Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка

Вернуться   Стихи, современная поэзия, проза - литературный портал Неогранка, форум > Наши пациенты > Палата N5 : Прозаики > Читальный зал

Читальный зал крупная проза, романы и повести


Ответ
 
Опции темы

Необыкновенный роман

Старый 19.05.2011, 16:36   #11
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


7

Памятуя об обязательстве представить читателю всех обитателей учреждения, вернусь к первому утру в приюте, именно - к завтраку. Отведенное мне и Паше место представляло идеальный плацдарм для обзора.
Справа от меня Софья Александровна кормила надменного вида мужчину. Гражданин принимал пищу стоя, великодушно разевая рот после увещевания Софьи Александровны "ну, еще ложечку". Возвышался он римской статуей, вскинув подбородок, с выражением лица, точно на груди его сияла бриллиантовая звезда "Герой Вселенной". Предмет высокомерия Яши-столбика (так его зовут) - собственный нос, возведенный недужным мозгом в разряд абсолюта. В психиатрии подобная немочь квалифицируется как "эффект пятачка", весьма редкое заболевание. Человек часами пребывает в ступоре, демонстрируя себе и окружающим эту замечательнейшую часть своего тела. Яша совершенно не интересен как личность, ибо в прямом смысле не видит дальше своего носа.
Величественную трапезу Яши уравновешивал всклокоченный шатен средних лет. Ни на секунду не оставался он в состоянии покоя. Неведомые силы растаскивали беднягу в разные стороны: пока правая рука по сложной траектории вела ложку с кашей ко рту, левую заносило то на голову, то в пах, то за спину, пятка выстукивала морзянку, дергалась голова на тоненькой шее, вылезал изо рта язык, вразнобой поднимались и опускались плечи... Но, удивительно: броуновские эти движения не мешали процессу питания. С виртуозностью эквилибриста человек управлялся с завтраком, умудряясь не поронять ни приборов, ни пищи. Юра-саксаул - узнал я о нём позже. Он и впрямь похож на это растение - столь же сухой, и от пяток до макушки растаращенный во всех мыслимых плоскостях. Саксаулу было шесть лет отроду, когда с корнем выдернули его из родимой почвы и пересадили сюда. Причины тому две: клещевой энцефалит, переболев которым, Юра сделался таким вот неусидчивым, и алкоголизм матери.
Напротив меня дежурная няня кормила с ложки рыхлого парня с безобразно обваренным лицом. Каша была теплой, но он встречал каждую ложку странно: строил обиженную мину, а пообижавшись, с осторожностью навеки перепуганного человека дул в ложку, и только потом няня скармливала ему еду.
- Я в танке горел, - поведал он мне через набитый кашей рот.
История его дичайша, в нее невозможно поверить, но, уверяю вас, это сущая правда. Танка не было; был чайник кипятку, выплеснутый отчимом в лицо пятилетнему Вите.
Мальчик смастерил голубя из лотерейного билета и запустил его с балкона. В неизвестном направлении улетела "Волга" - ГАЗ-21 - которую полагалось получить по выигрышу, а озверевший отчим, окрестив пасынка кипятком, от его крика озверел еще пуще - схватил топор и отрубил малышу обе кисти, чтобы никогда не выпархивали из рук ребенка драгоценные голуби. Зверя посадили, мать упекли в дурдом, а Витя оказался в приюте. Говорят, первое время он всё приставал тут к каждому встречному и поперечному с просьбой "вернуть ему ручки", обещал, что он "больше не будет гуль делать". Ох, Господи, простишь ли Ты прегрешения люди Твоя?
Рядом с Витей-танкистом ел молодой человек, обличие которого я охарактеризовал так, как это испокон и метко делалось на Руси: деревенский дурачок. Такой непременно отыщется в любой деревне. Он и был из деревни - из Быстровки, что на берегу Обского моря; и понесла его невесть от кого такая же дурочка: родила, дорастила с грехом пополам до восьми лет, да и утопилась. Слава-мягкий. Ничего мягкого в нем первую пору я не приметил, ничего в Славином лице не радовало глаз, но вот ведь чудо: вышли после завтрака на улицу, он улыбнулся мне и сделался до того мил, что захотелось обнять его, как дети обнимают плюшевого мишку, и расцеловать. У Славы дар - красивый, сильный баритон. Он любит певать "Синюю вечность" из репертуара Муслима Магомаева. Устремив взгляд поверх сплошного забора - на юг, поет он, подразумевая, очевидно, под синей вечностью Новосибирское водохранилище, то самое море, куда канула мать.
"О море-мо-оре,
Преданным ска-алам,
Ты не надолго подаришь прибо-ой.
Море возьми-и меня-я,
В дальние да-али,
Парусом алым вместе с собо-ой!"
Славин ямб без привычки разобрать трудно, но от исполнения - летом мороз дерёт. Я отыскал на карте Новосибирской области городское водохранилище. Ни о каких морских далях и скалах говорить не приходится, но в десять лет, когда деревья глядятся большими, та длинная лужа, в которую бездарные временщики превратили часть прекрасной реки, могла казаться Славе морем.
И, наконец, Света. Почувствуйте красоту и смысл этого имени. Тогда, за завтраком, я принял Свету за пьяненькую няню, обратив на нее внимание в последнюю очередь: очень уж неприметна была эта женщина. Мышка, как есть - серая мышка, с черными бусинками глаз, маленького росту, в мышиного цвета ситцевом платьице. Отроду ей сорок один год, но выглядит на тридцать. У людей, страдающих детским церебральным параличом, существует прореха между физиологическим возрастом и паспортными данными. В приюте она старожилка, хоть и не вовсе сирота - есть старшая сестра, которая ее навещает и всё норовит забрать к себе. Но Света отказывается стеснять сестру и двух ее детей, ибо создана для самоотречения во имя други своя. Мать Тереза. Она, не разбирая, плох человек или хорош, помогает любому. "Как же так? - спросите вы. - Что за помощь от калеки?" В том-то и дело, что она уже не вполне калека. Была, была полным инвалидом, да видно за душу свою вознаградилась: потихоньку, потихоньку - стала хозяйкой своему телу, тотчас отдав его в услужение ближнему.

8

Обманется в ожиданиях тот, кто сочтет повесть мою за летопись приюта N. Слов нет, случаются тут события... и преинтересные, но я не возьмусь описывать их. И не в том дело, что не желаю я прослыть спекулянтом, подцепившим пером специфичный материал. Я имею право подцепить, поскольку шок, который, возможно, испытал иной читатель, пробегая взором предыдущие семь глав, есть лишь частичка того, что прошло через меня. Кто ж мне судья?
Нет, цель у меня иная. Задача странная. В силу своего дара синтезировать КТВасию и определять вектор событий, способных развиваться без моего участия, намерен я выбираться за пределы учреждения. Но не один, буду прихватывать с собою кого хочу. Зачем? Вот в том-то и соль. Мысль материальна, мысль - вещество; следовательно, согласно закону о сохранении вещества, если мне, к примеру, заблагорассудится сотворить на страницах необычных моих записок из Юры-саксаула второго Нуриева, а из Славы-мягкого - Ботвинника, где-то на Млечном Пути обязательно начнут жить два гения - танцор и гроссмейстер, своим существованием возмещая недополученное Юрой и Славой. Но, впрочем, с гениями я хватил; Юра останется Юрой, а Слава - Славой, я лишь немного подправлю их космических двойников.
Боюсь только, не гордыня ли хороводит мною? Шутка ль - формировать судьбы, состязаться с Создателем. Да нет, не горд вроде: и прощаю легко, и ложку каши пшенной приму с той же благодарностью, что ложку севрюжьей икры. Может, сидит кто на левом плече, подначивает, свесив поганый хвостик? Опять же - оглядывался и плевал трижды (попал Паше в ухо), и руками шарил - нету никого; а вот неодолимое желание показать слепому Илюхе радугу - есть; еще хочу быть свидетелем встречи Аркаши и Ассоль; мечтаю, наконец, отвлечь Яшу-столбика от замечательного его носа и, несмотря на то, что сейчас трещит январь в природе, подарить ему майскую рощу, чтоб услышал он, как по ночам безумствуют в ней соловьи.
Да, январь... Ошибся поэт. Зима - вот "унылая пора". Метель за окном, и в голове пастернаковское: "Мело, мело по всей земле, во все пределы..." Плакать хочется... Штатные дворняжки Шельма с Майкой - и те бродят по двору в слезах. Каша говорит, это мороз у них слезы давит. Врет. Вчера у сучек родилось по пять щенков (удивительно, где они тут находят для них пап?), а сегодня утром Митямитя побросал кутят в мешок и куда-то утащил. В сугроб, наверное, куда еще... Убил, стало быть.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.05.2011, 16:39   #12
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Смерть, смерть несут такие вот метельные дни.
Вот и через реку - в Рындиной деревне - похороны. Помер одноногий Рындин свекор. Пошел третьего дня в протоку удить лещей, да и угодил деревянным протезом-бутылкой в свою же лунку. Провалилась нога по пах - не вытащить, так на раскоряку и замерз.
В приюте скука. Мирон с утра на похоронах. И Коля-мудрый тоже. И Аркаша с Вовчиком-вольфом там.
Спрашивается, с каких пирогов Коля поперся на похороны в незнакомую деревню? И как Рында дозволила трём ущербным подопечным отправиться в рискованное предприятие через мерзлую Обь?
Да, в деревне той Мудрый не бывал отродясь, но с покойным Егором в знакомстве состоял. Свекор Рындин потерял ногу на лесосплаве - размозжило голень бревнами, дело простецкое. Да только сплавконтора объегорила Егора, уговорив того оформить травму, как бытовую. Наобещали за покладистость с три короба, а вышел пшик: пенсия по инвалидности 25руб.50коп. Так четырнадцать лет он на 25руб.50коп. и жил, пока о вопиющей несправедливости не узнал Мудрый. Ходатайства в райсовет, горсовет, облсовет, прокуратуру, письмо в ВЦСПС, и вот вам надбавка к прежней пенсии: 18руб.85коп. Егор закормил Колю копчеными лещами.
Что касательно Вовчика и Аркаши, то их отрядил я. Мирону внаймы. Только - тсс... А, впрочем, Рынде не до того; она в суматохе не заметит пропажи; она, знаю, занята перебиранием пяти килограммов риса на кутью, чтобы поминующие не переломали зубов о вьетнамские камни. А Софья Александровна лежит влёжку с ангиной. Остальным дела до Фили и Вовчика нет. А как, по-вашему, я должен был поступить? Мирону пьяного Колю с поминок в приют не дотащить, он сам нарежется до остервенения, ан - тут и подмога: Вовчик с Филею, плюс приютские цельносварные сани, на которых Мирон повез гроб, сработанный им Рындиному свекру.
Похоронить человека в деревне не хлопотно. Сложнее с поминками. На них не приглашают, на них идут, и идут, и, кажется, конца этому не будет; курит во дворе народ, ожидает очереди к поминальному столу, да вспоминает, каков Егор был при жизни. А каким он был? Хорошим. Что еще можно сказать о маленьком человеке? Тихий человек, да еще деревенский, всенепременно хорош: живет - никому на мозоль не наступит, помрет - оставит по себе легкую, как тихий листопад, память.
Мирон - распорядитель похорон - организовал все чин чином, колготился весь день, страшно устал, в обед скоренько напился и свалился в боковушке без сознания. Колю-мудрого хотели подпарить к Мирону на койку, да Коля спьяну заартачился, велел Аркаше и Вовчику погрузить себя в сани и везти, пока не стемнело, в приют.

9

- Ай, и сам я ны-ынче-е
Чтой-то стал не сто-ойка-ай!
Не дойду до до-о-ому
С дрружеской попо-о-ойки!
Человек, тянувший песню с пьяным надрывом, и впрямь не дошел бы до дому. Нипочем бы не дошел. Человека везла пара, налегающая грудью на лямку салазок. Сани, как и клен в песне, были заледенелые. Заледенела и пара, но то не была пара гнедых: салазки сквозь метель волокли замерзшие, как бобики, Аркаша Фридлянд и Вовчик-вольф.
- Ай, и сам я ны-ынче-е, -
начал заходить на второй круг человек, валявшийся в санях навзничь. Коля-мудрый возвращался в приют с поминок.
- Чтой-то стал не сто-ойка-ай!
Аркашка! Прикури папиросу! - бросив петь, потребовал Коля.
Филя то ли не расслышал, то ли невмочь было ему подставлять вьюге лицо, но просьба осталась неисполненной.
- Аркашка, черт! Слышишь?! Прикури папиросу, паразит!
- Счас прям, разбежался, - бранчливо пробубнил Филя. - Покурит и блевать начнет, знаю я... Возись тут с ним на морозе.
- Вовчик! - взмолился Коля пристяжному. - Вовочка! Прикури, родной!
Вольф на ходу покосился на Аркашу. Филя с деревянным лицом брел по переметенному снегом льду.
- Вова! Как мне херово! - простонал Коля.
На такую душевную рифму нельзя было не откликнуться.
Вовчик вынырнул из лямки, пошарил у Мудрого за пазухой пальто, выудил беломорину, прикурил и сунул ему в рот. Дед примолк, пару минут поглотал дым, сплюнул бычок и заорал:
- Нн-о-о, ссуки-и! Нн-о-о! Ломай мозги-и, ман ту марел!!
Наверное, почудилось одурманенному самогоном и табаком инвалиду, что мчит он на лихаче к Яру, к вычитанной у классиков бубновой жизни: с ее цыганами, осетрами и водопадами шампанского.
- Нн-о-о, ссуки-и! - неистово неслось в пурге.
Аркаша с Вовчиком послушно наддали. Становилось ясно: пурга сбила с пути. Ходу через реку полчаса, а берег всё не показывается.
- Оой, помираю! - бросив понукать, скоро запричитал дед. - Сто-ой! Тпру-у-у! А-а-а!..
Салазки стали легкими. Как и предсказывал Аркаша, Мудрому сделалось лихо, он кулем свалился с саней и осквернял во весь рот сахарный снег.
Постояли, подождали, уместили деда на сани, и уж рикши влезли в лямку, как Мудрый хватился своего костыля:
- Где костыль?! Ребята, костыля нету!!
- Ты, деда, его мертвому Егору подарил, - напомнил Аркаша. - Мирон сказывал, Егоров-то батожок не догадались на кладбище прихватить, а ты уж пьяненький был, взял, да и положил свой костыль в гроб. На том свете, мол, одноногому без костыля никак нельзя, а себе, дескать, завтра же через посылторг новый костыль выпишу.
- Ах, дурень старый, пропил мозги! Какой посылторг! Считай, ног лишился! Поворачивай оглобли, назад едем!
- Зачем, деда?
- Егора из могилы вынимать!
Эксгумация Егора показалась Филе и Вовчику диким мероприятием, но ребята развернули сани, заплутать в пурге выходило хуже.
...В сумерках оказались они на подступах к деревне. Уж мерещилась им горячая печка, уж чудился во рту вкус смородинного киселя и намасленных поминальных блинов... Ах, если б Аркаша и Вовчик разумели грамоту, да читали хорошие книжки, поостереглись бы следовать далее, поняли бы по мелькнувшим околицей мужским фигурам в синих жупанах и гайдамацких шапках со шлыками: деревня, которую покинули они два часа назад, оккупирована петлюровцами.


10

Выбили большевики Петлюру из Киева. Даже не выбили, а сам дал тягу Симон Васильевич из колыбели городов русских; вместе с хваленой "сынею дывызьей" удрал, не приняв сражения. Долго потом шатался по брянским болотам, без малого дивизию перетопил, повернул в Поволжье, помирал в тридцать третьем с голоду, перевалил через Урал - всё бёг. Путь его - в Монголию. Разживется он там злыми монгольскими лошадками, наберет орду, вернется и отобьет Киев.
И уж милая Украйна, как мечтал он, стала таки нэзалэжной, и уж расплевалась она с Русью, да и самой Русью правят не большевики, а как раз те, кого век назад до смерти засекали шомполами батькины хлопцы, а батько всё пробирается огородами до Монголии.
"Как же это?- спросите вы. - Через сто лет?! "
Даже не пытайте меня о том. Много чудного случается на свете... вот и не пытайте. Сам в растерянности... Знаю только, что без единого выстрела занял Петлюра сибирскую деревню, которую черта лысого ему захватить, если б население не перепилось на поминках по Егору.
Эх, Егор, Егор... дались тебе те костлявые лещи... Волокут теперь Аркашка и Вовчик сани с ошалевшим Колей прямиком к избе председателя, волокут под конвоем из двух гайдамаков. "Тримай их, хлопци!" - только и услышали путники и оказались в плену.
Над дверьми председательской избы жовто-блакытный флаг. Часовой с обрезом у крыльца.
- Хто це йде? - гаркнул он в темень.
- Хай живэ батько Пэтлюра!
- Ходы!
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.05.2011, 16:41   #13
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


В избе - допрос. Стоит председатель сельсовета пред Петлюрою навытяжку, едва жив со страху, и глазам не верит. Уж и руку себе исщипал чуть не до крови - не сон ли? Да какой это сон, когда жена Лариса, подавая на стол, норовит того вон здоровенного гайдамака грудями по спине шаркнуть, дура толстомясая.
- Так, говоришь, нет жидов в деревне? - лениво вопрошал Симон Васильевич.
- Никак нет, ваше благородие! - просипел председатель махорочным голосом.
Адъютант Петлюры, спину которого голубила грудями дура Лариса, степенно поднялся и отпустил допрашиваемому такого леща, что показалось председателю Петру Григорьевичу, будто изба опрокинулась.
- Есть жиды, есть! - заторопился, заглотал слова он. - Как не быть, всюду ведь... Сейфульмулюковы вон рылы от свинины воротют... Опять же - Прохоровы: дом новый поставили, под оцинковкой... К Сыромятиным - как не зайдешь, все лапша да курятина на столе, курятина да лапша...
Тут гайдамак угостил председателя второй оплеухой.
- Тебя, мерзость, не за то бьют, - пояснил он, когда изба у Петра встала на место, - что ты безвинных москалей под шомпола суёшь, а за "ваше благородие". Батько! Чуешь?!
- Понял... понял... как не понять. С Сейфульмулюковыми я тово, батько, переборщил, каюсь. Да и Прохоровы с Сыромятиными... Каюсь, батько!
- А сам-то, часом, не жид?
- Ей-Богу не жид, батько! Перекрещусь.
- На грамоты комсомольские? - атаман кивнул в угол, увешанный грамотами. - Ты по сути Иуда. Слушай же: лошадей накормить, хлопцев тоже, да гляди - без самогону. Исполнишь - жив останешься. На рассвете уйдем.
Только сунулся Петр Григорьевич к двери - бежать исполнять приказ, как в избу двое неизвестных внесли на руках третьего, следом ввалился гайдамак.
- Биля сэла спиймалы, батько, - сообщил он.
- Хто таки?
- Та бис их знае, мабуть - жидорва. Цэй ось, горбатый, - гайдамак безошибочно указал на Аркашу, - ей-ей - жидэня.
- Что ж это вы, хлопчики, товарища своего на руках пестуете? - спросил Петлюра пленников. - Он, небось, в бою ранен?
- Пьяный он, и инвалид к тому же, - огрызнулся Аркаша. - Чего расселся, расспрашиваешь тут... стул хоть подай.
- Погодь, Тарас, - остановил атаман адьютанта, страшно шагнувшего к обозленному Аркаше. - Выставь стул.
Колю усадили, тот мутно оглядел общество, утвердил взгляд на оспяном лице Петлюры, икнул, и вывалил, поминая, очевидно, Егора:
- Хорошо тому живется, у кого одна нога. Яйцо об ногу не трётся и не надо сапога. Угости папиросочкой, мил человек.
Петлюра на время окаменел, а потом грянул смехом:
- Ай да москаль! - чуть не рыдал он, шлепая ладонью по столу и маяча адъютанту, чтобы тот исполнил Колину просьбу. - Ай да бисов сын!..
Петр Григорьевич мелко заливался в кулак и поглядывал на батька, чтобы не пропустить, когда тот закончит веселиться.
- Кто ты есть таков? - отсмеявшись, поинтересовался Петлюра.
- Коля-мудрый, - с хмельной значительностью ответствовал дед.
- Мудрый... Ишь ты, важный какой... А я кто? Знаешь?
- Как не знать. Петлюра Симон Васильевич, собственной персоною.
- Ай да ну! - изумился батько. - Хлопцы мои сболтнули?
- Бухгалтер с Полтавы.
Петлюра покривился, чрезмерная осведомленность пленника пришлась ему не к душе.
- Ну, жидёнок, - отнесся он к Аркаше, - желаешь шомполов отведать?
Фридлянд не знал, кто такие жидёнки, и что есть за блюдо такое шомпола, но обиделся на тон, с которым к нему обратились.
- Сам ты жидёнок! - взвился он. - Гадость рябая!.. Гнида!!
Гайдамак, что привел пленников, занес кулак вколотить Филю в пол, но Вовчик оказался проворнее: вцепился страшной пастью в кисть детины.
- Ааэуу! - взвыл петлюровец.
Известно, чем завершился б этот вечер, но все вдруг заметили свежего человека, хотя определения "свежий" и "человек" мало подходили к тому, кто незнамо как и неведомо когда очутился в избе. В пороге, опершись на костыль Коли-мудрого, стоял испорченный тлением труп Егора. Покусанный воин глянул на мертвеца, басом выдавил: "ох, лышенько!" и начал сползать по стене на пол.
"Тик-так, тик-так", - довольные, что теперь их слышно, говорили ходики на стене.
Егор, ладно попадая то костылем, то протезом между "тик" и "так", распространяя тяжкий дух, подошел к Коле.
- Костыль вернуть пришел, - изрек он. Егор рта не раскрывал; голос - без оттенков, ужасный, утробный, шел изнутри.
- Матерь Бо..., - выдохнул Петлюра, но недовыдохнул, а завизжал дико, да сиганул сквозь стекло в окно, только его и видели; наторел, видно, атаман тикать за сотню лет.
Гайдамаки оприходовали два других окна. Петр же Григорьевич с женою, безобразно распихиваясь, навернули в двери.
Мертвый Егор обиженно наблюдал переполох.
В расхлёстанные окна рвалась метель, слышалась иностранная речь. Коля, разиня рот, примёрз к стулу; Аркаша с Вовчиком, размётанные по разным углам удиравшими хозяевами, зажав носы, не отрывали глаз от трупа.
- Костыль вот принес, - повторил Егор. Он прислонил костыль к Коле, затем вздохнул мирно, как лошадь.
- Да как же, Егор..., - начал оживать Коля. - Ты ведь мертвый... Ты же мертвый?
Егор поглядел на Мудрого, как на несмышленыша, сказал:
- В отпуске я. Пожаловали пять минут за пятерку по физкультуре. У меня, сам знаешь, два класса третий коридор, а нынче десятилетку догрызаю.
- Так ведь тебя сегодня только, тово...
- У нас, брат, законы Эйнштейна не работают. Ну, мне пора.
- Обожди, Егор, постой, - взмолился Коля. - Как там?
- Всяко... Придет время, узнаешь... Не торопись.
Пришлец под те же "тик-так" похромал к двери, там обернулся и попросил:
- Ты, Коля, вот что: бражкой меня не поминай. И Мирону то же накажи. У меня от бражки изжога, - сказал и вышел, словно его не было.
Тем временем басурманский гомон, влетевший на крылах вьюги в побитые окна, перерос в гвалт, и в избу поналезли полуголые люди в чалмах.
Мудрый уж ничему не удивлялся. "Йоги, - сообразил он. - На звон стекла набежали". И точно: индусы скоренько наколотили пятками оконного стекла, повалились спинами в колючки точно в перину и погрузились в нирвану.

11

Обидно. В кои-то веки на село, где и прыщ на бабкином носу обсуждается обществом два дня, свалилось нечто, да вот надо ж: продрыхла, прохрапела деревня и нашествие Петлюры, и каникулы новопреставленного отличника Егора, и ночной моцион йогов на битом стекле. К утру лишь порожние проёмы окон в избе председателя напоминали о невероятных событиях ночи, и если кто и мог бы порассказать о них, так были те свидетели ужас как далеко: Егор - известно где; банда Петлюры, с перепугу лупя во все лопатки ночь напролёт, очнулась в овраге близ поста ГИБДД в Кыштовском районе; а йоги, почуяв в четыре двадцать две пополуночи крупную аварию на стекольной фабрике в Чехии, схватили ноги в руки и находились теперь на подступах к Праге.
Петр же Григорьевич с дурой Ларисой, изрядно поплутав по дальним полям, зарёю попросились Христа ради к Сейфульмулюковым, где и словом не обмолвились о том, что пережили. И хоть средний Сейфульмулюков - востроглазый Равиль - углядел таки сумасшедшинку на фиолетовых лицах председательской четы, и хоть чета хором завопила, убоявшись закопчёного старика Сейфульмулюкова - деда Рината, ходившего до ветру в их отсутствие, и втиснувшегося в двери спиною, облаченной в ароматный ватник, Равилем было принято на веру объяснение ночных визитеров: неизвестные хулиганы побили окна, и ночевать в избе стало боязно.
А где ж Коля-то Мудрый со товарищи?
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.05.2011, 19:14   #14
Неприкаянный читатель
 
Аватар для Нильс-ойка
 
Регистрация: 04.06.2009
Адрес: Урай, ХМАО
Сообщений: 3,740
Записей в дневнике: 10

Re: Необыкновенный роман


Секрет:

Сначала было путался в многообразных выражениях, но оторваться не мог.
Цитата:
Сообщение от Игорь Бекетов Посмотреть сообщение
Четвертый наш друг - горбатенький с двух сторон алигофрен Аркаша Фридлянд по прозвищу Филя, хотя по виду он натурально поросенок Пятачок.
Если это опечатка, то правильным будет олигофрен.
Цитата:
Сам же сам оказался Адольфом Гитлером.
"Сам" лишнее.
Великолепная работа. Дочитать бы.
Нильс-ойка вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.05.2011, 21:45   #15
буквоед
 
Аватар для Муза
 
Регистрация: 18.04.2007
Адрес: ЯНАО
Сообщений: 1,115

Re: Необыкновенный роман


Секрет:
охх... сначала очень резали слух постоянные реверансы читателю: да не подумайте, да не воспримите... думала - тягомотина предстоит викторианская.
ан не бросила. о чем душевно не сожалею.
чудесный текст.
блохов вам потом будет.
вы пишите :-)
по медицине... волчья пасть - она только по названию страшная. на самом деле снаружи ее не видно - это щель в небе. очень часто случается в тандеме с заячьей губой.
Муза вне форума   Ответить с цитированием
Старый 20.05.2011, 12:00   #16
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Секрет:
Спасибо, Ниль-ойка!

Вы правы, достаточно одного "сама", только нужно взять слово в кавычки. А олигофрен опечатка.
Ниже сливаю еще несколько глав - всё, чем располагаю. Вторая часть романа пишется.

Спасибо, Муза!

Цитата:
Сообщение от Муза Посмотреть сообщение
сначала очень резали слух постоянные реверансы читателю: да не подумайте, да не воспримите...
Учту, постараюсь вырулить.

Цитата:
Сообщение от Муза Посмотреть сообщение
волчья пасть - она только по названию страшная. на самом деле снаружи ее не видно - это щель в небе. очень часто случается в тандеме с заячьей губой.
Всё верно. Но, видимо, бывают исключения. В одном из телерепортажей показывали такого парня, ему не сделали в младенчестве операцию, с него и абрис. Вот, нарыл в Сети фото, посмотрите [Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи. ].
Думаю, без хирургического вмешательства из этого ребенка как раз и взрастет подобие Вовчика.
Очень надеюсь на Вашу помощь в ловле блошек.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 20.05.2011, 12:02   #17
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Доподлинно известно следующее: как только стайка йогов, прилабунившись на битом стекле, отошла в нирвану, Мудрый распорядился убираться из разоренной избы. Не секрет и то, что троица благополучно добралась до Егорова дома, мало того - вошла в сени, и там исчезла без следа.
Ну, скажите, можно ль затеряться человеку на двенадцати квадратных аршинах? Так ведь не одному - нескольким! Рында слышала говор в сенях, и Колин голос узнала, и, наскоро одевшись, вышла дать ему нагоняй за то, что не спит он в приюте, а шарашится невесть с кем ночью в неположенном месте, а в сенях - никого! Да что ты будешь делать! Разве поискать?.. За кадкой? - нет. В кадке? - тоже нет. В ларе с мукой? - тьфу ты, гадость какая! там только с перепою от жены прятаться. А шкап-то! Треть сеней занимает, а на глаза вот только попался. Там они! Открыла Рында шкап и ахнула: одна половина доверху забита бананами, а во второй - стоймя - мокрая байдарка и Колин костыль - тоже мокрый, будто Мудрый минуту назад вплыл в сени по январской Оби. А ведь вчера еще в шкапе кроме свёкоровых ношеных ватников, да мышиного помету, было - шаром кати. Не иначе, враг рода человеческого приложил лапу. Точно - он. Потому как сто килограммов бананов - куда ни шло, но вот байдарка - с костылем вместо весла - это слишком. И хоть руководила Рында в девичестве кружком юных атеистов, и хоть состояла прежде в КПСС, а перекрестилась. Перекрестившись же, захлопнула двери окаянного шкапа, из недр которого тут же гаркнуло:
- Рыба!
Охти! Да разве ж можно оставаться доброму человеку в этакой свинской избе? Никак не можно! Пусть в ней пьяный Мирон дрыхнет! И Рында, как была налегке, так и вдарила, подвывая, по селу. Показательно то, что принесли ее босые ноги не куда-нибудь, а к Сейфульмулюковым, полчаса назад приютившим председательскую чету.
- Шайтан! - чертыхнулся придремавший дед Ринат на заполошный стук в окно.
Что происходило потом в татарском жилище, куда на исходе ночи начала сбегаться деревня, неизвестно.


12


- Рыба! - Коля-мудрый треснул о стол доминушкой, которая тут же обернулась живым карасем.
- Да, действительно, - партнер по игре почесал зелёную щеку, - опять продул. Ну, ты и хват! Целый шпильман. Зря я с тобой связался, не нужно было тебя в шкап заманивать. Позволишь?
- Лопай, чего там.
Проигравший ухватил трепыхавшегося карася за хвост, разинул пасть, и точно в ведро кинул туда рыбину.
- Вкуснее "лысого", - признался он, сглотнув.
- Знамо дело, - согласился Мудрый, - какой вкус в бильярдном шаре. А почто ты жрёшь все подряд?
- Нуу, жрёшь..., - обиделся всеядный доминушечник. - Мне, право, как инженеру, неловко даже.
- Прости, не знал, что ты инженер.
- Да нет, это я к слову. Мне мои проигрыши спать не дают, ночью под простыню лезут, так я их того - в пузо. Тоже, конечно, неудобство, да что делать, продулся - плати.
- Истинно, сэр.
Тот, кого Коля назвал сэром, порозовел от удовольствия. Он пошарил в кармане брюк и выудил оттуда здоровенный арбуз:
- От нашего стола - вашему! Подходите, господа, - пригласил он Аркашу с Вовчиком, скромно притулившихся в сторонке, - не жмитесь по углам, кушайте ягоду. Режь ее, Коля.
- Нечем.
- Лже-инженер нагнулся к ноге, посопел, справляясь с узлами, и подал Коле шнурок от башмака:
- Бритва!
- Вот и люди бывают, как этот шнурок, - приговаривал Мудрый, пластая вкусно потрескивающий арбуз. - На быстрый взгляд - ангел, а копнешь глубже - крокодил. Так вот и жрём друг дружку, и конца этому не видать.
- А когда настанет конец? - спросил Аркаша.
- Когда?.. А вот пока в цирке у зрителей не перестанет мелькать вопрос: "откусит лев башку укротителя или позволит вынуть ее из пасти", конца не будет. Понял?
- Нет.
- Ну и не надо. Тебе это ни к чему.
- Ох, и вкусная курица! - нахваливал арбуз Колин знакомец, уплетая за обе щеки. - Сахарная! - вместо арбузных семечек он и впрямь сплевывал в волосатый кулак преогромные куриные кости. - Уфф! Хватит, а то из шкапа не вылезу. Ну-с, прощайте, не поминайте лихом, может, свидимся когда..., - он стал выбираться из-за стола.
- Э, нет! А должок? - напомнил Мудрый.
- Не должен я ничего, ни единого даже тугрика не задолжал. Руки-ноги я тебе починил? - починил. На байдарке по Нилу катались? - катались. Да еще бананов надрали, сколько влезло. Чего ж еще? Я с байдаркой за язык тебя не тянул, лишь подивился такому желанию. Иные-то, знаешь, бессмертия требуют, оно у вас на первом месте, а что я - Бо..., - тут Колин знакомец нехорошо икнул и прикусил слово.
- А что еще просят? Денег, небось?
- Их. Миллионы подавай. А я и даю. Что мне, вафлей жалко? Пусть себе трескают на здоровье.
- Это что ж, пачки купюр потом в вафли превращаются?
- В "ананасные". Они самые вкусные. Я ведь лишенец, капиталом не располагаю. От казны меня оттерли за пристрастие к азартным играм и алкоголю, да еще и посекли, сволочи... Мыкаюсь теперь по свету, как не пришей к... как неприкаянный. Какой с меня спрос?
- Ну-ка, ребята, берите арбуз, доедайте в сторонке, - распорядился Мудрый. - Мы наедине побеседуем.
О чем договаривались Коля и диковинный его приятель, Аркаша и Вовчик не слышали, хоть и навостряли уши. Коля о чем-то просил жарким шепотом, оппонент ему отказывал, и один раз даже показал Коле шиш, на который тот немедленно плюнул. После этого торг пошел напористее, так, что стало возможным разбирать отдельные фразы.
- ......сделай прежним, - настаивал Мудрый, - .....твою мать! .....скоро сдохну, а ему жить. ...... Эгль..... я обещал... ......Асс.... под алыми парусами.
- ...... мою мать! ......... рехнулся. Только-только человеком стал!
- Я всегда им был.
- Обалдуй ты, а не человек. Сейчас устроить что ли?
- Нет. ...... ромашки..... .......до той поры ты должник.
- Ну, будь по-твоему.
- Обожди! Позволь напоследок чечеточку сбацать. Всю жизнь мечтал.
- А сумеешь?
- Во сне делаю - будь-будь!
- Под крутится-вертится шар голубой сможешь? Оченно мне эта мелодия ндравится.
- Да с нашим удовольствием. Делай! С выходом!
Со всех сторон начали стекаться звуки скрипок, виолончелей, духовых и ударных инструментов; они объединялись, вырисовывая тему. Коля поднялся, прошелся - стройный, подтянутый, помолодевший - дорожа каждым движением, по шикарно убранной зале, в которую вдруг превратилась скудная комнатенка. По-цыгански подбирая рукава кителя, приглаживая ладонями волосы на голове, он прислушался к старинной мелодии, которая уже вполне сложилась, и - с четвертого такта:
Крррутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть!
Нет, это был не степ. Не знал такой чететки свет! На сияющем малахитовом полу, без слов, выговаривалась телом песня. Коля, рассыпая сапогами дробь, спрашивал адрес зазнобы; пришлепывая ладонями по груди и голяшкам сапог, отвечал на вопрос; приблатнённо расшаркивался на запятых; подпрыгивал мячиком на восклицательных знаках...
Известно, у песни этой пять куплетов, но Мудрый не был бы Мудрым, если б не присочинил еще двадцать пять. Слова чудесным образом складывались в строфы и стелились в головах обмерших зрителей. Обо всём рассказывалось там: о горе и радости, о любви и ненависти, о разлуках и встречах - о жизни... Это были ошеломляющие стихи.
Колин знакомец, наблюдая уму непостижимое "здравствуй и прощай", в конце последнего куплета не сдержался, всхлипнул, нос его раскраснелся, так он, спохватившись, на коде сбил кулаком хрустальные капли со щек, достал из-за пазухи литровую банку чернил и сунул туда нос, после чего чернила выпил.
- Хорош, - сказал Мудрый, отплясав. - Я готов, милорд.
Заплаканный милорд нацелил ультрамариновый нос на Колю и проговорил, как палкой прошелся по плетню:
- Обчтыба хай! Йцукенгдролгфывапролджэ!
Колины ноги подкосились, руки вывернуло, и он бы свалился на щелястый измызганный пол, явленный на смену малахиту, но оттуда вырос костыль и уперся Коле подмышку.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 20.05.2011, 12:07   #18
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


- Ааа, привет, - поздоровался он с костылем, и прежней развинченной походкой подковылял к зрителям.
- Каково я сбацал? - спросил Мудрый, напрашиваясь на похвалу.
- Ты плясал, деда, а у меня в мозгах слова нарождались, и я - то плакал, то смеялся. Но я эти слова позабыл уже, - признался Аркаша.
- И я, и у меня, - подхватил Вовчик, - и я позабыл...
- Ну, вы тут вспоминайте, а мне недосуг, - чего-то осерчав, засобирался фальшивый милорд. - Это ж надо, - бубнил он, вчетверо сворачивая стеклянную банку из-под чернил и засовывая ее в карман, - до чернил дело дошло. Третий раз уже.
- Расскажи напоследок, как было, с чернилами-то, - попросил Мудрый.
- Щас прям, разбежался. Ишь, ухи развесили... Когда Джордано Бруно жгли!
- А еще?
- Хрен вам с маслом, не скажу!.. Пристали, гадство... Тыщщу девятьсот шестьдесят семь лет назад, вот когда! С тех пор и пить начал, и курить, и играть на интерес! Вся жизнь кувырком пошла... Мама дорогая! - вскрикнул он, указав пальцем вперед.
Коля, Аркаша и Вовчик обернулись, головы их закружило, придавила тошнота, свет померк, а когда лихо схлынуло, они обрели себя у подножия знакомой лестницы, ведущей на вершину яра, туда, где чернел забор приюта.
...Долго шлепали Вовчик с Аркашею мокрыми внутри пимами по лестнице; тяжко им было волочь и себя, и Колю, и цельносварные салазки вверх по нескончаемым ступеням. И уж взяли они суконные шапки в зубы, и уж распахнули фуфайки, да где там! - мокры ребята от пота. Валить бы с них пару, как с ломовых лошадей, но такое никак невозможно в тридцатиградусную жару, посреди звенящего птичьими голосами лета, в котором вдруг очутились они.

13

- "Шипр", - определил Мудрый, ступив на территорию богадельни. - Не иначе - цирюльню открыли.
Со всех сторон разило парикмахерской. Они прошли немного, когда увидели, как из двери котельной вышли два оленя: увенчанный роскошными рогами самец и важенка. Телка виновато поморгала на пришельцев чудными ресницами, бык же, кося недобрым глазом, справил малую нужду, чихнул, после чего увел подругу за жилой корпус.
- А ну, пойдем... поглядим, какой это Сухов..., - сказал Коля.
На пути стали попадаться плоские флакончики из-под одеколона "Шипр", всё чаще и чаще, и скоро троица шла по ним, как по брусчатке. Вовчик наддал ногой один пузырек, стоящий стоймя, тот, описав дугу, приземлился в заросли лопухов, откуда немедленно послышалось злое хрюканье. Повернули на звук; подошедши, увидели, как из лопухов вырос бюст человека с раскосыми глазами, плюским носом и черными, как крыло ворона, прямыми волосами. Человек был смертельно пьян. Он вяло поводил ладонью по голове, куда угодил зафутболенный Вовчиком флакон, затем нашарил под собою точно такой же, но на треть с мутно-зеленой жидкостью и, запрокинув голову, прирос губами к горлышку. Высосав до капли, он принялся дергаться телом и тихонько взвизгивать:
- Йейхь!.. Йейхь!..
- Это у него вместо закуски, - сказал Мудрый. - Однако, вредно для здоровья. Шипр рафинадом заедают, а вот тройнячок - тот мануфактурой занюхивают.
- Какой мануфактурой? - полюбопытствовал Аркаша.
- Рукавом. И чем дольше одежда не стирана, тем лучше закусон. Ах, ты!.. - спохватился Коля, поняв, что проговорился. Засорять молодые умы вредными гастрономическими откровениями он считал недопустимым.
Тем временем не умеющий пить одеколоны человек перестал подвизгивать, повесил голову и пожаловался себе в грудь:
- Ёпаный атекалон... Сапсем, плять, шизни нет, - после чего повалился в лопухи.
- Эвенк, - вывел Коля. И те два оленя его будут. Только как они тут очутились?
Размышления Мудрого прервал гул множества копыт. Из-за жилого корпуса вынеслось стадо оленей. Стало тесно и страшно. Животные мигом оттерли троицу друг от друга. Коля был сбит с ног, сидел на земле, совал во все стороны костылем и шипел:
- Кыш! Кыш пошли, суки! Инвалида затопчете!
На жалкое это кышканье звери не обращали внимания и напирали.
- Ааа! - заблажил Мудрый. - Ребяты, спасайте! Щас в землю вдолбят!
Но те пособить не могли - сами вертелись волчками меж оленей.
- Эвенк, ёпаный атекалон! - заорал дед. Но тот и ухом не повел, а вот олешки, услышав родные слова, насторожились.
- Ёпаный атекалон! Ёпаный атекалон! - начал вопить Коля, поняв момент. - Как там у Федосеева?.. А! Мод! - и пошел чесать - в нос - точно заправский каюр: - Мод! Мооод, плять! Моод, ёпаный атекалон!!
Мудрый гундосил до тех пор, пока олени не успокоились, и не принялись пробовать на вкус лопухи. Он отогнал теленка, который пристроился сосать полу его драгоценного пальто, и ожидал товарищей.
- Вот, дети мои, - наставлял он ребят, пока те поднимали его и охорашивали, - учитесь читать, ибо лучшее, что создало человечество - есть Литература. Она спасла нам жизни. Вашим образованием я займусь непременно, а сейчас обследуем жилой корпус, это безлюдье в приюте мне не по душе.
В коридоре жилого корпуса воняло. Отвратного духа не мог перебить даже аромат "Шипра", распространемого семью ртами людей, одетых в кухлянки. Четверо валялись без памяти на полу на приютских байковых одеялах, и если бы они как две капли воды не походили на того, что дрых в лопухах, сходство с пьяными козаками Запорожской Сечи было б невероятным - так живописны были позы. Еще двое, усевшись по-турецки лицо в лицо, молча таскали друг друга за смоляные волосы, горючие слёзы текли по их лицам. Седьмой же - то ли бабка, то ли дед - курил трубку и кормил коричневой портяночной грудью младенца. Учуяв чужеземцев, малыш выплюнул грудь и пропищал:
- Атекалон, плять, а не молоко!
- С молоком впитывают, - пожалел малыша и всех алкоголиков-детей Мудрый. - Ты чего так ругаешься? Ц-ц-ц... Ай, нехорошо, ай стыдно! Еще и ходить не умеешь, а уж выражаешься.
- А ты умеешь ходить? - поинтересовался грудничок.
- Как же, - Коля приосанился, - я - взрослый.
- Вот и иди на *** отсюдова, а то...
Неизвестно, что еще выдало бы адово дитя, но бабкадед заткнул ему рот грудью.
Вонь становилась невыносимой; к тому же юный матерщинник отчаянно сучил ножками, зло пучил глазёнки, и всё норовил выплюнуть невкусный сосок, чтобы завершить бедовую фразу. Мудрый решил внять совету малыша и убраться подобру-поздорову. Вышли на улицу. Коля был грустен, качал головой и сетовал:
- Вот ведь как... Вымирает замечательный, ни в чем не повинный народ. Прав был Диоген - мудрый осётр бочковой - когда говорил людям: одумайтесь..., - однако, о чем предостерегал человечество мудрый осётр Диоген, осталось недосказанным. Из двери котельной выглянула голова Мирона, опасливо посовалась по сторонам, после чего дед с высокого старта во всю прыть понесся в направление покойницкой.
- Мирон! - крикнул Мудрый. - Мирон!!
Тот остановился. Когда унялась поднятая им пыль, он увидел Колю.
- Куда вы подевались, черти?! - спросил Мирон, дробно подбежав. С головы до ног он был измазан углем. - С утра вас нет! Тут такое творится..., - дед обвел троицу безумными очами.
Мудрый соображал, что ответить. Вывалить сейчас Мирону правду, значило добить ополоумевшего друга.
"С утра..., - выстраивалось в его голове. - Стало быть, вчера они виделись. Разумеется, виделись. На Егоровых поминках. Но куда пропали полгода, долженствующие отделить вчерашний январь c мертвым Егором от сегодняшнего июля, полного пьяных эвенков?"
- Сколько будет два плюс два, Мирон? - спросил он.
- Ты что, Коля, сдурел? Семь конешно, а то сам не знаешь!
- Понятно...
- Чего тебе понятно?! - взвизгнул Мирон. - Ничего тебе не понятно! Из обслуги я один в приюте! Куда все делись? Где вы шлялись в пОльтах и пимах в такую жарень?!
- Мы на лодке мимо крокодилов в трусах плавали. У-у, страшные! А в пимы потом обулись, - встрял Аркаша.
- Цыть! - оборвал его Мудрый. - Сними-ка с меня пальто, да ступайте с Вовчиком в котельную раздеваться, а то цыплят в штанах выведете.
- Не надо в котельную, - воспротивился Мирон. - В покойницкую дуйте, там теплые вещи нужны.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 20.05.2011, 12:09   #19
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


- С каких пор в покойницкой теплые вещи понадобились? - спросил Мудрый, когда ребята ушли.
- Саксаул там, Федя, Витя-танкист, Коля-ляля и Надя. Остальных я в погребе спрятал.
- Зачем?
- Война, война..., - несвязно забормотал Мирон, потом коротко всплакнул. - Думал, бросил ты меня, - подскуливал он. - Где был-то?
- Гербарий в лесу собирал. А ты? Куда бежал из котельной?
- Куда глаза глядят! Бражки хлебнуть зашел, потому при таких делах без бражки нельзя. Зашел, а там... этта... любятся двое возле топки...
- Оленеводы, что ль?
- Олени!! Он-то - ка-ак зарычит! Сполз с неё, и ну меня будать! Уж таскал меня по углю рогами, уж таскал... чуть до смерти, сука, не забудал! Я пыли угольной горсть захватил, да в морду ему кинул. Он пока чихал, я в каморке-то и заперся. Так он, гад, давай в дверь ломиться, думал, высадит! Ох, и злющий!
- А ты б спасибо сказал, стащи тебя с бабы? Теперь я понял, отчего стадо взбесилось. Это вожак был, его проделки. Мы ведь, Мирон, из-за твоего бражничества едва жизней не лишились. Как тут оленеводы оказались?
- А я знаю? Утром, едва свет, чу - гомон на улице. В окошко глядь: мать честная! - полон двор оленей, и люди чужие хозяйничают, как в своем огороде. Вышел гнать их в шею, так меня малец так обматерил, что не знал я, куда бежать со стыда! А ведь кроха совсем, зубов нет, ссытся еще, а так лается. Это бабка, на деда похожая, его научила; дрянь бабка!
- Нет, Мирон, тут дело сложнее, тут, брат, генетика.
- Э-э... так он и тебя обложить успел.
- Некоторым образом. А что за мерзостью в корпусе воняет?
- Оленеводы в душевой в ванну нассали и оленьи шкуры там замочили, а потом давай одеколон дуть.
- Да, так делается у народов севера.
- Но в ванну-то зачем ссать?
- А нехрен было лезть к ним с нашей ё***ной цивилизацией! - обозлился Мудрый. - Понастроили пятиэтажек в тундре! Сами, б***дь, того гляди, передохнем от всех этих микроволновок и компьютеров, и других за собой утащим! В чем эвенки, или кто они там будут, виновны? Это мы их споили, мы уничтожили! Ты думаешь, зачем я себя в этой глухомани законопатил? Что мне, идти некуда? Пропал бы я? Да с такой башкой, как моя, нынче озолотиться можно! Но я не мыслю себя в их цивилизации; и раньше тошно было, а теперь и подавно. Мы с тобой, Мироша, счастливейшие люди! Парадокс, но добра, чистоты и истины больше здесь - в убогом нашем приюте, почти дурдоме, чем в городах, где в почете говнотёрки, замешанные на вселенских иллюзиях! С вами у меня мир в душе; мне эти вонючие алкаши эвенки, дурачок Аркаша, обрубок Коля-ляля и все, все, все - родня, а те - иллюзионисты - чужаки. Пусть эвенки гвоздят в нашу ванну, пусть дубят в ней шкуры, не навсегда же они здесь; их вообще скоро не станет, они вымрут вместе с уссурийскими тиграми. Ты это понимаешь? Это же страшно, Мирон!
Едва ли Мирон понял то, что нечаянно выплеснулось из Коли. Он впервые видел друга таким и таращил теперь глаза. Мудрый, как казалось, подросший на время спича, выговорившись, обмяк.
- Так говоришь, из обслуги нет никого? - спросил он.
- Ни единого.
- И Софьи?
- И ее. Вчера отужинали, всё чин чином, спать легли... Да чего я тебе рассказываю, сам помнишь.
- Мы пили с тобой вчера?
Мирон подозрительно глянул на приятеля:
- Четыре дня не пьём. Ты ж ведь и запретил.
- А Егор, свёкор Рындин, помер?
Мирон начал икать.
- Или не помер? - допытывался Мудрый.
- Ты, Коля, того... Почто живого человека хоронишь? Ты меня не пугай. Я и без тебя в штаны наложу. Тут такое творится...
- А что, собственно... Ну, забрели с Колымы оленеводы, с кем не бывает. Безобидный народ.
- Какие оленеводы! Пойдем, чего покажу...
Добрались до дальнего ограждения. Мудрый припал глазом к щели в заборе и обмер. Векового ельника, что окружал приют с тыла, как не было; все пространство до горизонта сияло: это солнце, тысячи раз отраженное от надраенных доспехов слепило глаза.
Армия стояла, не шелохнувшись, беззвучно, и оттого становилось особенно страшно.

14

- Видишь? - подскакивал за Колиной спиной Мирон. - Одуреть!
- Идеальное построение! - восхищенно прошептал Коля.
- Кто это?
- Похоже, римские легионы. В свинью выстроились, как перед атакой.
- Что им от нас нужно?
- Понятия не имею. Давно они здесь торчат?
- Хрен их знает... Притаились, будто мыши. Я бы и не чухнул, да копьё оттуда прилетело. Я, аккурат, в уборную пошел; только дверь открыл, слышу, свист в небе, да нехороший такой! Вверх глядь: палка из-за забора мне в башку летит. Едва поспел к очку шмыгнуть, аж калошу потерял; копьё - шмяк! и калошу насквозь. Гляди, - дед снял резиновый башмак и просунул палец в дыру на подошве, - года не относил.
- Не греши, пожалел дерьма. Лежать бы тебе сейчас у сортира, к земле пришпандоренному.
- К копью письмо было примотано, но я ничего в нём не понял. Москва, Арон какой-то... Вот, сам читай, - Мирон развернул перед Колей свиток.
- Э, да тут гекзаметр, - сказал Мудрый. - Не зря римляне греков воевали, нахватались культуры. Слушай, - и стал читать нараспев:

Трепещи град Москва, отягченное златом гнездИще,
Кое прибыл забрать-захватить Александр Великий!
О сокровищах тех мне поведал Арон Моисеич,
Честный муж, повстречавшийся неподалеку Одессы.

Не советую вам отпираться и врать, что беззлатны,
Ибо клялся Зевесом и Герой Арон Моисеич,
Что полны закрома ваши тайные желтым металлом,
Он же путь указал за две меры имперских талантов.

И как только промчит ослепительный Феб лепокудрый
В огненосной квадриге своей чрез зенит небосвода,
Я разрушу мечом и огнем непокорный ваш город,
Коль добром не положите в ноги мне ваших сокровищ!

- Коротко и ясно, - подытожил Мудрый.
- А мне не ясно.
- Сколько до полудня осталось?
- Полчаса.
- Если через тридцать минут мы не отдадим римлянам золотые запасы приюта, нас с землей сравняют. С Македонским шутки плохи.
- Да откуда ж у нас золото?
- Москвы без золота не бывает.
- Так то - в Москве.
- Арон наврал Македонскому, что мы и есть Москва.
- Вот сука!
- Отчего сука? Он разумно поступил: и беду от Одессы-мамы отвел и нажился попутно.
- А зачем он их запутал, с Москвой-то?
- Сложно сказать... Может, соплеменников у него в Москве много. Евреи молодцы, плотно держатся; русским бы так - давно б с карачек поднялись. Вынь карандаш из кителя, - Мудрый выпятил грудь, - и становись раком, головой к забору. Буду императору ответ писать.
Коля пристроился на твердой, как столешница, спине Мирона, и через десять минут послание, сработанное на обратной стороне свитка, было готово:

О, Александр, воитель земель и народов,
Богоподобный владетель поднебного мира!
Ты понапрасну свершил свой поход небывалый,
Гнуса кормивши собою, тонувши в болотах.

Хоть и страшимся, а всё-таки правду откроем:
Здесь не Москва, не Калуга, и даже не Тула.
Местом, скуднейшем, чем наше, лишь будет "Отгонка" -
Станция, что прилепилася под Тогучином.

Боги свидетели: тут прозябают в лишеньях
Скорбные телом и мозгом больные калеки.
Зря посетил ты чертог этот нищий и сирый,
Крепко тебя обмишулил Арон Моисеич.

Если не веришь, пошли сюда центуриона,
Пусть убедится он сам: поживиться тут нечем.
Тонна угля и картофеля центнер не могут
Быть той добычею, что подобает герою.

Если желаешь набрать себе злата без меры,
То развернись и ступай на закат поскорее,
В сторону ту, где скрывается Феба квадрига,
И не отлынивай с этой стези ни на йоту.

Так и дойдешь к декабрю до Москвы вожделенной:
Града корыстолюбивого, падшего низко,
Ибо, не низость ли есть отбирать у народа?
Это постыдно, отчизна нам мачеха будто.

Но заклинаю тебя я Венерой и Фавном:
Зла не чини там, расправы кровавой не нужно,
Лучше - нахлопай ты кой-кому ножнами жопы,
И передай эти строки, авось устыдятся.

С этим, позволь распроститься владыка Вселенной
С войском твоим, и с тобою отдельно, воитель.
Пусть тебе скатертью будет ко злату дорога.
(Встретишь Арона, не верь ему, снова надует.)

- Где копьё?
- У сортира торчит.
- Тащи сюда, ответ на нём перекинешь. Потом беги выводить личный состав из убежищ, построй в одну шеренгу у покойницкой, да накажи, чтоб молчали, когда инспекция с обходом придет. А то, помнишь, позапрошлый год? Ляпнул ведь Мишка-полковник санэпиднадзору, что от хозяйственного мыла у них головы чешутся.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 20.05.2011, 12:11   #20
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


- Что ты! - перепугался Мирон. - Зиму без казенного мыла сидели, пока родина разбиралась. На Софьиных деньгах выезжали.
- Неплохо бы дары гостям пожаловать.
- Хлеб-соль, что ли?
- Посущественнее.
- Олени вон, - дед кивнул на стадо.
- Стыдись, Мирон. Это чужое. Оленей - по уму бы - в лесу вместе с эвенками спрятать, так ведь и леса уж нет, как в землю провалился. Что еще ценного имеется?
- В погребе картошки шесть мешков и ведро морковки. Эх, узюму бы с медом преподнесть, да ключ от кладовки у Митимити, а где он? - ищи свищи. Может, одеялы им байковые отдать, если их эвенки не проссали?
- Точно! Но только половину, себе надо тоже оставить. Да выбери, слышь, какие поплоше, а хорошие в покойницкой в гроб спрячь.
- Обидются.
- Это дипломатический ход. Пусть видят нашу нищету, глядишь, пожалеют.
- А давай их завтраком накормим, сечка с утра осталась, пуще разжалобим.
- Опасно. Понюхают, скажут, отравить хотим. Всё, Мирон, дуй за копьём. Еще надо успеть дыру в заборе проделать для делегации.
...Через пять минут дротик, который необразованный Мирон принял за копьё, со свистом понес в стан неприятеля ответное послание. Мирон выломал четыре доски в ограждении, прикурил Коле папиросу и унесся исполнять другие его распоряжения.
Мудрый едва успел выплюнуть окурок, как через брешь в заборе, точно в сад за ранетками, по очереди втиснулись два здоровенных немолодых воина. Лица ратников были вспаханы боевыми рубцами, а роскошное облачение, выдавало в них центурионов. Военачальники оказывали невозможный почет третьему мужу - человеку, лет двадцати пяти. Чтобы он достойно смог войти, ратоборцы высадили в ограждении еще три доски. Этот воин был одет проще, но по его властному взору, и по тому, как ладно сидел на голове статного красавца двурогий золотой шлем из "Джентльменов удачи", Коля понял: пред ним - Александр Великий.
- Приветствую тебя, о, Александр, на сибирской земле! - напыщенно изрек Мудрый, шлепнул костылем по голяшке сапога и склонил плешивую голову.
Император, молча, разглядывал Колю. Центурионы, как собаки, тянули изуродованными носами одеколонный воздух.
Вдоволь насмотревшись на представителя земли сибирской, Александр прошелся взглядом по территории: по лопухам, по куриной слепоте, по эвенковским оленям, как на грех высунувшихся из-за корпуса, по строениям приюта... Потом снял шлем, почесал затылок и сказал просто:
- Надул, мошенник.
- Абрам-то? - подхватил Коля.
- Арон, - с тоскою поправил император.

Конец первой части.

(С) Игорь Бекетов
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 22:10. Часовой пояс GMT +3.



Powered by vBulletin® Version 3.8.6
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Права на все произведения, представленные на сайте, принадлежат их авторам. При перепечатке материалов сайта в сети, либо распространении и использовании их иным способом - ссылка на источник www.neogranka.com строго обязательна. В противном случае это будет расценено, как воровство интеллектуальной собственности.
LiveInternet