойденный заморыш был прав. Для учителей, родителей, пресловутых старых кошелок на лавке у подъезда... для всех.
На встрече выпускников, когда начались рассказы о полученных с разными каверзами дипломах и только что приобретенных, но, разумеется, очень крутых знакомствах, оказалось, что этот тупо помалкивающий, идиотски улыбающийся таракан успел выучиться на историка и сидел замухрышкой в аспирантуре. Ну какой нормальный человек пойдет в аспирантуру? Только этот ублюдочный вундеркиндер.
К тому же наш очкарик успел жениться. Его жена — похожая на тощую кобылу капризная стерва — наверняка вертела его гениталии как хотела, судя по дорогой косметике и туфлям. А от добродушного придурка все так же пахло свежеотглаженной рубашкой, и так же идиотски-идеально топорщились стрелки на брюках. Чем он ее подкупил? Может статьей на тему «Процентное соотношение белого и оранжевого цветов в погребальных одеждах древних пердусов», принесшей ему известность среди одного профессора и двух секретарш?
Его дурацкие очки преследовали меня. Не может быть, чтобы он был прав. Просто не может. Ведь он не человек, он умная вещь — утюг устаревшей модели, полуавтоматическая стиральная машина. Чего он хочет? Хочет ли чего-нибудь? Способен ли вообще чего-нибудь хотеть? Очевидно — нет. Только слепец не заметит, что таким, как он нельзя жить, почему тогда никакой случайный вонючий рыбовоз его не переезжает? Ведь такие, как он - не люди. Они ничто. Умненькое пассивное ничто. И они не могут быть правы.
Не встречаясь с ним, не видя его ежедневно, я все равно не могла избавиться от него. Он был в моих мыслях. Повсюду. Даже во сне. Даже в бреду. И даже подыхая от передоза в заплеванном подвале, я знала, что за кровавым маревом, застилающим глаза прячется его добренькая улыбочка, которая означает только одно: «А я прав!» Нужно исправить ошибку природы. Это необходимо.
Я не отрываясь смотрела в его лицо. Все время, пока это лицо дробили массивные кастеты. Все время - когда он упал, когда захлебнулся кровью, когда выгибался в агонии. Сквозь гримасу боли проступала та же самая неуместно-жалкая улыбка.
И случилось то, что америкосы и дорогостоящие психологи называют приступом паники. Все вполне объяснимо и лечится. Если нет под рукой «прозака», то глотком водки из горла. Если и не сразу, то после курса лечения — непременно пройдет.
И только я знала, что случилось на самом деле. Просто-напросто я поняла, что это не его в свете фар перечеркивают навсегда пунктиры земляных комьев с лопат. Это меня они перечеркивают. Теперь больше не будет меня, нас будет двое — я и этот очкастый заморыш — он станет частью меня. И что бы я ни делала, рано или поздно мне придется признать, что он всегда был прав. Прав своими верными ответами на всех школьных олимпиадах. Своей дурой мамашей, которая так им гордилась. Своей раскаявшейся шлюхой-женой... Всем. И всегда. Потому что теперь кто-то о нем заплачет.
И может быть, вспомнив его, помянут по идиотской традиции тихим незлобивым словом и меня.
Как он меня бесил! Всегда, с самого раннего детства. И во дворе, и в школе я не давала ему прохода. Просто не могла спокойно видеть его идиотскую добрую улыбочку, его толстые очки, вечно свежую, отглаженную рубашку. Он был таким правильным, до тошноты! На уроках всегда отвечал верно. Видимо, поэтому, чтобы доказать всем и вся, как он мне мерзок, я и стала такой: яркой, броской, как мне казалось, самоуверенной. Лучше быть неправильной, чем обычной: длинные черные волосы, пирсинг в брови, стилы на 20 дырок, неизменная косуха и Dimmu Borgir в плеере. И все равно — всегда выходило так, что этот непревзойденный заморыш был прав. Для учителей, родителей, пресловутых старых кошелок на лавке у подъезда - для всех.
На встрече выпускников, когда начались рассказы о полученных с разными каверзами дипломах и только что приобретенных, но, разумеется, очень крутых знакомствах, оказалось, что этот тупо помалкивающий, идиотски улыбающийся таракан успел выучиться на историка и сидел замухрышкой в аспирантуре. Ну какой нормальный человек пойдет в аспирантуру? Только этот ублюдочный вундеркиндер.
К тому же наш очкарик успел жениться. Его жена — похожая на тощую кобылу капризная стерва — наверняка вертела его гениталии, как хотела, судя по дорогой косметике и туфлям. А от добродушного придурка все так же пахло свежеотглаженной рубашкой, и так же идиотски-идеально топорщились стрелки на брюках. Чем он ее подкупил? Может, статьей на тему «Процентное соотношение белого и оранжевого цветов в погребальных одеждах древних пердусов», принесшей ему известность среди одного профессора и двух секретарш?
Его дурацкие очки преследовали меня: не может быть, чтобы он был прав, просто не может! Ведь он не человек, он умная вещь — утюг устаревшей модели, полуавтоматическая стиральная машина. Чего он хочет? Хочет ли чего-нибудь? Способен ли вообще чего-нибудь хотеть? Очевидно — нет. Только слепец не заметит, что таким, как он, нельзя жить. Почему тогда никакой случайный вонючий рыбовоз его не переезжает? Ведь такие, как он, не люди - они ничто! Умненькое пассивное ничто. И они не могут быть правы.
Не встречаясь с ним, не видя его ежедневно, я все равно не могла избавиться от него. Он был в моих мыслях повсюду. Даже во сне. Даже в бреду. И даже подыхая от передоза в заплеванном подвале, я знала, что за кровавым маревом, застилающим глаза, прячется его добренькая улыбочка, которая означает только одно: «А я прав!» Нужно исправить ошибку природы. Это необходимо.
Я не отрываясь смотрела в его лицо. Все время, пока это лицо дробили массивные кастеты. Все время - когда он упал, когда захлебнулся кровью, когда выгибался в агонии. Сквозь гримасу боли проступала та же самая неуместно-жалкая улыбка.
И случилось то, что америкосы и дорогостоящие психологи называют приступом паники. Все вполне объяснимо и лечится. Если нет под рукой прозака, то глотком водки "из горла". Если и не сразу, то после курса лечения — непременно пройдет.
И только я знала, что случилось на самом деле. Просто-напросто я поняла, что это не его в свете фар перечеркивают навсегда пунктиры земляных комьев с лопат - это меня они перечеркивают. Теперь больше не будет меня - нас будет двое: я и этот очкастый заморыш. Он станет частью меня. И что бы я ни делала, рано или поздно мне придется признать, что он всегда был прав. Прав своими верными ответами на всех школьных олимпиадах. Своей дурой мамашей, которая так им гордилась. Своей раскаявшейся шлюхой-женой... Всем. И всегда. Потому что теперь кто-то о нем заплачет.
И может быть, вспомнив его, помянут по идиотской традиции тихим незлобивым словом и меня.
(С) Surrealizm
я вам тут чючють посамовольничала посмотрите ежели интересно - мож чего сгодится одно скажу наверняка: прозак - это официальное название препарата, не жаргонизм; вы же не будете "анальгин" в кавычки брать? а вот "из горла" без кавычек - это получается из чьего-то вполне себе человеческого горла. а в контексте - таки жаргон. нуна в кавычки.
по тексту - весьма и весьма. обороты очень точные и меткие. язык острый. люблю так некоторая телеграфичность стиля, предложения по слову или два - не всегда оправданно, имхо.
а вообще - оч.понра.