в изоляторе
Регистрация: 22.10.2010
Сообщений: 5,743
|
Он обещал вернуться
..По пути в Швецию произошла вынужденная остановка, чтобы пополнить запасы воды и провизии. СУАР, джунгарская впадина, где-то на окраине Гурбантунгут. Несколько белоснежных юрт обнесены пеньками евфратского тополя. В одну из них входит незнакомец:
- Хэй, достопочтейнейшие аксакалы, – поздоровался он.
- Салам алейкум, уважаемый путник,– донеслось в ответ, - проходи дорогой, гостем будешь, хороший человек всегда к обеду приходит.
..Карлсон, снял странный рюкзак, поставив его у входа в жилище. Отыскал взглядом свободное место, вошёл и присел за круглый, низенький стол. За столом сидели три человека преклонного возраста. Они протянули ему руки и представились. Того, что был слева, звали Али. Расположившийся по правую руку, представился Хайрула. А третьего, что сидел напротив, величали Байрам. Карлсон деловито протягивая им руку, бормотал в ответ: “ летун всея Швеции”. Вокруг стола суетилась женщина, непрерывно помешивая шубат в большой деревянной плошке.
- Угощайся, уважаемый странник, - сказал Али, - мой дом всегда рад гостям. Байрам и Хайрула дружественно кивали.
..На столе стояли: большой железный разнос с отваренным бараньим мясом, объёмное блюдо с овощами, широкополая тарелка с горой заваленная тандырными лепёшками, глубокая плошка с шубатом и копчёная конская колбаса. И между всем этими яствами то и дело мелькали руки суетливой апайки, женщины, являющейся женой Али. Она разливала шубат, добавляла сурпу в чашки, и подливала зелёный чай в пиалы, следя, чтобы он не заканчивался.
..Насытившись, вся честная компания принялась за разговоры. Карлсону, разомлевшему от пищи и прохлады, доставляло большее удовольствие слушать разговоры мудрых аксакалов, нежели говорить самому. Он время от времени одобрительно поднимал руки к шаныраку, предпочитая отпускать немногословные фразы. И тут спор зашёл между Али и Байрамом, который останется у Карлсона в памяти на всю жизнь:
- А скажи мне, достопочтенный Байрам ага, кто главный в юрте? - начал Али, - я полагаю, что главный в юрте - это аксакал.
- Нет, уважаемый Али ага, главный в юрте - это казы (конская колбаса) – возразил Байрам.
- Нет, Байрам ага, самый главный в юрте - это аксакал, ходит он такой, понимаешь, по юрте, никого не трогает и его никто не трогает.
- Нет, Али ага, самый главный в юрте - это казы, лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает, и её никто не трогает.
- Нет, Байрам, самый главный в юрте - это аксакал, ходит он такой, понимаешь, по юрте, никого не трогает и его никто не трогает, никого не боится, и его никто не боится.
- Нет, Али, самый главный в юрте - это казы, лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает, и её никто не трогает, никого не боится, и её никто не боится.
- Нет, Байрам, самый главный - это аксакал, ходит он такой, понимаешь, по юрте, никого не трогает и его никто не трогает, никого не боится, и его никто не боится. Увидит твою колбасу, возьмёт её и съест.
- Нет, Али, самый главный - это казы, лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает и её никто не трогает, никого не боится и её никто не боится. Съест её твой аксакал, а она у него внутри циркулирует, циркулирует. Выпадет из него – и опять колбаса. Лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает и её никто не трогает, никого не боится и её никто не боится.
- Нет, сын шакала, самый главный - это аксакал! Ходит он такой, понимаешь, по юрте, никого не трогает и его никто не трогает, никого не боится и его никто не боится. Увидит твою колбасу, возьмёт её и съест. А она у него внутри циркулииирует, циркулиииирует. А он, понимаешь, голову в задницу засунет и пусть она там себе циркулирует.
- Нет, брат шайтана, самый главный - это казы! Лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает и её никто не трогает, никого не боится и её никто не боится. Съест её твой аксакал, а она у него внутри циркулииирует, циркулииирует. Засунет он голову в задницу, а она через рот циркулииирует, циркулииирует. Захочет дышать, вытащит голову, а она бах и выпадет. И лежит она себе, понимаешь, в юрте, никого не трогает и её никто не трогает, никого не боится и её никто не боится.
..В споре повисла многозначительная пауза. И Хайрула, будучи истинным правоверным, решил вступиться за хозяина достархана:
- Нет, достопочтенный Байрам ага, - но тут же прервался, подумав: не гоже аксакалу есть эту колбасу с пола. На секунду его посетила и другая мысль. Что можно было бы апайку заставить это съесть, но даже верблюдица Гюльчатай знает, что апайка в юрте не главный.
..И до того был поражён Карлсон услышанным, что невольно воскликнул:
- Den enes död, den andres bröd. (непереводимый Шведский фольклор)
Попрощался с мудрыми аксакалами , - “Ha det så bra!”, - и направился к выходу.
..И вспомнились ему: родные альпийские склоны, мирно пасущиеся на заливных лугах молочные коровы, свободная, вещая птица, живущая в раскидистых кронах сосен. И песня, которую с самого детства ему пела няня-феминистка, воспитавшая в нём ценителя плюшек и парного молока:
Я была сорок третьей в обратном порядке по риску -
Потому через опу пилюля свободы в финале .
Принимая в аналы кукушкину горькую сиську,
Мы у царственных лиц ниже пояса вольно со… са…
..Дыхание перехватило, перед глазами проплывали образы, той самой, единственной, которая ждала и верила, что он вернётся. А обжигающий ветер доносил из раскалённых песков пустыни милые сердцу слова:
Фрекен Бок всю ночь не спится,
Фрекен Бок блюдёт вполуха,
Прилетит ли бляха-муха -
Эта сволочная птица.
..И так стало невыносимо больно Карлсону. И вспомнил он: ту большую и тёплую, горькую, а временами сладкую… Внезапно его взгляд остановился на верблюдице, стоящей неподалёку. Без лишних разговоров Карлсон подобрался к животному и жадными губами впился в верблюжье вымя. Казалось, время остановилось… и миг блаженства длится вечно. Только, когда вымя стало пустым и дряблым, он оторвал от него свой ненасытный рот.
..Подошел к юрте, завёл в рюкзаке бензопилу “дружба” с пропеллером, накинул его на плечи и улетел. Но обещал вернуться.
(с) Ас Пупкин
Последний раз редактировалось АС Пупкин; 17.10.2017 в 15:08.
|