Мертворождённый… Я родился неживой…
Мой труп сейчас лежит в железной миске…
Синюшный, недоразвитый и склизкий,
я – мёртвый… И не слышу жуткий вой
своей визжащей, обезумевшей мамашки,
от страха ставшей вдруг серее промокашки.
А мне уже не больно и не тяжко…
Я – мёртв… Взят подлой смертью под конвой…
Да мне не жалко эту тварь ничуть!
Семь месяцев я маялся в утробе,
но помню день, когда в животной злобе
она кричала старому врачу,
чтобы скорее сделали ей чистку,
и чтобы аккуратно, и без риска,
потом – готова даже под расписку,
что, мол, любые деньги заплачу,
а старый врач всё головой седой качал
и уверял, что слишком, слишком поздно,
пытался даже брови сдвинуть грозно,
но от бессилия внезапно замолчал…
Он много видел в этой жизни грязи,
бездушной, наглой, похотливой мрази,
но вновь цинизмом обожжённый разум
печалью неизлеченной кричал.
Так, выполняя сотни раз свой долг врача,
в преддверии кровавого финала
по смертным приговорам трибунала
он принуждал себя быть в роли палача,
кляня беззвучно клятву Гиппократа…
А что мамашка? Развернулась с матом,
в её мозгах-то – много ли ума-то?
Спасибо, что не тухлая моча!…
Мертворождён.… Пусть лучше так.… Ведь я бы
был изначально нелюбим отцом,
самовлюблённым приторным самцом
не первой свежести и с тельцем бледно-дряблым,
когда-то нюхавшим по подворотням клей,
теперь уже сидевшим на игле
и все пытающимся истину во мгле
найти, но чаще наступающим на грабли
своих амбиций… Падаль! Он был пьян,
когда с лицом, лоснящимся от жира,
в проеме между ванной и сортиром,
где анашой стелился приторный туман,
испортив в спешке молнию ширинки,
успел зачать меня на пошлой вечеринке,
за час до этого мамашку “сняв” на рынке…
Как видите, недолог был роман!
Мертворождён… Кто б мог предположить,
как безразлично созерцание муки
и боли этой корчащейся суки,
которая пыталась дать мне жизнь…
Скажи, какую?! Что смогла бы дать
больному отпрыску нелюбящая мать?
Ответ известен всем: умение страдать
в скупых объятиях апатичной лжи!
Я не прожил и дня, но я успел понять:
мне смерть дарована во избежание пытки
в вас пробуждать сочувствия попытки,
но вам не стоит сожалением осквернять
мою несостоявшуюся душу,
напоминаньем о себе я не нарушу
ваш праздник жизни, полный равнодушия.
К чему мне вас за это укорять?…
Я – мёртв!... Но я не требую отмщения
у тех, кто в вере превозносит смерть,
и, как за счастье, предлагает умереть
за эту веру – веру умерщвления,
которую, весь в обрамлении роз,
вам проповедует ваш щупленький Христос,
а вы его изображения взасос,
молясь, целуете в надежде на прощение!
Я – мёртв.… Но пусть звучит не реквием, а гимн!
Сейчас меня отправят в крематорий,
где в топке человеческих историй
я превращусь в золу, точнее – в пепел, дым,
и вы, вдыхая мой летучий прах,
вкус смерти ощутите на губах,
и ваш животный беспричинный страх
вам отзовется волосом седым…
Я – мёртв… И пусть я не сказал ни слова –
и никогда, понятно, не скажу –
я ненавистью вас не заражу.
Нет! Не желаю никому плохого!
Я умер не от вируса в крови –
я умер от отсутствия любви!…
Но я вам не судья, увы…
Не осуди, да не судим… Сурово
себя осознавать отбросом жизни.… Да!
Культя органики на алтаре печали
у вашей нищей и заплёванной морали,
в которой жизнь дешевле смерти… Ерунда!
Довольно! Мне смешна вся эта дребедень!
Я – мёртв! Но умирать я буду каждый день!
Я – среди вас, я – вы, я – ваша тень…
Мертворождённый!… Всё… Прощайте... Навсегда.
© Bomonster
