deep diver
Регистрация: 18.11.2008
Сообщений: 4,114
|
Внутри
Вторая конкурсная подборка
ВНУТРИ
Мужичок
Утром страшный кошмар, несколько раз повторявшийся ей в сновидениях еще до связи с Вронским, представился ей опять и разбудил ее. Старичок-мужичок с взлохмаченною бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая бессмысленные французские слова, и она, как и всегда при этом кошмаре (что и составляло его ужас) чувствовала, что мужичок этот не обращает на нее внимания, но делает это какое-то страшное дело в железе над нею, что-то странное делает над ней. И она проснулась в холодном поту.
(Л.Н. Толстой. Анна Каренина)
Опять ты слышишь этот звук: тук-тук, и заново - тук-тук. Я только сон, я лишь кошмар. Ты ждешь, пока уймется жар…
Уходит день, уходит свет, и чувства нет, и страха нет, твоей судьбы не изменить, порвется нить, порвется нить…
Недолги счастье и покой, тихонько следом за тобой крадется мрак, листая дни, и pas d'amour et c'est fini…
Не спи, я дерзкий мужичок, стучу железкой в мозжечок, неутомима пара рук: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…
Устал, и кажется, пора - опять закончена игра. Уже качаются в пути вагоны, господи прости…
Прошел один, пройдет второй, шагай вперед, ах нет, постой… Забыл сказать, забыл спросить: тебе не страшно уходить?
* pas d'amour et c'est fini… - любви нет, и все кончено… (франц)
Гений
«Умереть во имя идеи – это единственный способ быть на высоте идеи.»
Альбер Камю
Ты был изгоем, меченым, другим, уверенным магнитом неудачи, скорей не отогрет, чем нелюдим. Работал, как заезженная кляча, марая закорючками листки, валялся в одиночестве часами, носил на службу разные носки… А рифмы в голове кружили сами.
Ты в жизни никогда не рвался вверх, не замечал и не считал ступеней, и если запускали фейерверк, то в честь других. Ты оставался тенью и уходил то в воду, то в песок, сквозь землю, огородами, в болото, туда, где дуло трогает висок и петля в «Англетере» ждёт кого-то.
Кругами ада, словно по садам эдемским, ты спускался без опаски. Там на мольбу «Дай, Господи…» – «Не дам!» – звучало. Позабыв цвета и краски, ты полюбить пытался чёрный цвет, что не манил оттенками, как серый. Ты рисовал по памяти рассвет, переполняясь страстью, но не верой.
Тебя гнала как будто стая псов. Тащил в стихи и дьявола, и бога, не наблюдая бешеных часов, летевших мимо сбитого порога. Ты ничего доделать не успел, хотя, как заяц, мчался ошалело, барахтался в потоке мелких дел… а куча «сора» полнилась и зрела.
Ты никогда не прятался в норе, ты пёр, как танк инопланетной масти, и каждый раз участвовал в игре, сулящей дуракам слепое счастье. Ты шёл под гору, не жалея ног… И вдруг засада – верхние ступени!
…И опустился траурный венок на холмик ноунейм с дощечкой «гений».
Море
Ночью едва колышется море-сад и светлячки-кораблики в нем скользят. Сонно деревья-водоросли молчат, а в глубине мерещится чей-то взгляд…
Лунной дорогой лодочка уплывет. В жизни всему - свой ветер и свой черед. Северный носит тучи, ломает лед. Может, восточный утром к земле прибьет?
Над горизонтом алый открылся глаз. Зверь, просыпаясь, вновь караулит нас. Тихо крадется, ловит момент. Сейчас… Мягкий прыжок, «о боже, спаси…» Не спас.
Буря накрыла ялик, пробила борт. Где-то вдали волной захлебнулся порт. А на большой земле – тишина, комфорт. Вот где, казалось, гладь… А таился черт.
Выбор дороги, ветра и глубины. Смотрит из бездны кто-то, глаза честны: «Выплыть удастся – вот вам другие сны, только исходы, братцы, предрешены…»
Розовым морем стынет в джакузи кровь - смерть не обманешь, не победишь любовь. Буря в стакане, ласковый вой ветров… Люди - добыча моря, его улов.
Ночное кафе
Прозрачная вздыхает синева
над городом распластанным и знойным.
Дрожит и шепчет темная листва.
Поймав момент, становится конвойным
простая перепачканная кисть.
Уводит, хлещет грубыми мазками,
сечет штрихом, пытает, как садист,
распятый холст.
Пьют мелкими глотками
В кафе открытом граппу и коньяк.
Колышутся светильники в тумане.
А кисть, как обезумевший маньяк,
мешает охру в неостывшей ране.
В чернильных небесах - клубочки звезд,
на блюде – пара разомлевших устриц.
Художник здесь. И за него мой тост.
Вот блики - легче бабочек-капустниц
слетаются, танцуя под луной,
на ставни и обшарпанные стены…
Он, как всегда, безумец и изгой.
И винной карте чужды перемены…
Аннабелла
Вечер, озноб и близкая
морская гладь,
плачу, подушку тиская,
чтоб сны унять.
Белла, касаюсь снова я
твоих волос,
меркнет роса медовая
в кустах мимоз…
Если б родиться заново -
и умереть,
вечера златотканого
желать и впредь…
Белла, душа остывшая
тобой болит,
сны воскрешают бывшее -
в нем нет лолит.
Имя твое вторгается
в чужую явь,
память девчонкой мается,
шепчу: «моя…»
Просто скажи, ведь не было
проклятых лет?
Где - на земле, на небе ли -
наш общий след?
Амнезия
Я покупал тебе тюльпаны в цветочной лавке на углу, казался день немного странным, а в мыслях таял поцелуй…
Они дышали и краснели, был каждый влажен и раним, я взял еще пучок лобелий, букетик синеглазых нимф…
Ты мне являешься повсюду: идешь с работы и в кино, вот только память, как Иуда, грешит предательством давно…
Проходит ночь – передо мною опять белеет чистый лист. Эх, мне бы лучше паранойю… Но я - упертый оптимист.
Мне повезло – под утро верю, что ты, любимая, жива, а к ночи, пережив потерю, забвенья жду, как колдовства…
И покупаю по букету здесь ежедневно, и бреду на наше место, только нету тебя в сиреневом саду…
Детали вспомнятся под вечер, и повторится все опять: на кладбище – цветы и свечи. А утром - вновь свиданья ждать…
Овертайм
Когда ныряешь в синеву с разбегу и летишь навстречу
несложной мысли: «я живу», ты – как ребенок. И предтечей
грядущей жизни – цвет и звук, соленый вкус и запах йода,
и сотней шаловливых рук коснется ветер… Так природа
встречает новых игроков. На поле - жесткие законы.
Их непреложность студит кровь, но воздух все еще озоном
пропитан, лунным серебром блестит дорожка к горизонту.
Ты доплываешь – ни ветров, ни синевы… И мастодонтов
вокруг знакомые стада и озабоченные лица.
Финал нагрянет иногда, как перелетная жар-птица…
На третьем уровне игра еще волнует, все как прежде,
ружье стреляет на ура… в клочки последние надежды…
и попадает - нет, не в бровь, – в твой хитрый глаз, усталый байкер.
Четвертый уровень. Любовь! Блин, овертайм… на оверлайке…
Дементор
Петляет время много лет за мною по пятам,
рассвет – закат, закат- рассвет, круженье по следам...
Замедлит бег, помчится вскачь безумец на коне -
в седле качается палач и ищет путь ко мне.
Он должен в срок меня найти, известен день и час,
но то теряемся в пути, то путь теряет нас.
Хитрю, пытаясь обмануть, и путаю следы.
Он – кот, я – мышь, еще чуть-чуть - и сделаюсь седым.
Устали оба, наконец нам встретиться пора,
доносит ветер стук сердец, закончена игра,
мне не укрыться при луне, finita, я сдаюсь...
И понимаю, как во сне, что больше не боюсь.
Он появляется, и вот стоим лицом к лицу,
как странно – манит небосвод и нет вражды к ловцу…
Под капюшоном, в пелене – скривившийся оскал.
Дементор двинулся ко мне… и мимо проскакал.
Письмо с этого света на тот
Общий привет, дорогие, ну вот и опять осенью всем разлученным готовится встреча, чтобы засохшие стебли и листья убрать, чтобы купить у ворот поминальные свечи.
Помню, люблю и чем дальше, тем близость острей, чувствую ваше присутствие здесь непрестанно. Скрипнет ли кресло, послышится ль стук у дверей - память свернется клубком, чтоб зализывать раны.
Видите, дни так же странно текут, как тогда, только теперь о ребенке вы знаете больше. И не спасти, не укрыть от обид и стыда тех, чья любовь этой жизни бессовестно дольше…
Таксо-блюз
Когда наступит самый темный вечер, истошно взвоет ветер за окном, и все, о чем хотел сказать потом, придется отложить до новой встречи,
Когда завалит снегом все пути, и ты забудешь тех, о ком мечталось, опомнишься, что мало их осталось и завтра будет некуда идти...
Тогда… Или постойте, нет. Возможно, раньше, моросящим утром, ты не сумеешь кротким быть и мудрым или обронишь в реку амулет...
И вдруг поймешь, что все наоборот и все блефуют по своим законам, что счастья нет любимым и влюбленным, всегда напоминающим сирот...
Тогда ты просто вызовешь такси, отправив мейл: «taxi @ (собака) nebo», чтоб довезло до пункта «Где-ты-не-был» - без денег, за обычное мерси.
Оно придет. Указанный тупик Собачья Жизнь - знаком ему до боли. Там безнадежно греев ждут ассоли, однажды исчезая в один клик.
И ты взлетишь...
Морская звезда
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
(с) Ветровоск, Аквариумные ангелы
Вот ты рождаешься заново, первый шаг. Влюбляешься не в того, кто ответить сможет,
стыдишься себя, живешь - сам себе чужак, - покуда слепая нежность тебя не сгложет.
Ждешь и годами прячешься за свою беду - и наконец вырываешься из неволи…
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
Вот, потерявшись, в горестный лабиринт двое вступают, что были с рожденья рядом.
Мечешься, зная, что каждый уйдет один, а по пятам – та, что косит и дышит смрадом.
Молишь об исцелении, горишь в аду, только на миг забыться себе позволив…
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
Снова живешь. Привыкая, живешь один. Вдруг понимаешь, что просишь себе второго.
«Глупости, - думаешь, - всё чепуха и весенний сплин. Сгинуло столько просьб – не услышат
снова!» Как бы не так. Там созрел урожай в саду. Выбор немал, только ты засыхаешь, что ли…
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
Вот наконец можно плавать в чужой любви. Чем расплатиться? В рассрочку бы, понемногу:
нынче - копейку, а к празднику – рубль или три…
Тотчас тебе котенка подсовывают в подмогу.
Сразу теплеет. Ты шепчешь белиберду, крадешь у другого прошлое поневоле…
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
Только привыкнешь к штилю, поймаешь ритм и малюсеньких радостей, и плохой погоды…
Мир одичает вмиг - он уже горит, выкосив где-то жизнь… И сомкнутся воды.
Волны возьмут упавшую в черный песок звезду, сделав ее морской, пропитав ароматом соли…
Господи, господи, это ли ты имел в виду, когда говорил, что однажды не станет боли?
Точка невозврата
«Жизнь начинается тогда, когда мы впервые осознаем, как близок ее конец»
Новенькая высотка,
птицы летают ниже,
бабушка на балконе
смотрит за облака.
Двор - далеко, нечётко,
только безлюдье крыш и
сплошь дождевые ситцы,
облачные шелка.
«Если у них, пришельцев, -
думает баба Люся, -
будет сюда случайный
или урочный путь,
я полетать согласна,
хоть высоты боюся,
жизни осталась капля,
пусть полыхнет чуть-чуть…»
Кружат над ней тарелки,
плавают звездолеты,
боязно за штурвалом
лунного корабля.
«Да не дрожи, здесь мелко», -
дразнят её пилоты,
в ультразеленом спектре
тает вдали Земля…
Мы протечем, как реки,
тихо впадая в небо,
листьями улетая,
ливнями проходя.
Бабушка на балконе –
быль по дороге в небыль.
Высушит легкий ветер
утром следы дождя...
(с) Ариадна Радосаф
|