Писательские перлы одной книжки
Запись от Белая Голубка размещена 29.02.2016 в 13:49
Попалось мне тут произведение некоего А. Вилкова под названием "Инфернал". Даже так: "Infernal". Первую половину книги морщилась от удручающей и порой вопиющей безграмотности автора, а вторую половину - уже вовсю наслаждалась искрометным лингвистическим юмором. Погуглила сейчас - автор-то оказался психотерапевтом и даже сексологом. Имеется и сайтец с непритязательным названием "Доктор Алексей Вилков".
Так вот, о чем бишь я? Видимо, я все-таки ошиблась, заподозрив автора в лингвистической гениальности. Но это невероятно, правда, убедитесь сами! На каждой странице обнаруживается с полдесятка перлов из серии "нарочно не придумаешь", которые можно объяснить либо потрясающей языковой бесчувственностью, либо наоборот - удивительной чуткостью вкупе с незаурядным чувством юмора. Смело могу рекомендовать эту книжицу в качестве учебного пособия: этакого "тренажера начинающего редактора". Найдите, мол, фразу, звучащую как-то странно, и попытайтесь «сказать это более русским языком».
Давно известные и железобетонно устоявшиеся словосочетания, идиомы и отдельные слова применяются в таком неожиданном смысле, что диву даешься. (Грамматические ляпы на этом фоне как-то меркнут, несмотря на многочисленность и грубость. ) Некоторые страницы так и хочется приписать незабвенному Андрею Платонову, "Котлован" которого я мучительно пыталась одолеть под гнетом школьной программы.
Все мы люди-человеки, каждый можетлохануться опростоволоситься, но чтобы так систематически? Может, он все-таки сознательно это сделал? Боюсь, мне не узнать разгадки этой тайны. Попробую привести навскидку хоть какие-то примеры (не перелопачивать же всё!) Надо было записать самые классные...
Россыпи языковых фишек веселят безотносительно к содержанию. А книга мутная: разврат, смерть, висельники, некрофилы, мистика и психозы, гастарбайтеры-людоеды… Можно было, в принципе, догадаться о профессии автора.
Ох, на каждой странице куча, как же выбрать? Итак, внимание, юные редакторы и корректоры! Остальное, буде возникнет такое желание, сможете прочесть сами.
Я свободный человек, не имеющий штампа в паспорте и в ближайшие годы не собирающийся портить документы. Только печать о московской прописке увековечивает его священные белые страницы.
Девочка не соизволила подойти поближе, а лезть кубарем на сцену, чтоб стянуть с девочки трусики, ни одна вменяемая администрация не позволит.
Намечался разговор о важном, а получилась привычная Калигула.
Встать и идти к ней лень, но тело неприподъёмно. Затаившись, я жду, чтоб она сама увидела меня первой.
Она проходит в гостиную и застаёт меня неприлично развалившимся, задёрнув ноги на спинку дивана.
И только вечерами, обычно ближе к выходным или по субботам, она отправлялась в любимое поэтическое общество где-нибудь на Чистых прудах или Новокузнецкой и открывалась публике в своей музе.
Но четверостишия они строчили закадычные и даже отражали дух времени…
В завершение программы выступала сама новоиспечённая примадонна, с забвением читая свои творения.
И не смей подниматься с дивана. Мне придётся разделить постель одной. Сам виноват.
Сверху на меня падают холодные капли. Это качаются её распущенные волосы, награждая меня гроздями винограда.
От вида собственной тошнотворной массы рефлекс повторялся, и я извергал из себя всё содержимое, захватив начало кишечника.
– Ты людей жрёшь, паскуда?! – хрипел я, задыхаясь в самопроизвольных испражнениях.
Рашид достал два стакана, на дне которых плавала жилистая масса. Он выпрыснул её в стенку и всучил мне один стакан.
Честно, я не желал её убивать. Это наваждение. Кровью залило душу. Снасильничал, чуть не отправив девку в ад! (моё примечание: бил он ее, не насиловал!)
Адель опрокидывалась на спину, вымазываясь в гравии.
Отварим свояка, срежем мясцо, а потроха и голову – в мешок и в погребальню. Сказано – сделано. Наварил тогда Рашид полную кастрюлю человеческих отрубей.
Какой непорядок – машина на дне озера, в котором купаются дети. Страсть! Вдруг там скрывается преступление, хранящее в себе сгнившие останки убитых когда-то жертв.
Склочные облака, заполонившие с утра небо, к полудню рассеялись, оставив перистые следы, и солнце озаряло город лучезарным оптимизмом, как бы предвкушая чьё-то неминуемое воскрешение.
Память не отдают и не продают – её помнят.
Лизина могилка совсем юная, не заросшая полыньёй, но кустарники и полынь приближались к ней. Свежая земля покрылась газоном. С соседней могилы устремлял свои дебри размашистый репейник. Если не ухаживать и не полоть землю, через месяц могила зарастёт безвозвратно и покроется инеем.
Николаич громко кряхтел, раскуривая добротные папиросы, а я вдыхал дым ртом и забитыми ноздрями, раскуривая себя. Ноги перестали зудеть и растаяли от усталости. Ресницы захлопнулись, и я отключился в сон.
А у одного приятеля из конторы сожгли внедорожник. Влип паренёк и только утешал себя возможной страховкой. Тут я нехотя улыбнулся, вспомнив, что успел застраховать Маздочку, то есть выплаты предназначались и мне.
В горле першило, и гарь разъедала лёгкие. Жажда пролезала сквозь трахею.
Подъехал пустой автобус. Я помог бабке подняться, придерживая её трость, и усадил ближе к кондуктору, а сам забрался в самый зад.
Из бара выглядывали лукавые чернобровые глазки, которые я приметил ещё со входа.
Многое возвращалось на свои места – Амстердам, тусовки, ночные прогулки, дни рождения и стриптиз-клубы, турне по Европе – всё подчинялось одной цели, и со мной она проделала талантливый обводной реверанс. Но прожила со мной целый год, значит, любила меня! А я любил её погребальную татуировку, которой суждено было превратиться в предвестники разлуки.
Высадился я один, что и к лучшему. К чему эти бесполезные стажёры, партнёры и прочая мишура? Толку от них – ноль, но мороки на все сто. Выгодней справиться с делом одному, без шума и пыли. Я набил в этом деле оскомину, всё ж когда-то входил в пятёрку самых известных промоутеров столицы.
Но я принижаю себя – что-то я всё-таки делал, но как-то приторно, изрядно лениво и меланхолично – без мотивации. Босс же отвесил настоящую мотивацию – такую, что равносильна для меня отменой крепостного права.
Время прошло сполна. Я успел многое пересмотреть в своей жизни: стал терпимее, страсть улеглась, но под сердцем я по-прежнему носил её имя – Лиза Миндаль, а в портмоне хранил её старую фотографию, где она была молода, красива, желанна и жива.
Мимо меня проскальзывали приветливые американцы и сердобольные французы, и задорные латиносы, а где-то слышались и русские оклики. Я стал частенько оборачиваться и обличать ядерную смесь французского с нижегородским.
Пошёл по Гиндза пешком, наудачу, натыкаясь на прохожих и витрины магазинов и административных зданий, косился вверх, заглядывая в вершины небоскрёбов, рискуя свернуть себе шею, в лучшем случае – пару шейных позвонков.
На ресепшене принимала гостей другая девушка, но она тоже проводила меня причудливым взглядом, улыбнувшись почти как та первая, а я вышел на улицу и гадал, как японки научились так одинаково улыбаться.
Отель «Marth Moon» представлял собой высокое здание, модное и современное пятизвёздное строение.
Он предотвратил меня от глубокого запоя и дал мне последнюю возможность зацепиться за этот мир. Спасибо прорицательному начальнику моей прежней конторы. Я всегда буду его нескончаемым должником.
Не успев разглядеть гостиную, мы сразу спустились в подвал, где и располагалась просторная студия, а жилые убранства располагались наверху.
Студия Мисимы располагалась на юге Токио. Я легко затерялся и не соображал, куда катит его «Toyota».
На вкус рис слегка пересоленный и пресный, но я не гурман, чтоб улавливать мельчайшие нюансы его обработки, но есть можно.
Обратной дороги в кафе не предусмотрено, посему я решил прогуляться по токийским торговым центрам и прикупить памятные сувениры.
Незримый самурай в строгом тугом костюме с мобилой и затмевающих небо очках следил за нашим появлением, но виду не подавал, что я даже слегка напрягся, но Мики-то знала, что делает.
По её лицу пробегали нотки неудовольствия…
Одевалась она медленно, слащаво и аккуратно, будто демонстрируя стриптиз наоборот.
Чем пристальней я вглядывался в неё, тем красноречивей убеждался, что сама Лиза послала мне этот прощальный подарок.
Колени подкосились, и я упал навзничь, разбив их о доски, закрыв горящее лицо руками.
Она отступила от края беседки и сделала шаг мне навстречу. Я даже отстранился от ослепляющего трепета.
Страх потерять её вновь не давал волю эмоциям, и я переживал восторг и гнев, экстаз и уныние вперемежку со злостью.
По её грациозности и талии я угадывал в ней потерянную любовь.
(с) собрала Белая Голубка, 2014
Так вот, о чем бишь я? Видимо, я все-таки ошиблась, заподозрив автора в лингвистической гениальности. Но это невероятно, правда, убедитесь сами! На каждой странице обнаруживается с полдесятка перлов из серии "нарочно не придумаешь", которые можно объяснить либо потрясающей языковой бесчувственностью, либо наоборот - удивительной чуткостью вкупе с незаурядным чувством юмора. Смело могу рекомендовать эту книжицу в качестве учебного пособия: этакого "тренажера начинающего редактора". Найдите, мол, фразу, звучащую как-то странно, и попытайтесь «сказать это более русским языком».
Давно известные и железобетонно устоявшиеся словосочетания, идиомы и отдельные слова применяются в таком неожиданном смысле, что диву даешься. (Грамматические ляпы на этом фоне как-то меркнут, несмотря на многочисленность и грубость. ) Некоторые страницы так и хочется приписать незабвенному Андрею Платонову, "Котлован" которого я мучительно пыталась одолеть под гнетом школьной программы.
Все мы люди-человеки, каждый может
Россыпи языковых фишек веселят безотносительно к содержанию. А книга мутная: разврат, смерть, висельники, некрофилы, мистика и психозы, гастарбайтеры-людоеды… Можно было, в принципе, догадаться о профессии автора.
Ох, на каждой странице куча, как же выбрать? Итак, внимание, юные редакторы и корректоры! Остальное, буде возникнет такое желание, сможете прочесть сами.
Я свободный человек, не имеющий штампа в паспорте и в ближайшие годы не собирающийся портить документы. Только печать о московской прописке увековечивает его священные белые страницы.
Девочка не соизволила подойти поближе, а лезть кубарем на сцену, чтоб стянуть с девочки трусики, ни одна вменяемая администрация не позволит.
Намечался разговор о важном, а получилась привычная Калигула.
Встать и идти к ней лень, но тело неприподъёмно. Затаившись, я жду, чтоб она сама увидела меня первой.
Она проходит в гостиную и застаёт меня неприлично развалившимся, задёрнув ноги на спинку дивана.
И только вечерами, обычно ближе к выходным или по субботам, она отправлялась в любимое поэтическое общество где-нибудь на Чистых прудах или Новокузнецкой и открывалась публике в своей музе.
Но четверостишия они строчили закадычные и даже отражали дух времени…
В завершение программы выступала сама новоиспечённая примадонна, с забвением читая свои творения.
И не смей подниматься с дивана. Мне придётся разделить постель одной. Сам виноват.
Сверху на меня падают холодные капли. Это качаются её распущенные волосы, награждая меня гроздями винограда.
От вида собственной тошнотворной массы рефлекс повторялся, и я извергал из себя всё содержимое, захватив начало кишечника.
– Ты людей жрёшь, паскуда?! – хрипел я, задыхаясь в самопроизвольных испражнениях.
Рашид достал два стакана, на дне которых плавала жилистая масса. Он выпрыснул её в стенку и всучил мне один стакан.
Честно, я не желал её убивать. Это наваждение. Кровью залило душу. Снасильничал, чуть не отправив девку в ад! (моё примечание: бил он ее, не насиловал!)
Адель опрокидывалась на спину, вымазываясь в гравии.
Отварим свояка, срежем мясцо, а потроха и голову – в мешок и в погребальню. Сказано – сделано. Наварил тогда Рашид полную кастрюлю человеческих отрубей.
Какой непорядок – машина на дне озера, в котором купаются дети. Страсть! Вдруг там скрывается преступление, хранящее в себе сгнившие останки убитых когда-то жертв.
Склочные облака, заполонившие с утра небо, к полудню рассеялись, оставив перистые следы, и солнце озаряло город лучезарным оптимизмом, как бы предвкушая чьё-то неминуемое воскрешение.
Память не отдают и не продают – её помнят.
Лизина могилка совсем юная, не заросшая полыньёй, но кустарники и полынь приближались к ней. Свежая земля покрылась газоном. С соседней могилы устремлял свои дебри размашистый репейник. Если не ухаживать и не полоть землю, через месяц могила зарастёт безвозвратно и покроется инеем.
Николаич громко кряхтел, раскуривая добротные папиросы, а я вдыхал дым ртом и забитыми ноздрями, раскуривая себя. Ноги перестали зудеть и растаяли от усталости. Ресницы захлопнулись, и я отключился в сон.
А у одного приятеля из конторы сожгли внедорожник. Влип паренёк и только утешал себя возможной страховкой. Тут я нехотя улыбнулся, вспомнив, что успел застраховать Маздочку, то есть выплаты предназначались и мне.
В горле першило, и гарь разъедала лёгкие. Жажда пролезала сквозь трахею.
Подъехал пустой автобус. Я помог бабке подняться, придерживая её трость, и усадил ближе к кондуктору, а сам забрался в самый зад.
Из бара выглядывали лукавые чернобровые глазки, которые я приметил ещё со входа.
Многое возвращалось на свои места – Амстердам, тусовки, ночные прогулки, дни рождения и стриптиз-клубы, турне по Европе – всё подчинялось одной цели, и со мной она проделала талантливый обводной реверанс. Но прожила со мной целый год, значит, любила меня! А я любил её погребальную татуировку, которой суждено было превратиться в предвестники разлуки.
Высадился я один, что и к лучшему. К чему эти бесполезные стажёры, партнёры и прочая мишура? Толку от них – ноль, но мороки на все сто. Выгодней справиться с делом одному, без шума и пыли. Я набил в этом деле оскомину, всё ж когда-то входил в пятёрку самых известных промоутеров столицы.
Но я принижаю себя – что-то я всё-таки делал, но как-то приторно, изрядно лениво и меланхолично – без мотивации. Босс же отвесил настоящую мотивацию – такую, что равносильна для меня отменой крепостного права.
Время прошло сполна. Я успел многое пересмотреть в своей жизни: стал терпимее, страсть улеглась, но под сердцем я по-прежнему носил её имя – Лиза Миндаль, а в портмоне хранил её старую фотографию, где она была молода, красива, желанна и жива.
Мимо меня проскальзывали приветливые американцы и сердобольные французы, и задорные латиносы, а где-то слышались и русские оклики. Я стал частенько оборачиваться и обличать ядерную смесь французского с нижегородским.
Пошёл по Гиндза пешком, наудачу, натыкаясь на прохожих и витрины магазинов и административных зданий, косился вверх, заглядывая в вершины небоскрёбов, рискуя свернуть себе шею, в лучшем случае – пару шейных позвонков.
На ресепшене принимала гостей другая девушка, но она тоже проводила меня причудливым взглядом, улыбнувшись почти как та первая, а я вышел на улицу и гадал, как японки научились так одинаково улыбаться.
Отель «Marth Moon» представлял собой высокое здание, модное и современное пятизвёздное строение.
Он предотвратил меня от глубокого запоя и дал мне последнюю возможность зацепиться за этот мир. Спасибо прорицательному начальнику моей прежней конторы. Я всегда буду его нескончаемым должником.
Не успев разглядеть гостиную, мы сразу спустились в подвал, где и располагалась просторная студия, а жилые убранства располагались наверху.
Студия Мисимы располагалась на юге Токио. Я легко затерялся и не соображал, куда катит его «Toyota».
На вкус рис слегка пересоленный и пресный, но я не гурман, чтоб улавливать мельчайшие нюансы его обработки, но есть можно.
Обратной дороги в кафе не предусмотрено, посему я решил прогуляться по токийским торговым центрам и прикупить памятные сувениры.
Незримый самурай в строгом тугом костюме с мобилой и затмевающих небо очках следил за нашим появлением, но виду не подавал, что я даже слегка напрягся, но Мики-то знала, что делает.
По её лицу пробегали нотки неудовольствия…
Одевалась она медленно, слащаво и аккуратно, будто демонстрируя стриптиз наоборот.
Чем пристальней я вглядывался в неё, тем красноречивей убеждался, что сама Лиза послала мне этот прощальный подарок.
Колени подкосились, и я упал навзничь, разбив их о доски, закрыв горящее лицо руками.
Она отступила от края беседки и сделала шаг мне навстречу. Я даже отстранился от ослепляющего трепета.
Страх потерять её вновь не давал волю эмоциям, и я переживал восторг и гнев, экстаз и уныние вперемежку со злостью.
По её грациозности и талии я угадывал в ней потерянную любовь.
(с) собрала Белая Голубка, 2014
Всего комментариев 1
Комментарии
Если плохое настроение, абсолютно поганое, то это надо читать обязательно! "Сразу жизнь покажется иной.."
Умница ты , Наташа, большая. С уважением Нина Аманн. |
|
Запись от Нина Аманн размещена 18.09.2016 в 21:39
Обновил(-а) Нина Аманн 18.09.2016 в 21:47 |
Последние записи от Белая Голубка
- Как я проявила лингвистическую нечуткость (17.03.2016)
- Снимаю шляпу (11.03.2016)
- Писательские перлы одной книжки (29.02.2016)
- Как я шинировала нижнюю челюсть (11.02.2016)
- Фантики любви (11.02.2016)