Крузенштерны
От сна, навеянного сладким ананасом,
Разбужен я в мятежном Суринаме
Бамбуковых тромбонов трубным гласом.
В колониальной пробковой панаме
И в униформе цвета местной жидкой грязи
Я отдал должное слоновьим тропам,
Скрываясь от аборигенской мрази
Стремительной и злобной антилопой.
В минуты редкие тропических привалов
Спасали от отчаянья и сплина
Под крики кровожадных барибалов
Мечты о Родине и дисциплина.
Среди торосов, львов, болот и бегемотов
Скитался я изгнанником недолго:
Вернулись наши — злее бармаглотов,
Полны патриотического долга.
А ну-ка песню мне пропой, весёлый ветер!
Я — Крузенштерн в открытом океане,
Колумбус и Писарро в Новом Свете.
Теперь в побитой пробковой панаме
Я сердце вам несу, моя мадмуазэль.
Отдайте честь! Нам, крузенштернам, можно.
Доверьтесь мне, пугливая газэль,
Сомненья прочь и к чёрту осторожность!
Крузенштерны II
Когда, случайно попадя на бал,
В истэблишмэнт, как говорится, прямо
Из плаваний, из экспедиций — на привале
Оказываемся в прицеле светских дам,
Нас — крузенштернов, в сахарных песках
Охотничьим недугом поражённых —
Одолевает ассамблэйная тоска
От разговоров ваших — глупых и никчёмных!
Но что ж поделать? Так устроен мир,
Что настоящим крузенштернам тоже
Необходимо иногда творить кумиров
И делать вид, что их кокетливая ложь,
Искусно поданная на десерт,
Расплавила застуженное сердце,
Чтоб до того ещё, как кончится концерт,
Успеть испить свои желанья страстотерпца.
Что будет после, судит пусть Господь.
Иль дьявол! Настоящим крузенштернам
На это наплевать: «Нам только лишь Свобода —
Жена и мать, и девка! — говорил Жюль Верн. —
И двести тысяч километров за кормой!»
Прощайте, вас навеки не забуду
И имя ваше, мне не ставшее тюрьмой,
Я выскребу на склонах скал в Уабагуду.
(C) Дмитрий Ценёв
