Эгоистины
...и каждый стих - удар, звучащий: "Нате вам!",
и каждый слог сиреною: "Подъем!".
Хочу о коллективном бессознательном,
но всё равно выходит о своем.
Я искренен (то более, то менее),
но разве в том виновен я вполне,
что личные мои местоимения
порою применимы не ко мне?!
И вновь в финалах текстов вижу то,
с чего когда-то я так бойко начинал...
Любил идти от частного - до общего,
но проиграл и не попал в финал.
Ведь спели до меня: "Гори, гори, моя
звезда!", причем задолго до меня...
Поэты, словно кофе, растворимые,
рождаются, как сполохи огня:
березки, канделябры да соцветия,
любови, акияны да моря...
Лихие кубометры бессюжетия –
чем не стезя? - да только не моя.
Не то чтоб я - свидетель обвинения;
кто я такой, чтоб грозно обличать?!
Но право на бесхитростное мнение
мне ближе, чем молчания печать.
Коль высказаться мне еще не поздно, я
взнуздаю застоявшихся коней.
В чужой душе - потемки. Ночь беззвездная.
Кто я такой, чтоб что-то знать о ней?!
Нет, я не поверяю истин спорами;
кругом полно неведомого мне...
И не гожусь я в Юнги с Кьеркегорами;
не примеряю фрейдовы пенсне.
А ежели ищу - так только мира я,
и врыто в землю острие копья.
Зажим и скальпель, души препарируя,
не попрошу у подмастерий я.
В другие судьбы с носорожьей грацией
не ткну я любопытствующий нос.
Дай бог с самим собою разобраться бы,
найдя ответ хоть на один вопрос.
Отдав другим сонеты, оды, тристии
(пусть будоражат кровь и дух пьянят),
я сам пишу одни лишь эгоистины –
простые, как мычание ягнят.
Пишу с себя, да так и будет далее,
пускай судьба мне попадать впросак –
не для меня туника и сандалии
да миртовый веночек в волосах.
И я не оптимист. Скорей, признаться, я –
отчаяннейший скептик, господа.
Восторженной и бодрой интонации
вам от меня не слышать никогда.
Я не певец чужого, заоконного,
и только сам себе властитель дум...
Скорей, я ‘-‘ рецептура желчегонного, -
чем сладкий мед или рахат-лукум.
Не вижу свет. Лишь иногда - мерцание.
Люблю покой души да тишь аллей...
Я аллергичен к знакам восклицания.
Мне знаки вопрошения милей.
Пишу о том, как мы себя истратили,
безбожно постаревшие юнцы...
И если у ТАКОГО есть читатели -
они мне братья.
Сестры.
Близнецы.
(с) Александр Габриэль
Есть стихи и стихи. Это – из разряда продукции «ручной» сборки, после прочтения которой остается послевкусие и желание перечесть – а вдруг я что-то важное пропустил. Или – не так понял. Или – авторская позиция не совпадает с моей. Или – совпадает. Мне нравятся именно такие опусы, созданные чувствами, поверенными Разумом. Это – присказка.
Теперь – сказка
Общее – стих – хороший, с рифмами,
аллитерациями, мыслями... Но столь ли он замечателен, как кажется при первом прочтении? Заслуживает ли он те три аплодисмента, которыми наградил его Одинокий Волк?
Хитрый нынче автор пошел – загонит все в телеграфную ленту, зашифрует, как Штирлиц – и читай, читатель, как хочешь. Знаю, сам грешен. Но штука тут такая, что зануды, вроде меня, произведут ведь дешифровку. И что же мы видим?
ЧЕТЫРЕ раза автор эксплуатирует один и тот же изящный (в малых дозах) прием рифмовки «*** я» с чем-то подходящим:
поздно, я – беззвездная
мира я – препарируя ; копья – подмастерий я ( в одном катрене !!! )
признаться, я – интонации
Если даже считать последние две рифмовки приемлемыми, то общее количество Яков – на мой взгляд, перебор явный.
Есть и еще, на мой взгляд, не лучшие рифмы, скажем «моря – не моя», «грацией – разобраться бы» (красиво, но испорчено грубым Бы), «впросак – волосах» (что-то цепляет), «господа – никогда» и, наконец «юнцы – близнецы» (ну, не хватает здесь одного ЦЫ, ИМХО).
Почему рифмы, возможно, проходящие в других местах, здесь режут слух, как скрежет пилы в концерте – так это потому, что полно рифм богатых, музыкальных, при чтении которых и создается то послевкусие музыки.
Теперь о содержательной части.
Итак, во первых же строках сего Манифеста ( а это, несомненно, произведение из такой категории), автор бросает вызов ВСЕМ словами ВВМ: «Нате вам!». Ну, что же, вызов, так вызов, всем, так всем. И, видимо, автору есть что сказать всем.
Ан, уже в третьей строчке, стыдливо, на попятный – хочу о коллективном, а получается – о своем. Очень легко понимаемый отсыл к г. Черномырдину, если кто помнит : «Хотели, как лучше, а получилось – как всегда». Тогда, к чему эпатаж первых двух строк? Кому «Подъем»?
Но ведь автор-то не этого конфуза добивался в первом же, самом «забойном» катрене. Тогда – чего? Я – не знаю. У меня объяснение только одно – была «шикарная» первая строчка – с нее и начал, а там – как уж карта легла.
Слава богу, легла все-таки довольно прилично. Идем дальше.
Второй катрен – «извините, граждАне, погорячился, больше орать не буду, буду вести себя прилично, и вообще, это все - личное». Смысл, по моему, такой.
Два следующих катрена – спагетти недоперевареное, по-моему. Автор мечется в выражении мыслей, стараясь еще и сделать нам красиво, как в Одессе говорят.
Ведь спели до меня: "Гори, гори, моя
звезда!", причем задолго до меня...
Поэты, словно кофе, растворимые,
рождаются, как сполохи огня:
березки, канделябры да соцветия,
любови, акияны да моря...
Лихие кубометры бессюжетия –
чем не стезя? - да только не моя.
Неплохая конструкция: «Поэты, словно кофе, растворимые» - поэты, одноразовые, конвейерные, штампованные ... допишите сами. И вдруг: «рождаются, как сполохи огня». Здрасьте вам! У меня, нормального читателя, рожденные как сполохи огня – это – Прометеи, Гении, Мессии. А тут... Полный конфуз.
Последующий выбор тем «растворимых» поэтов – тоже мог бы быть несколько более «типическим», а так, он выглядит все же, как набор довольно случайный. Ну, кроме березок, любови и моря. Неясно также, почему вдруг автор решил «приколоться» именно над океанами.
Теперь о рифмовке к «Гори, гори, моя звезда». Кто-то скажет – находка. На мой вкус – скорее, неудача. Слишком сильна музыка цитаты, и рвать ее при прочтении надвое – требует изрядных усилий. Поэтому и вся рифмопара кажется искусственной.
Следующий катрен полон авторских извинений перед неизвестным Судией – видимо, до сих пор обиженным первыми строками. Тут мне резанул «чтоб я – свидетель обвинения». Кто такой «Чтоб’я» ? Не знаю я никаких чтоб’ев
Ну, дальше пойду чуть быстрее, а то – надоест читать.
Зажим и скальпель, души препарируя,
не попрошу у подмастерий я.
А что, хирургические операции проводят в мастерских? Нет? Тогда при чем здесь «подмастерья»? А, для рифмы звучной. Ну тогда понятно.
Тем более, что в следующем катрене находим неожиданно:
В другие судьбы с носорожьей грацией
не ткну я любопытствующий нос.
Дай бог с самим собою разобраться бы,
найдя ответ хоть на один вопрос.
Приехали! Только что он как-то препарировал ДУШИ, явно во множественном числе, т.е., не только свою, но и чужие. А тут, вдруг, в «чужие судьбы» автор носа совать не будет. Значит, препарировать души будет, а носа в судьбы совать не будет. Делиииикатный!
Я не певец чужого, заоконного,
и только сам себе властитель дум...
Скорей, я ‘-‘ рецептура желчегонного, -
чем сладкий мед или рахат-лукум.
Почему «заоконное» - это автору – «чужое». «Закордонное» - еще понятно, но заоконное... Или автор сидит весь свой век за решеткой, в темнице сырой?
Противопоставление «рецептуры», т.е. ОПИСАНИЯ МЕТОДА, СПОСОБА приготовить что-то («желчегонное») и уже готовых продуктов (меда и лукума) кажется также искуственным.
Тире после «я» - тоже бы не помешало.
Не вижу свет. Лишь иногда - мерцание.
Люблю покой души да тишь аллей...
Я аллергичен к знакам восклицания.
Мне знаки вопрошения милей.
В этом я не уверен, но, по-моему, «НЕ ВИЖУ СВЕТА». Вижу – свет, но «не вижу светА».
Таков анамнез болезни.
А диагноз... Это уж к господам докторам.
Очень надеюсь, что больной помучается, но выживет, немного поработав над своей эманацией.
С удовольствием от многократного прочтения
Ваш Олд
Зы
Название стиха хочется отметить отдельно. Оно, после прочтения, показалось еще лучше, чем в начале.
