марти, поменяй, плз.
Стоял унылый затяжной ноябрь. Башмаки бабки Дуни то взлетали к серебристой туманной перспективе с очертаниями многоэтажек, сгрудившихся на другой стороне городского озера, то опускались к взрытому сырому песку. Бабка Дуня каталась на качелях. Она не занималась этим с детства, и теперь навёрстывала упущенное. Качели на облагороженном в прошлом году, пляже, поставили хорошие, высокие. Но теперь некоторые уже превратились в обрывки цепей, потеряв сиденья, хотя, пара качелей всё ещё была в состоянии доставить кайф одинокому путнику.
Одинокий путник, вернее, путница, бросив рюкзак у одного из столбов, болталась, словно маятник, на одном изуцелевших аттракционов. Она совершенно не ощущала холода – оказалось, что для того, чтобы качели раскачивались, нужно трудиться. И пока бабка Дуня болталась между небом и землёй, в мире происходило много интересного. Возле рыжей щетины камышей, банда ворон пировала примёрзшей к ночному льду, уткой. Они ходили по тонкому ледку, возле добычи которая, уже оттаяв, болталась, как поплавок, уронив голову в воду и показывая бледные пятки.
Остальным уткам было наплевать. Они толпились у моста, где зеваки кидали им булки. Утки тоже пировали.
Какой-то мужик прошёл через пляж к воде, выпил, глядя вдаль, бутылку пива, выкурил сигарету и ушёл.
Бабка Дуня всё качалась и качалась.
Появился ещё мужик с бабой и ребёнком, которого посадили на соседние качели и какое-то время катали. Вскоре ушли и они.
Напротив, в огороженном загоне для купальщиков, на мели, с упоением плескалась стая довольных, объевшихся ворон.
Бабка Дуня всё болталась, то в одну сторону, то в другую. Это звучало, как музыка. В одну сторону была нота «по», и перед глазами бабки Дуни вставал взрытый ногами катальщиков, сырой песок с втоптанными пивными пробками и завязанным в узел, презервативом. В другую – нота «фиг». Этот «ф-ф-фиг» с ледяным ласковым свистом летел в лицо, и являл бесцветное небо с одиноко парящей вороной и башмаками бабки Дуни. Движение туда-сюда, в одну, потом в другую сторону, складывалось в музыкальное слово «пофиг».
Когда «пофигов» набралось где-то за миллион - бабка Дуня не считала - она слезла с качели, повесила на спину рюкзак и пошла восвояси. А невидимый дирижёр снял свой потный сюртук, повесил его на освободившееся сиденье, и пошёл кормить уток, всё никак не желающих катиться отсюда на йух, в африку, к чёртовой бабушке.