Клубника со льдом.
Сказочное утро, белые хлопья за окнами устроили танец маленьких лебедей. Они кружатся, летят вверх, наплевав на физику, давая шанс Вивальди окончить свою божественную речь без единого слова. Пожалуй, холодные бездушные хлопья ненавидят Чайковского с его картонной трагедией. Их сводит с ума "Зима" из "Времён Года", струнный бог заставляет своих декабрьских детей восставать из мёртвых, раз за разом поднимаясь вверх. "Встань, Лазарь!" - приказывает скрипка, "Выйди вон, Лазарь! - велит альт, только виолончель не снисходит до разговоров. Королева струн властно гонит стужу, плетёт узоры из серебряных нитей. Кто прядёт твой колючий лён, Королева? Мир минора и снегопада, созданный Вивальди.
Кассетный плеер и теоретическая механика. Странный холодный декабрь за неделю до нового, девяносто шестого года. Гений Вивальди, словно одинокий след уходящий в никуда среди седых от мороза елей. Следом за профессором, я складываю вектора, а Королева серебряных звуков просит не останавливаться. С ней, я в восемнадцать утратил девственность, нет не совершив физиологический акт, это было гораздо, гораздо раньше. Это чистая эстетика, без намёка на физиологию. Невинный слух, с радостью, отдался во власть смычков и струн впервые.
Чёрт! Я - Берен-неудачник, который встретил свою Лютиэн зимой. Не будет нам цветения, не будет душистого хмеля, не будет горькой полыни, даже кривой радуги. Где сладкий миг погони, когда красивейшая из женщин должна скрыться под пологом зелени вечного леса? Королева, душу за ветку белой сирени для Анны! Ну что тебе стоит обменять горсть смёрзшихся хрусталиков на пьянящие соцветия? Мы лишь раз вдохнём майской роскоши, даже не перепрыгнув через саблю. Хочешь ещё конспект по философии в придачу? Честная сделка! Ели трещат на морозе, снег летит вверх, виолончель готовится умереть. Адажио, ларго, откуда мне знать? Я складываю вектора, а не слагаю музыку.
Фиалковые глаза делают Анну похожей на последнюю из валькирий. В мечтах, она вихрем летит над нетронутой заснеженной поляной, а очи блещут синевой, словно пойманные стужей в сети январские звезды. Каштановые локоны разметались, хлещут по щёкам, чувственные губы приоткрыты в лёгком намёке на улыбку. "Где же ты, Один?" - говорит её танец - "Приди, будь моим, пока тепло не разлучит нас!". Нет его. Вальхалла слишком велика, чтобы запомнить тебя валькирия-Анна. Есть только Берен-неудачник. "Соловей", "Цветение"... Это убожество, мистер Толкиен! Как мы назовём нашу принцессу, Королева? Виолончель не колеблясь отвечает за секунду до конца: "Ардат". И умирает под смычком мастера.
Когда рано становишься мужчиной, теряешь что-то важное. Упускаешь пубертатные переживания, освобождаешься от глупостей и страхов, юность становится похожей на танго. Крошечный глоток рому, только смочить губы, и три шага навстречу. Несколько па, простых или изысканных, с розой перехваченной губами, чтобы снова сделать три шага и глоток. Новые губы и новая роза. Цветок за цветом, пока снег не полетит вверх и странный холодный декабрь не познакомит с Анной-Ардат. Фиалковые глаза смеются и говорят: "Ну что же ты замер? Где твои розы, танцор?" Руки Ардат ложатся на плечи: "У тебя есть только один танец." Губы просят: "Ты готов? Неужели ром не растопит моего холода?"
Ты сука, Ардат! Твои губы - клубника с колотым льдом, и никто не скажет где сладкий сок, а где кровь от порезов. Пей же эту кровь сама. Ты сука, Ардат!
Стекло и Свинец
Знаете, что такое хрусталь? Стекло и свинец. Сплавленный в аду кварц и почти радиоактивный элемент, тяжёлый металл, без бас гитары и Джеймса Хетфилда. Да такое просто невозможно! Хэтфилд - бог всего тяжёлого, повелитель, который управляет марионетками, кричит о перевёрнутом сознании и разрушенных мечтах, заставляет десятки тысяч зайтись в экстазе. А потом, шёпотом велит пережить катарсис. “Самое далёкое ближе, чем можно себе представить.” - это способно плавить кварц и свинец без тиглей.
Я украшаю новогоднюю ёлку, а жёсткие рифы дёргают за нити. Кукловоды хлещут гитарным драйвом словно демоны грешников бичами, бьют наотмашь звуком "бочек" и швыряют хрустальным крошевом от "тарелок". Бесы вьются под потолком и хохочут голосом Хэтфилда. Продолжайте, бесы, я вас слушаю!
Рыжие кудряшки сплелись с русыми прядями. Котёнок ластится. Серая зелень зрачков встретилась с зеленью яркой. Это осенняя волна выбрасывает особый янтарь на пустынный пляж. Губы ласкаю друг друга, переходя от прикосновений к шёпоту полному обещаний, дарят улыбку надежды. Поцелуи накатывают как волны. Душистая волна растекается по комнате от кое-как украшенной новогодней ёлки. Сегодня в этом доме иное украшение. Демоны устали от драки. Они шепчут из динамиков о том, что говорила мать. Да, я верю вам: жизнь - открытая книга и не стоит её закрывать раньше времени. Верю!
Столько нужно успеть рассказать друг другу, что свинцовый бог, мастер тяжёлого и металлического остаётся не у дел. Прости, мастер, но сегодня не твоя ночь. Сегодня я побуду Парисом, ведь не часто выпадает украсть Елену, у которой ещё не было Менелая. Эй, мастер, ты не знаешь, кто кроме кукол делает ещё и троянских коней? Спроси у своих, у демонов, и пошли его к черту от меня! Хрустальные ворота нашей Трои надёжно заперты до утра на два замка и калёную цепочку.
Елена прекрасна. Мы сбрасываем одежду, рушим барьер, отрицаем причастность к любым тайнам. Сегодня ночь откровений. Новый год приходит тайком, сворачивается клубком под ёлкой, ждёт пока двое на смятых простынях завершат разговор без слов. Только так делятся сокровенными тайнами, ведь если секрет облечь в слова, то он перестанет быть секретом.
"Что ты знаешь обо мне?" - спрашивает томная ложбинка меж грудей? "Ничего" - молчу в ответ. "Ты будешь со мной ласков? - уточняет плоский шелковистый животик. "Буду" - мысленно даю обещание. "Можно ли верить данайцам, дары приносящим?" - задают главный вопрос стройные бедра. И я проникаю под покровом темноты в её Трою.
Рыжие завитки на подушке встречают утро нового дня, нового года и нового тысячелетия. Душ, завтрак с остатков праздничного стола, холодный паркет под босыми ногами, кофе и диван.
- Ты извинишь, что я вчера так быстро уснула? Так устала готовить.
- Конечно, котёнок, я все понимаю.
За окном бодрый январский дождь, такой привычный для юга, нашёптывает демонам сюжет песни о всех в мире непрощённых. Ну что , мастер, я хочу услышать твой "Unforgiven". Расскажи, как зовут новую хозяйку этого дома. Что? Не слышу! Индикатор звука взлетает до предела. Котёнок! Она - котёнок.
Ты счастье, Котёнок. Твои объятья способны выпустить на волю демонов, а жара одного прикосновения достаточно, чтобы огонь горел годами. Ты счастье, Котёнок.
Текила и Кокаин
Музыка, текила и кокаин, торопливо рассыпанный по столу. Аморфные тени пляшут вокруг, то приближаясь, то прячась по углам комнаты с зеркальным потолком. Звук, накуренным ублюдком, блудливо гоняется за шлюхами-тенями, мерзко шлёпает и резко дёргает неуловимую ноту. Кто назвал это музыкой? Убей себя конченый торчок! Так звучат отходы заброшенные в бетономешалку. С этим можно жить, надо лишь уловить ритм: "Раз-раз-два. Раз-раз-два. Раз. Раз. Раз."
Люси парит где-то там, в облаках, а размякшее тело болтается на моем члене. Раз за разом загоняю в её разгорячённый зад все отведённые сантиметры, стараясь не смотреть на следы рвоты на полу и не терять ритм. Раз-раз-два...
Сорок минут назад две "дорожки" чистейшего "снега" привели нас в этот номер для "новобрачных" на предпоследнем этаже Содома, в самом сердце Вегаса. Город греха? О-о-о, да! Здесь его в достатке. Раз-раз-два... Чёртов алкоголь не даёт кончить, а чёртов кокаин не позволяет бросить. "Что ты там скулишь, Бэмби?" Ты сама притащила “снег”, сама оплатила номер и сама испросила русского мяса! Просто заткнись и не вздумай больше блевать! Раз-раз...
Двадцать минут назад, я сделал последний большой глоток золотой текилы, прямо из горла и, высвободив член изо рта подстилки Люси, пристроил ей же в зад. Как отказать такой красавице? А вот вторая “дорожка” оказалась ей лишней. Вначале бодро подмахивала, вертела задницей и, даже, сжимала по просьбе колечко. Уткнулась лицом в подушку и до одури теребила натёртый клитор. Орала что хочет ещё глубже. А дальше сдалась, блеванула на пол. Чёртовы наркотики! Раз-раз-два... Не могу больше, весь превратился в пот, а мягкая дыра уже не приносит удовольствия. Где же текила? Раз-раз... Заткните кто-нибудь эту какофонию!
Не в силах продолжать, бросаю это поистине козлиное занятие. Бутылка закатилась под кровать, или это мы зашвырнули. Сажусь голыми потными ягодицами прямо на плюшевый ковёр и делаю первый, такой сладкий глоток. Сейчас бы включить джаз... Вспомнить того чёрного, что сидел с саксофоном у входа в “Гетто” в Новом Орлеане, а сытые и довольные посетители лучшего в мире заведения бросали горы мелочи в оловянную миску. Боже, как же он играл! Латунь горела в свете розовой неоновой вывески, чёрные щеки выдували хриплый рваный звук, гармония боролась с импровизацией. Медь разлеталась вместе со звуком, оставляя музыканту только цинк...
Второй глоток солоноватый, с горчинкой. Отставляю бутылку в сторону. Хватит. Люси ворочается, что-то бормочет, наверное, жалеет раздолблённый сфинктер. Невольно думаю о том, куда же ещё можно трахнуть женщину... Где же ты старина Генри, когда нужен совет адепта извращённой морали? Перечитываешь свой “Тропик Рака” или, может, увлёкся после Козерога Тельцом? Скажи, как назвать ту, что копошится в испачканной кровати? Бэмби?! Как олень? Да ты законченный извращенец, Миллер. Смех хриплым звуком вырывается из обожжённого текилой горла.
Люси пришла в себя. Оборачиваюсь на голос и... Последнее, что помню - квадратная ребриста бутылка текилы в её руке летит мне в голову. Удар. Темнота.
Ты шлюха, Бэмби! Я даже не помню как ты звучала. Только "раз-раз-два" и все такое. Любовь это не ритм шлепком плоти о плоть. Любовь это музыка, неважно, королевы серебряных струн или демонов гитарных рифов. Ты просто шлюха, Бэмби!
Облака на песке
Ветер выдувает печаль из тросниковой флейты, вечная мелодия прохладным туманом стелется над божественно белым песком, бережет сон в предрассветных сумерках. Родившись из океана, густая пелена укрыла пляж. Белые щупальца морского бога тянуться дальше, щарят в полутьме, словно просеивают песок в поисках сокровищ земных. Что тебе нужно морской бог? Крови? Знаний? Девственниц? Может быть, простого тепла, чтобы на мгновение забыть об одиночестве, там, во власти холода и тьмы. Вели флейте рассказать.
Звук надломился, стал фальшивым ровно на миг и пискнул: “любовь”. И стыдливо исправился, обретая прежнюю чистоту. Было и прошло.
/окончание следует/
Это спонтанно родилось. Старался передать ощущения от разных женщин, в разном возрасте, эволюцию от юношеской чувственной влюбленности, до гиперболизированого цинизма чисто плотских утех.
