Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка

Вернуться   Стихи, современная поэзия, проза - литературный портал Неогранка, форум > Наши пациенты > Палата N5 : Прозаики > Читальный зал

Читальный зал крупная проза, романы и повести


Ответ
 
Опции темы

Необыкновенный роман

Старый 16.05.2011, 20:43   #1
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Необыкновенный роман


Необыкновенный роман

К читателю

Известно, со старым знакомым, с кем не знался десятилетия, невзначай встретишься в трех лишь местах: в предпоследнем вагоне метро, в лесу, собирая грибы, или на очной ставке.
Однако ж негаданное свидание с бывшим соучеником Вовой Крамаренко заставило меня усомниться в этом утверждении.
Встреча произошла в столичном издательстве, где я служу... нет, должность свою скрою, а только признаюсь, что занимаю кабинет во втором этаже облитого охрой трехэтажного здания, что в квартале от Арбата. Да, о должности умолчу, но легкий экскурс в мое прошлое, полагаю, надобен.
С Крамаренкой (его фамилию, как в детстве, склоняю на хохлацкий манер) я проучился со второго по шестой класс. Друзьями мы не были, нас сплотила конкуренция. Предмет соперничества - твердая хорошистка и школьная красавица Наташа Н. В первом классе я владел Наташей безраздельно, а в ноябре следующего года на уроке чистописания в класс ввели новенького - белокурого красавца из Полтавы - и подсадили за парту к моей душеньке. В двадцать минут нарциссообразный хохол умудрился так обаять соседку, что на перемене Наташа объявила мне: дружить будем втроем. Сложился любовный треугольник, просуществовавший четыре с половиной года, в течение которых Наташа крутила нами, как хотела, подпитывая надеждой обоих.
Этот триумвират за десять дней до летних каникул развалил я, и самым постыдным образом. Конфуз случился на контрольной по математике. Сказано: сделал дело - гуляй смело. Вот и угораздило меня - круглого отличника, покончившего с заданием раньше всех, прогуляться пальцем в нос - поискать незатасканную рифму к слову "слёзы".
До чего ж роскошна была та коза! Всем козам - коза. Анаконда!! Она, прильнув к пальцу, как липнет путана к привалившему с приисков старателю, потянула за собою соплю - этакое чудо, свернувшееся щекотным клубочком у глазного яблока. О-о... Отрешившись от мира и пиитических изысков, прикрыв веки, по капле цедил я блаженство, в сравнение с которым лизать эскимо - то же, что жевать хозяйственное мыло. Что случилось следом, угадать не сложно. Да, уважаемый читатель, Наташа и Крамаренко подглядели процесс. Распахнувши ресницы, я обомлел: конкурент хихикал в кулак, а любовь моя, гадливо сморщившись, не отрывала глаз от субстанции, что болталась на моем пальце.
Ужас!!!
А ведомо ли вам, что той хмельною весной мелом были помечены и асфальт у Наташиного парадного, и крыльцо парадного, и стены парадного? И всюду: НЯТЛ. А знаете ли вы, что тем черемуховым маем осыпал я мою голубку записками с дюжиной стихов пусть и сомнительного качества, но сработанных чистейшим двенадцатилетним сердцем? Вот то-то и оно...
Гостинцы из носу таскают все кому не лень, даже императоры, однако, воля ваша, а влюбленный поэт не имеет на это права. Представьте себе Есенина, работающего с пальцем в носу над посвящением Анне Снегиной. Я, разумеется, не мнил себя вполне Есениным, но о веревке задумался всерьез. Четыре дня решал я, хоронясь от жизни на укромной скамейке в парке Горького, где привлекательнее будет осуществить суицид: в номере гостиницы "Англетер" или использовать фонарь, освещающий аптеку, что против Наташиных окон. "Аптека, улица, фонарь..." тоже, знаете ли... И потом - рыдающая в распахнутом окне Наташа... Фонарь мне нравился больше, но под ним бессменно отирался дворник - вредный дед с мохнатыми ушами и хронической бессонницей. Его страшные пимы, из которых он не вылезал круглый год, не шли высокому моменту.
Покуда я, прогуливая школу, занимался опасным прожектёрством, волна расселения коммуналок бросила мою Наташу на окраину Москвы, следом закончился учебный год, и драма сошла на нет.
Всё, довольно воспоминаний, но в заключение пожелаю каждому: да не свершится ваша Первая Любовь! Нецелованными пусть останутся те губы. Пусть их целует другой, другие - кто угодно, но не вы. Вы обставите лжесчастливцев на дальнем вираже, обмишулите непременно, ибо они сорвут цвет, а вы сорвете банк; их удел - неизбежное пресыщение, награда вам - ненасытная память.
...Вот этот-то Крамаренко - некрасивый, располневший, но узнаваемый, спросил меня - первого случившегося в вестибюле издательства человека - где кабинет главного редактора.
"Ба!.."
"Неужели!.."
"А помнишь?.."
"А ты помнишь?.."
"Да, женился на ней..."
"Как она? "
"Не интересуюсь. Давно развелись".
Снят цвет, и память по нём стёрта.
Крамаренко пришел с рукописью.
Он не пишет книг, и читать их не любит; он обожает смотреть футбол в обнимку с пивом и служит электромонтером в института Склифосовского. Рукопись найдена им в вентиляционной камере клиники. Как она туда попала и кто автор неизвестно.
Бывший Наташин муж желал выручить за рукопись пять тысяч рублей.
Просмотрев наскоро три первых листа и пару страниц в недрах фолианта, я выдал означенную сумму. Воистину, не переведутся земли горшечников.
Люблю деньги. Не до истерики, но крепко. И не брезгую зарабатывать их, выдавая на-гора сотни килограмм макулатуры в мягких обложках; пожимаю руки авторам - милым, в общем-то, людям - поскольку благодаря их творениям, где сложноподчиненное предложение редкость, в мой карман течет денежный ручей. Боюсь только (или мечтаю о том) очухается народ, да потребует от издателей новых Достоевских и Гоголей...
Но - к делу. Речь зашла о деньгах. Рукопись, которую я прикупил у Крамаренки, я издал и намерен переиздавать на свой счет. И никаких прав издательству. Ни-ка-ких. Весь куш мой. Однако себе ни гроша. Погашу накладные расходы, а основной капитал потрачу на... впрочем, читатель догадается - куда.
Автор рукописи называет свое безымянное детище то "повестью", то "записками", тогда как это полноценный роман - славно сработанная, хоть и очень странная вещь. Отсюда мое название "Необыкновенный роман". Труд этот я присвоил бы непременно, добыв себе известности в Литературе, но я щепетилен, мне претит сомнительное признание а-la Шолохов; у меня, как у него, не достанет таланта последующими произведениями подтвердить авторство, развеять слухи. Единственный грех - стиль автора "из Сарагосы". В настоящем предисловии я невольно скопировал его и лишь по прочтении осознал это, но принял как знак и менять уж ничего не стану.
Кто автор романа? Прочитав рукопись, я немедленно наведался в "Склиф" и даже разыскал автора, и даже беседовал с ним, но разведал о нём столь мало, что нечего мне добавить к тем сведениям, которые я почерпнул из самого произведения (в немалой степени автобиографического) и которое, намеренно не подвергнув корректуре, предлагаю читателю в первозданном виде.

1

Ах, как я мечтал поступить в пионеры! Из несбывшихся желаний детства - ярчайший образчик в унылой моей копилке.
Нет, я не нытик, в поименованной кубышке не так много, как должно быть; окажись на моем месте другой, его фарфоровая свинка треснула бы еще в октябрятском возрасте, я же, разменяв позавчера возраст в четверть века, не богат в сём отношении, поскольку причисляю себя к лагерю жизнелюбцев. Предвижу, когда узнаете меня короче, будете ошарашены этим заявлением.
Но - к пионерии. Я, разумеется, знал, что в пионеры принимают, что поступают в фотокружок или КЮТ, но всё же упорно мечтал "поступить", ассоциируя свое желание с понятием "ступать", "идти в ногу".
"Кто шагает дружно в ряд?!"
Если вы заподозрите во мне некую идейность, то грубо ошибетесь, во мне ее нет вовсе. Причина иная. Что-то сходное шаркнуло по душе чуть позже, когда телевидению разрешили показывать хронику умопомрачительных парадов Третьего Рейха. Но это... так - вскользь и скоротечно, а в детстве я спал и видел себя в стройных краснопилоточногалстучных рядах бок о бок с девочками в коричневых плиссированных юбочках и белоснежных гольфиках. Эти девочки - вот, наверное, первопричина.
Умоляю ревнителей нравственности: не плюйтесь, тут нет и намека на извращенные наклонности. Из своего далека я не вынес беды, подобно Гумберту Гумберту, оттуда я прихватил воззрение. Неясно, какой космос сформировал нижеследующий постулат, но с тех пор эквивалент абсолютной чистоты для меня - медленный танец с такой вот пионерочкой в беседке "Артека".
"Там, где прикоснулись девочка и мальчик,
Самый светлый танец на земле".
Или вот еще:
"Там где клен шумит над речной волной,
Говорили мы о любви с тобой".
Взрослая мелодия, подпитавшая детскую мечту.
Остается прибавить, что в пионеры я не поступил и в пионерских лагерях не бывал ни разу.
Придет время, и у кого-то читающего эти записки явится вопрос, каким это образом я умудрился так развиться, зачерпнуть такой гущи, до которой не доберется и более свободный в своих поступках человек. Что ж ответить? Скажу честно - нечего. Могу лишь двинуть гипотезу. Вот вам вероятный источник моей эволюции: во-первых - Книги, чуть в меньшей степени - Телевидение и, конечно же - Воображение. Этим КТВ я настолько обеспечен, что свои умозрительные приключения, когда расходившаяся фантазия вышибает меня за пределы скорлупы, до конца жизни мне уготованной, называю, против понятия церковного катехизиса, КТВасией.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 16.05.2011, 22:08   #2
монокль
 
Аватар для oko
 
Регистрация: 18.04.2007
Адрес: не где, а что!
Сообщений: 5,201
Записей в дневнике: 1

Re: Необыкновенный роман


Секрет:
надеюсь козюль в романе тока одна?
oko вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 04:20   #3
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


2

Я и Павел. Мы братья близнецы. Понятие старший-младший не для нас. Возразите, этого не может быть? Может, настаиваю я. С небольшой оговоркой, и в исключительных случаях, но - может. Вскрытие сей тайны я намерен оттянуть на неопределенное время, ибо желание поинтриговать во мне неодолимо; но намёки будут, я выделю их курсивом.
Итак, судя по нам, дверь в мир была распахнута пред обоими в одну секунду; такое, повторюсь, редчайше, а все же случается при кесаревом сечении. Кстати, два слова о родителях: родители неизвестны.
Фамилия нам - Апостолы. Павел и Савл Апостолы. Только в подобном учреждении могли так наречь младенцев. Там, надо признать, персонал на то время подобрался разудалой, остроумный, с замечательной записью в пятой графе анкеты. Эти знатоки Писания знали, что иудей Савл был обращен в Павла, а посему в подборку имен заложили наглядный смысл. Впрочем, настоящее имя мое предано забвению. Новый "главный", назначенный на место прежнего через три года по нашему рождению, помимо типичной для племени главврачей картавости имел дополнительный дефект речи: вместо "в" у него выходило "у" либо "е". И если с именем Павел он поладил, маневрируя в диапазоне Паша - Паел, то Саула счел абракадаброй и в два дня лаской приучил меня к Саше. Это порассказала нам няня Марина Родионовна, столь сердечный человек, что я, как только пришло мне время узнать о добром ангеле Пушкина, тут же изъял букву "М" из ее имени. Фамилию няня носила еще более странную, чем наша - Пролевсестрас. Но тут о шутке либо скрытом смысле речи не шло. В те горячие времена не шутили, не умничали, а рубили сплеча, скармливали идее агнцев, крестя (читай октября) их во ВладЛенов, Революций и Баррикад. Батюшка няни - радист полярник - будучи еще не женат, взял выше: прооктябрил себя, поменяв в четвертом поколении Пролежнева на "Пролетарии всех стран соединяйтесь". Отсюда фамилия-аббревиатура с ударением на предпоследнем слоге. Но Родиону Пролевсестрас не пособило и это. То ли не в меру идейного полярника подвело "соединяйтесь", торчащее из его фамилии, как сталагмит, и мудрецы НКВД вынудили Родиона сознаться в том, что он призывал мировой пролетариат заняться свальным грехом, то ли сама фамилия отдавала южноевропейским послевкусием, но в тридцать восьмом ему влепили двадцать лет Колымы за связь с греческой разведкой. На Колыме он и сгинул.
Западная Сибирь. Специнтернат для инвалидов детства. Пупастый барак на высоченном яру - наша обитель. Под яром - Обь. Контингенту, подобному нам, не место в человеческой среде. Я, положим, прижился бы в миру, я образован (самообразован) и малоагрессивен, но Пашка - балбес и злыдень, он там недели не выдюжит. Да и, честно сказать, с того времени, когда отменили День Пионерии, у меня пропало желание нести себя людям. К тому же без Павла я никуда; вы представить не можете, как я к нему привязан - до страдания; за это, в иные минуты, я готов придушить единокровного родственника. Но все же я люблю Пашу.
В Сибири мы два года.
Истоки прежней жизни следует искать в Свердловском НИИ детской патологии, где с младенчества (год 1973-й) и в течение последующих шестнадцати лет мы с Пашей были на особом счету.
В конце восьмидесятых светлые головы института эмигрировали, учреждение захирело, и пациентов десантировали в пригород, наспех переоборудовав запущенную графскую усадьбу - бывшее книгохранилище местечкового значения, еще не вовсе разграбленное. Шесть лет мы кое-как перебивались, а в середине девяностых грянула беда: кому-то понадобились гектары, значившиеся за нашим заведением, состоялась темная сделка, и инвалидов стали распихивать кого куда.
"Сборы были недолги...", - пели от Кубани до Волги в боевом восемнадцатом, примыкая штыки к винтовкам и прилаживая онучи на окаянные ноги; такое положение сохранилось доныне, худое на Руси въедается прочно. Меня и Пашу собрали в полдня. Заминка возникла с книгами: сто десять разношерстных томов, которые я вознамерился прихватить из alma mater, весили немало, и только наше с братом исключительное положение, повлекшее вмешательство чиновника от здравоохранения, решило проблему. Прощаясь, добросердечный чинуша понадеялся, что "когда все утрясется" он вернет нас в институт. Вряд ли быть тому; полагаю, бюрократ переквалифицировался в маклака, и приобретает теперь межпозвонковые грыжи в челночных рейсах Свердловск - Харбин.
За Урал - в июньскую Сибирь - с нами отправились две "балетки" личных вещей, три картонки из-под телевизоров с отвратительным названием "Фунай", набитые моими книгами, да старенькая няня Арина Родионовна, вырастившая нас с пеленок и не нажившая себе ни угла, ни родственников.
3

После люминесцентных палат Свердловского НИИ, на смену просторным залам барской усадьбы, пусть и запущенной, но с изразцами на печах-голландках и не выветрившемся за семьдесят лет духом аристократизма, достался нам медвежий угол.
Не знаю, когда в здешнем малиннике отстрелили последнего мишку, но угол тут точно - медвежий. Сразу за сплошным забором, высоко охватившим двор приюта, с флангов и тыла начинается матёрый бор, а южная сторона богадельни смотрит на левый берег Оби. Против нас, через реку, прилепился погост, находящийся в пользовании умирающей близ него деревни. Вот вам весь пейзаж.
Коротко об устройстве приюта. Жилой корпус - одноэтажное деревянное строение - напоминает длиннющий сарай (здесь всюду сараи) с пупом посредине; пуп этот - столовая. Единственные "не сараи" это кирпичная котельная, да погреб и покойницкая - поросшие куриной слепотой земляные холмы, насыпанные на противоположных сторонах двора, с дверьми, ведущими в полярные миры.
В погребе, как гласит предание, хранятся неисчислимые запасы меда и сухофруктов, выдаваемых нам по Христовым Праздникам. Этот резерв, по слухам, столь велик, что даже вороватый как все завхозы ключник Дмитрий Дмитриевич, прочно переделанный постояльцами в Митюмитю, не может нанести ощутимого урону.
В покойницкой - как узнал я позже - в бессменном некрашеном гробу коротают время прибравшиеся пациенты. Их забирают через сутки-двое. В редчайших эпизодах получателями оказываются родственники, в остальных случаях наезжают неизвестные лица и увозят неведомо куда. "В поликлинику для опытов", - словами почтальона Печкина приговаривают тут, комментируя событие. Однако смерти выдаются нечасто; за мое двухгодичное пребывание в приюте, никто не помер.
Жилой корпус поделен на три части. Мужское отделение слева. От входа - коридор; по обеим его сторонам - палаты; в палате две кровати с визгливым металлическим плетением, окно, забранное решеткой. Дальше по коридору - холл, на тумбе черно-белый "Рекорд" приглядывает за шпалерой фанерных стульев. За холлом - смежный кабинет: смотровой и процедурный. Еще дальше - помещение, уместившее туалет в три очка, умывальню в три крана и душевую в три соска. В конце коридора тупик с дверью в запретный мир, за ней обитает обслуживающий персонал.
С противоположного торца жилого корпуса - женское отделение. Там я не был, но знаю: устройство его - зеркальное отображение нашего.
Центральная дверь здания является дополнительным входом в апартаменты персонала, благодаря которому в приюте поддерживается жизнь.
Их - жрецов жизнеобеспечения - двенадцать человек (каков символ!). К каждому из служителей я довольно присмотрелся за два года, по поводу всякого имею мнение, но покамест сырое. Известно: человека узнать - пуд соли с ним надо съесть, поэтому я не намерен давать окончательной характеристики; времени на мои записки отпущено без лимита, уйдут годы и теперешняя оценка может оказаться некорректной или вовсе ошибочной, а перелопачивать рукопись задача для меня физически сложная, посему вынужден работать набело. Так что, представляя лицо, обойдусь легким наброском в надежде на то, что по ходу записок на абрис лягут светотени.
В первую очередь рекомендую главврача, наместника Бога на огороженном забором половине гектара: Рында Гертруда Апполинарьевна.
Женщина крупная, тюленеобразная, с умерщвленными перекисью водорода волосами. Фамилия у ней мариманская, и я подозреваю, что Рында прежде была не врач, а служила боцманом на северном флоте на сторожевом корабле, где с перекисью водорода было туго. Видится мне, как тихой августовской ночью в районе Обской Губы она сорвала с могучей шеи боцманскую дудку, сиганула за борт и, чугунным телом преодолевая встречное течение, ко "Дню Учителя" прорвалась сюда. Здесь ее ждала пластмассовая бочка с перекисью, да в пустяковую нагрузку - должность главврача. Живет главврач в упомянутой мною погибающей деревне на левом берегу Оби. На службу ее доставляет робкий пришибленный муж: в навигацию на моторной лодке, а после ледостава - в санях об одной лошадиной силе. Два месяца в году, пережидая межсезонную беспутицу, Рында вынуждена обитать здесь, по выходным дням выезжая в совхоз "Красный Октябрь". Этот совхоз-миллионер во времена совдепии держал над нами шефство, но теперь - при буржуях - сам в нем нуждается. Рында ездит туда по старой памяти, как погорелец на родное пепелище; ездит с шофером Василием.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 05:53   #4
Неприкаянный читатель
 
Аватар для Нильс-ойка
 
Регистрация: 04.06.2009
Адрес: Урай, ХМАО
Сообщений: 3,740
Записей в дневнике: 10

Re: Необыкновенный роман


Секрет:
Цитата:
Сообщение от Игорь Бекетов Посмотреть сообщение
роман
Чувствую себя обманутым
Нильс-ойка вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 14:17   #5
Пациент
 
Регистрация: 27.02.2011
Сообщений: 194
Записей в дневнике: 1

Re: Необыкновенный роман


Секрет:
Цитата:
До чего ж роскошна была та коза! Всем козам - коза. Анаконда!! Во всю последующую жизнь не выдалось подобной. Она, прильнув к пальцу, как липнет путана к привалившему с приисков старателю, потянула за собою соплю - этакое чудо, свернувшееся щекотным клубочком у глазного яблока. О-о... Отрешившись от мира и пиитических изысков, прикрыв веки, по капле цедил я блаженство, по сравнению с которым лизать эскимо - то же, что жевать хозяйственное мыло.
Смачно, меня чуть не стошнило. Брезглива.
Цитата:
любовь моя, гадливо сморщившись, не отрывала глаз от субстанции, что болталась на моем пальце.
Ужас!!!
Наташа не оценила всей красоты сопли. Героя жалко, надо было ему в тот же миг сквозь землю провалиться.
Cry Wolf вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 15:37   #6
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Шофер Василий живет бобылем в том же "Красном Октябре". На ЗИЛ-130 он доставляет в приют продукты из райцентра. С понедельника по четверг Василий человек пасмурный, а в пятницу, когда надо брать попутчицу, ходит гоголем, помогает нам выгружать продукты, подгоняет: " а ну - мухой! пошевеливайся, сидельцы!!" или напевает:
"А скокарь скокал-скокал,
А мент всё кнокал-кнокал,
И, подловив на скоке,
Заботился о сроке".
Василий мужик бывалый. Рынду он привозит в понедельник утром вместе с молоком и хлебом, и та дрыхнет до обеда.
Гертруда не "Герой Труда"; предназначения главврача она не исполняет, с головою упрятавшись в пластмассовую бочку и администрирование. Выговаривать "Гертруда Апполинарьевна" пациентам затруднительно, за глаза величаем Рынду по фамилии, присовокупляя приставку "ду".
Софья Александровна Нарышкина. От ФИО можно обалдеть. Несомненно, в замглавврача течет кровь столбовой дворянки. В Софью Александровну влюблены все. Она наш ангел-хранитель и разительно схожа с Галиной Вишневской. Порода. Но царственная певица, на мой взгляд, слишком властна, слишком холодна - снежная королева, а наша Софья Александровна теплая. Тому четверть века, как распределили ее сюда по окончанию Ленинградского мединститута. С тех лет и несет она свой крест, и Бог хранит нашу Софочку - так она свежа. Не то что время, а даже мы - нецелые, слепленные как попало, такие, что от одного нашего вида можно состариться в год - не властны над ее непреходящим летом. Она не была замужем; полагаю, архистратигом Михаилом Софья Александровна назначена Богу в невесты.
О нечистом на руку ключнике Дмитрии Дмитриевиче я упоминал. Прибавлю, что Митямитя - дядька скрытный, кряжистый, косолапый, с гипертоническим лицом и бычьей шеей. Тут его побаиваются. Накоротке с ним только Мирон.
Мирон, как выразились классики, "прислуга за всё". Он "и швец, и жнец, и на дуде игрец" - универсал. Дед работящий, незлобивый, на таких Русь держится, одна беда - употребляет. "Казённую" с каждой получки ему доставляет Василий - три поллитры. Когда водка иссякает, Мирон дует бражку или побирается в процедурном у Софьи Александровны. Цену себе он знает. Ухватит, будучи "на кочерге", меня за пуговицу и сообщит:
"Все могу: пахать, косить, у баб просить, железо гнуть и в горны дуть", - и предложит горстку изюму. Я не принимаю подношения. В горны трубят пионеры; и хоть понятно, что в Мироновом откровении под горнами подразумеваются кузнечные мехи, меня коробит, когда он сивушным духом оскверняет мечту. Миронов "узюм" забирает Павел, неотлучно находящийся при мне. Мирон дробен, но жилист, не имеет ни кола, ни двора; он, как и Софья Александровна, живет в приюте, оборудовав себе камору в котельной.
Алевтина Степановна Драч. Пронзительно-стоматологическая фамилия и несвойственная повару сухопарая конституция не мешают ей душевно исполнять обязанности кухарки. Правда, к тому изобилию, что выделяет отчизна на стол недоделанным чадам своим, Алевтина частенько присовокупляет доморощенное сало и овощи, но об этом распространяться не любит. Похоже, она из тех редких человеков, левая рука которых не ведает, что творит правая. Алевтина живет за три километра отсюда в одном селе с Митеймитей - дом в дом, и тот вынужден по-соседски предоставлять ей место в своем "Москвиче", но всегда заднее, поскольку одесную с завхозом восседает другая его односельчанка - Любовь Яковлевна Кашева, в "приютонародье" - Каша.
Любовь Яковлевна редкая сволочь. Она единственный человек здесь, мнение о котором у меня не изменится ни при каких обстоятельствах. И это притом, что Каша (штатная медсестра) женщина многоликая и очень непростая. Внешность ее я оцениваю не низко: в три балла по пятибалльной шкале. Правда, когда она улыбается, оголяя противные десны, влепляю ей кол. Митямитя предоставляет Каше vip-сидение не из симпатии. Чутьём прирожденного стяжателя он унюхал в медсестре потенциальную опасность и потому вынужден угодничать с этой стервой.
Шофера Василия я уже отрекомендовал. К вышесказанному прибавлю, что давным-давно, еще во времена ОБХСС, будучи уличенным в краже поросят с совхозной фермы, два года провел он в местечке Табулга, о чем свидетельствует татуировка на левой кисти. Пока Василий исправлялся в Табулге, агроном "Красного Октября" сманил его жену в Фергану.
Восьмой жрец в приюте - няня Арина Родионовна. Из нашей личной няни она моментально стала нянею общей, коротко сойдясь с Софьей Александровной. Арине Родионовне пособляют, меняясь через сутки, четыре няни - старушки кругленькие, добренькие, глупенькие и чистоплотные; только вот к концу дежурства от них исходит легкий запах мочи, очевидно - нашей.
Нас, всецело зависящих от персонала особей - пятнадцать штук: дюжина мужчин и две женщины. СпрОсите, где я потерял пятнадцатое существо? Удивитесь, отчего я говорю о человеке так и в среднем роде?.. Во-первых, все мы отдалены от нормального человеческого облика, а во-вторых, недостающее звено среднего роду и есть - даром, что зовется Федей и носит на скулах поросль, которую величает бородой.
Федор - гермафродит, плод заигрываний Любви с Торговлей.
Говорено же: в фасовочной фасуйте, даже обвешивайте, но упаси вас Зевс любиться на мешках с крупою. Однако будущие Федины родители - грузчик магазина № 8 г. Барабинска и чесальщица Барабинской пимокатной фабрики, переметнувшаяся на Федину беду из легкой промышленности в сеть торговли - будучи, вероятно, нетрезвы, пренебрегли этим правилом.
В цивилизованном мире гибриды от Гермеса и Афродиты лакомые кусочки для порнографов, в СССР же а-lа Феди были востребованными в ломовых видах спорта, завоевав кучу медалей в составе женских команд. С учреждением секс-контроля, неправедно таскать награды из сусеков МОК стало невозможно, процент гермафродитизма в спорте приравнялся к нулю, но Федя здесь, а не в "Олимпийском резерве" не поэтому. Его двусмысленное положение усугублено отсутствием кистей, недоразвитые пальчики-пупырышки произрастают прямиком из предплечий.
Федя занимает персональную жилплощадь в мужском отделении. Каждое утро он зовет няню, и та перетягивает его повязочкой, чтобы на худеньком тельце не выделялась ущербная грудка. Федя стеснительный, покладистый; если кто из приютских попросит, он с готовностью прижимает пальчики к пальчикам, и они замечательно щёлкают. Его, и еще троих, мы с Пашей считаем себе друзьями.
Первые два - Николаи. Николай I и Николай II. Однако царской крови в них нет и капли. В них вообще мало крови. Николай I наполовину разбавил ее мироновой бражкой, а в Николае II суммарная длина кровеносных сосудов чуть не в два раза меньше, чем у среднестатистического человека.
Замечу: августейшими числительными I и II разделяю Николаев только я. У остальных в употреблении симбиоз: имя, с приросшим к нему прозвищем.
Итак, вот вам Николай I, он же - Коля-мудрый. За его плечами шестьдесят восемь лет падений и взлетов. Первое и чрезвычайно затяжное его падение случилось на момент рождения: на свет он появился зараженный полиомиелитом. Ужасная болезнь уготовляла Коле неприглядное существование до конца его дней, но калека, проползавший на пятой точке шестнадцать лет, самостоятельно выучился за это грамоте, приноровился писать карандашом, который мать приматывала бечевкой к руке, и к 1949 году экстерном одолел восемь классов. О вундеркинде тиснули статью в "Советской Сибири", после чего начался его взлет. Чудо-ребенка отправили на лечение в Москву. Столичные кудесники за год поставили его на костыли и слегка оживили руки. В Москве Коля поступил на заочное отделение юридического института, где блестяще преуспел.
Надо ли говорить, сколь редки в послевоенные годы были дипломированные специалисты. Инвалид сходу получил должность старшего юрисконсульта в одном из районов Новосибирска, а к должности - служебную "Победу" и шофёра. Со временем он отбросил один костыль, обзавелся жильём, женился, родились сыновья-погодки, и... начал запивать. Что послужило тому причиною неизвестно, Мудрый об этом не распространялся но, судя по тому, с каким чувством он, будучи крепко подшофе, протянул однажды: "у-у, прроститу-утка!", в адрес Рынды, загружаемой Василием в кабину ЗИЛа, падению содействовала жена. Со временем Коля потерял работу и незнамо как оказался на улице. Думаю, в бродяги он ушел добровольно. Не обладая полноценным телом, поступил как полноценный мужчина, оставив семье всё.
Где Колю носило многие годы до того, как определили его в приют, укрыто туманом, но то, что он успел даже покочевать с цыганами по предгорьям Карпат, заявляет о широкой географии странствий. Жизненный опыт его огромен, он интереснейший собеседник, на любой вопрос у него есть ответ, если не академический, то сходу придуманный; врун, болтун и хохотун" - так охарактеризовал поэт подобный нрав.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 15:41   #7
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Сюда Колю определили суровой зимою, лет двадцать тому. Отрекомендовавшись поселенцам как Коля-культяпый, он не пробыл им и суток. К утру, вновь прибывший так замерз, что попросил няню накинуть поверх одеяла демисезонное пальто-реглан - его ценнейшую собственность (ей он дорожит и по сию пору). После завтрака, окруженный равно околевшими сопалатниками Коля засел писать письмо Л.И. Брежневу о недопустимости использования печного отопления в подобных учреждениях. Весть о неслыханном мероприятии разнеслась мгновенно. В Колину палату потянулся народ. Коля творил с вдохновением, вслух дублируя то, что пишет. Эпистолярный дар новичка, где значение половины слов было слушателям неведомо, так поразил обитателей приюта, что "культяпый" к обеду был низложен: гороховый суп хлебал Коля-мудрый. На большую землю письмо переправил Мирон. Тот сразу смекнул о прямой себе выгоде, постройся здесь котельная. И причина была вовсе не в том, что обязанности "прислуги за всё" понуждали его следить разом за шестью печами; Мирон работы не бежал, просто зимою в сараях бражка не вызревала, чем бы он ее ни укутывал, а в жилом корпусе Софья Александровна быстро раскусила фокус с огнетушителями, после чего хорошее дело застопорилось.
Послание, конечно же, до генсека не дошло, Мудрый на это и не рассчитывал. Коля - тертый калач; делая ставку, он знал, как отыграет бюрократическая машина. Власть предержащие Новосибирска сообразили: на тропу войны ступил искушенный крючкотворец, он будет биться насмерть. Котельная была возведена, и в ней немедля поселился Мирон с алюминиевой флягой.
Коля, кроме того как писать, удерживая рукав зубами, читать, кое-как ковылять на костыле и чесать языком, самостоятельно не может делать ничего. Ест и пьет он с посторонних рук, и гульфик его диагоналевых галифе частенько предлагает к обозрению полосочку кальсон. Обличьем Мудрый - вылитый Эдвард Радзинский, с теми же умными глазами, но плешивее. Любимые его приговорки: "ломай мозги!" и "ман ту марел!", что с цыганского можно понять как "убей ты меня!" Эти словосочетания он употребляет в различных контекстах, будучи навеселе.
Николай II. Он живет в палате с Колей-мудрым. Зовут его Коля-ляля. Ему шестнадцать лет. Буду умирать, непременно вспомню его глаза; во мне эта уверенность также несокрушима, как и та, что когда-нибудь умру. Океан Колиных глаз... - он тих, смиренно удивлен несправедливостью, свершившейся с ним, но всё же это - океан: бездонный, безграничный, синеводный. За привилегию тонуть в нём насмерть бились бы многие девушки, но ристалищу не суждено состояться. Дезоксирибонуклеиновая кислота. Это вам не та кислота, именуемая "царской водкой" и способная растворять золото; эта кислота вытворяет все что угодно с человеком. У юноши нет рук, нет ног; быть может, седьмая и восьмая хромосомы, играя в прятушки, обронили парочку генов, и конечности не удались, вместо них болтаются нелепые мясные тряпочки. Ах, проказницы хромосомки...
У Коли в пользовании доисторическая инвалидная коляска, именуемая им "Чайка", шоферами - я и Павел. Зимою в робкое удивление Колиных глаз подмешивается столь же застенчивая печаль оттого, что в это время года он редко видится с Надей. Она такая же "ляля" как и Коля, с теми же глазами, только на год старше и богаче: ее коляска выкрашена кузбасс-лаком, и у Нади есть руки с божественно сложенными пальцами. Я знаю: у леди Гамильтон были точно такие пальцы, даже у Софьи Александровны они не столь совершенны.
Четвертый наш друг - горбатенький с двух сторон олигофрен Аркаша Фридлянд по прозвищу Филя, хотя наружностью он натурально поросенок Пятачок.
- Я Авкаша Филян, - объявил он при знакомстве. Со мной никто не двужит, потому что я товстый и очень гвупый. Возьмите меня в двузья! - взмолился он. - Возьмите! За компот или за пятки.
- За какие пятки? - удивился я.
- За ваши. Я вам пятки на ночь стану чесать.
- Не пойдет. Если дружить, так даром.
Аркаша счастливо хихикнул и пукнул. Так завязалась дружба.
У Аркаши есть еще одно прозвище - "дрочун". Так ласково называет его шофер Василий. О "дрочуне" стоит рассказать, поскольку мне выдалось быть очевидцем зарождения Аркашиной драмы и свидетелем счастливого ее разрешения, вследствие которого и возник "дрочун".
Ко времени нашего знакомства Аркаше только-только минуло семнадцать лет. Половое созревание, сильно припоздав, пробудило в дебелом Фридлянде таких демонов, что персонал не знал, куда от них деваться. Истерики следовали чередою: с воплями, с битьём головою обо что придется, и колотьбой чего ни попадя. Как обротать несчастного Аркашу, не понимающего природы ветров, штормящих его, никто не знал. Успокаивающие препараты действовали короткое время; лошадиные дозы брома, помогавшие срочникам бывшей Советской Армии преодолевать тяготы и лишения воинской службы, оказались бесполезны; на горизонте замаячили большие проблемы. После того, как Аркаша проломился сквозь забор приюта и бросился с яра, чудом уцелев при этом, вмешался Коля-мудрый. Уединившись с ним на два часа в палате, Коля, под демонстрацию собственноручно изготовленного рисунка - такую же горбатенькую, как и Филя, обнаженную девушку - научил юношу онанировать. Тут же и внушил ему, что любовь возможна у Аркаши лишь с нею - с Ассоль - так Мудрый нарек Филину карандашную суженую, неотвратимость встречи с которой пообещал твердо. А буде отроку изменить хотя бы в мыслях даме сердца, как на ладонях вырастет колючая щетина, которая навеки лишит его приобретенной радости, и Ассоль ему не видать, как своих ушей. Этот клин Мудрый накрепко вколотил в больной Аркашин мозг, подсиропив ограничение тем, что обязался выдавать ему квартальную премию свежими рисунками Ассоль. С той поры буяна точно подменили; он хоть и принялся неутомимо и не особо стесняясь гнать от себя демонов, но покорнее пациента стало не сыскать в приюте. А к Коле-мудрому Аркаша привязался так, как прибивается бездомный пес к человеку, учуяв в нем добрый запах. "Деда", стал звать он его.
"Дрочуном" Аркашу прозвал Василий, подглядевший того в лопухах за исполнением детского греха. На глупый вопрос "что ты тут делаешь?" Аркаша доверчиво показал рисунок Коли-мудрого и поведал, что ждет свою Ассоль и что так ждать легче. Василий, не будь дурак, похвалил Филю, заметив, что Ассоль, наверное, неудобно придется на горбике под тяжелым Аркашей, больно.
Не всякий нормальный человек решил бы эту задачу так, как сходу и гениально решил ее убогий юноша.
"А я под её говбик ямку вывою и вомашками устевю ", - заявил он Василию. Филя не знал сроков, но свято верил: бригантина под алыми парусами привезет его шоколадную Ассоль, когда зацветут ромашки.
"Знаешь, Коля, - признался тот раз шофер Мудрому, - я аж прослезился, ссука..."
Фридлянд делит палату с Вовчиком-вольфом - с таким же безвредным олигофреном. Вольф - это вам не абы как. У двадцатичетырехлетнего паренька врожденный дефект лица (волчья пасть, заячья губа и патологическая деформация челюстей), превративший человека в монстра.
Пожалуй, закончу вводную часть записок. Я приустал знакомить вас со странными героями моими. Впереди достаточно времени, которое я положил на сотрудничество с благосклонным читателем, посему уверяю: обзор оставшихся в тени обитателей приюта он получит непременно.

4

Яркое воспоминание детства: усталость от невозможности побыть одному. По малости лет я не сознавал, что происходит, отчего на заре отрочества я умудрился по-старчески подвять душою. Причина, казалось, глядела с поверхности: моя телесная ущербность; но, как выяснилось позже, дело обстояло не столько в физиологии, сколько в одном из ее несчетных следствий - в навязчивом ощущении Пашиного локтя. От этой пытки я избавился нечаянно, проторив путь от носовского "Незнайки" до первого в своей жизни романа. Им был "Граф Монтекристо".
Помню тот вечер и книжный запой в Свердловском НИИ; не забыть, как досадовал на няню, протянувшую руку к выключателю в момент, когда до невольника донесся таинственный стукоток из смежной камеры... Свет погас, продолжить чтение стало невозможно, и мне пришлось додумывать за Дюма-отца.
Неожиданно легко я оказался в замке Иф, в камере графа. В кромешной тьме удалось добраться до лежака узника и прилечь. Тишина, плотная, как вишневое желе, и глубокая уединенность до того пришлись к душе, что голова моя, всегда полная беспорядочных мыслей, сделалась легка.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 15:45   #8
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Долго ль пребывал я в сотворенном мною пространстве, неизвестно. Полагаю, масса накрывшего меня абсолютного одиночества оказалась столь велика, что исказилось время. Ах, как было хорошо! Вот на том-то арестантском ложе я и разрешился от бремени, стал свежеть душою.
Много ночей кряду посещал я свою камеру обскура, оживая всё больше. Но настало пресыщение, захотелось события, и оно случилось: кто-то постучал в стену. На стук я не ответил, показалось скучным следовать тексту.
Следующей ночью на грудь впрыгнул детеныш пантеры, беленький - я знал это - хоть и было глаз коли. Я долго гладил и ласкал его, но он стал громко урчать, и под мое "брысь!" киска исчезла.
Затем последовала череда небольших приключений, раз за разом делавшихся разнообразней, но не выходящих за пределы камеры, а в ночь на Первомай из каменной стены выступил граф Монтекристо.
Он был в измятом камзоле и чрезвычайно дурном настроении. Представившись, граф посетовал, что все сокровища просадил в Монте-Карло, но играть хочется, а потому не откажу ли я в любезности сразиться с ним в "дураки" на шелобаны. Я отверг топорную ставку, предложив более изящную - на раздевание.
В игре граф жульничал: крыл валетов девятками, вскрикивал "ба!", указывая пальцем за мою спину, а когда я оборачивался, успевал поменять карты, пел "Марсельезу", сыпал анекдотами - словом, изворачивался, как мог, но неизменно проигрывал, пока не остался в одном жабо.
- Всё. Гол, как сокол, - кинув скоро и жабо в ворох платья, пожаловался он, оглядел себя полными слез глазами и продекламировал:
- Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный неволей... почти что орел.
- Так летите ж отсюда, май на дворе, - присоветовал я. - Не перевирайте, пожалуйста, Пушкина. Летите сокол, у меня от вас зубы ноют.
Нагой граф послушно хлопнулся мохнатой грудью об пол, обратившись в голого, без единого пера сокола, попытался взлететь, но, кроме уродливых подскакиваний, ничего не вышло. Тогда сокол плюнул в пол и ушел на улицу пешком.
Только он исчез, в камере образовался курносый надсмотрщик в больничных шлепанцах, в черкеске с газырями и барашковой папахе.
- Собирайтесь, граф, - заявил он мне. - Вас к Самому на допрос.
- Я не граф. Монтекристо обратился в сокола и вырвался из темницы. Он стал свободным!
- Как же, видел, - охотно согласился надзиратель. - Свободно нагадил у парадного, а когда дворник погнал, проклюнул тому пим насквозь, до мяса достал, началась гангрена, и ногу отняли. И это граф? Помилосердствуйте. Вот Лев Толстой - граф, он дворника за валенок кусать не станет. А этот - Никодим, слесарь с "Путиловского", известный бузотёр. Так что, не отпирайтесь, чего уж тут...
- Слесарь... С "Путиловского..." Стало быть, я не во Франции?
- В России, сударь. В Петропавловском равелине.
- А кой год на дворе?
- Одна тысяча девятьсот осьмой от Рождества Христова.
- Граф Монтекристо, и вдруг - Россия, Петропавловская крепость... Недоразумение, господин надзиратель... Нет, я не граф.
- Они-с. Вы присланы третьего дни почтой, наложенным платежом. По требованию Российского министерства юстиции депортированы из Германии.
- За что?
- За оскорбление Императорских Фамилий-с.
- Чьих?
- Всех подряд-с, даже болгарских и тайских. Чохом, и будучи вдобавок нетрезвы, у входа в Рейхстаг материли принародно мировое самодержавие-с. Ну же, надевайте камзол, Сам ждать не любит, - тут надзиратель повел плечом, будто невзначай подраспахнув черкеску. Из-под одежды курносого горца проглянула тельняшка, перекрещенная пулеметными лентами, две "лимонки" на поясе, у бедра болталась кобура с маузером.
Перепираться с вооруженным до зубов вертухаем представлялось опасным. Я облачился в графово платье и скоро очутился в приемной Самого - малогабаритной кухне, расположенной в хрущевской двушке. "Сам" оказался Адольфом Гитлером.
Фюрер, одетый в одиозный фасонный френч и тюбетейку, аккурат завтракал: макал ломтями нарезанный репчатый лук в пиалу с кумысом, следом - в горку соли, насыпанную на "Пионерскую Правду", после чего адский харч отправлял в рот под усы; хлеба на столе не было. На полу, в ногах фюрера, притулилась комнатная собачка, и в унисон с вождем сердито хрустела луком и плакала.
Конвоир мой, присев у двери на табурет, тут же уснул.
- Лучку отведаете? - гостеприимно справился Гитлер, налегая на "о", словно коренной волжанин. - С кумысиком, а? - фюрер вкусно кивнул на пол, где стояла стеклянная четверть с напитком.
Я отказался.
- Еврей, - спросил он, глянув на меня не зло и умно.
- Не знаю, - честно ответил я. - А это важно?
- Э, молодой человек... С юдофобией вприкуску и сахар слаще; с нею, знаете ли, и хлорка за творог сойдет. Если постигнуть это простенькое изречение до точки, откроется суть антисемитизма и почему антисемитизм обречен на бессмертие. На быстрый взгляд - хилая платформа, согласен, да к тому же воняет, но люди сотни лет топчутся по ней, и это можно и должно использовать в своих целях. Ась? - Гитлер по-стариковски приставил ладонь к уху, заткнутому сантехнической пенькою. - Was du sags?
- Нет-нет, продолжайте.
- Да, так вот; во-первых...
Но лекция не состоялась. Собачка дожевала лук, облизала глаза, поднялась и, деловито охватив лапами ногу вождя, принялась совершать непристойные движения. Животное оказалась бескомпромиссным, испытанным в спариваниях самцом, еврейский вопрос его не интересовал.
- Русише швайн! - взревел оскорблённый мужчина, тщась высвободить хромовый сапог из лап азартного пса.
На этих словах надзиратель, прихрапывающий на табурете, вскочил.
- Что ж это вы, экселенц, русскую борзую свиньёй браните! - возмутился он.
- Это не есть борзой! Это есть грязный болонк! - взвизгивал Гитлер, распространяя по кухне луковый дух.
- А хоть бы и так! Лук-то орловский трескаете, а туда же - русише швайн! - патриот сжал пудовые кулаки: - Да я тебя!.. За Ленина, за Сталина!.. - он нервно зашарил ладонями по тельняшке, лапая арсенал, которым был обвешан.
- Он еще "Пионерскую правду" солью испоганил, - подлил я масла в огонь.
- За "Пионерскую Правду!" От матроса балтфлота Железняка! От... как вас, товарищ?
- Савл. Апостол Савл.
- От Апостола Савла! Получай, фашист!!
"Гранату!" - перекликнулось во мне.
Однако свирепый Железняк выхватил не гранату, а маузер, и с бедра, не целясь, выстрелил. Раздался хлопок, из ствола пыхнуло пламя, следом лениво выползла пуля и отвесно шлепнулась под ноги Железняку, потащив за собою полоски серпантина, начавшие окутывать и Гитлера, и Железняка, и пса, продолжавшего под шумок творить черное свое дело, и Геббельса с Борманом, вбежавших на звук пальбы с ёлкою наперевес.
Едва бонзы Тысячелетнего Рейха выпутались из бумажного плена, явился Мюллер, наряженный Дедом Морозом; его поддерживал за талию одноглазый Айсман из "Семнадцати мгновений весны".
"С Новым Годом, товарищи!" - успел сообщить пьяный шеф гестапо, прежде чем рухнуть на пол.
Железняк, Геббельс, Борман и Айсман, схватив елку с четырех сторон, с размаху всадили ее в собаку, пригвоздив ту к полу; елка засияла огнями.
- Делай, раз! - скомандовал живодерам Гитлер
Железняк и Борман натренированно соорудили первую фигуру.
- Делай, два! - последовал очередной приказ.
На их сплетенные руки, громыхая карандашами в планшетке, скакнул штурмбанфюрер Айсман.
- Делай, три!
- Ап! - легкий Геббельс с места совершил немыслимый прыжок и, оседлав шею Айсмана, выстроил над головою двускатную крышу из рук. Образовался популярный в тридцатые годы акробатический этюд "Звезда Советов".
Из репродуктора грянул "марш Буденного", в квартиру ввалились ряженые и - прямиком на кухню, поздравляться. Средь гомонящей толпы узнаваемы были лишь Берия по пенсне, да Калинин по козлиному запаху. Натурально - сумятица, разумеется - бестолковщина, да такая, что, как только вслед за ряжеными в чумовую хрущевку начали втискиваться какие-то полуголые гражданки в ажурных чулках, да с порогу вопить: "Кто тут крайний за мандаринами?!", вынужден был я прервать экскурс в смесь времен и народов, чтобы сохранить рассудок.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 17.05.2011, 15:47   #9
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Просьба к читателю: не выискивайте в этой чепухе какой-либо связи с сюжетом; не откапывайте также и второго дна; ни того, ни другого не сыщите, только набьете шишек, а то и, не приведи Господь, озлитесь на автора - человека не вполне здорового, никак не могущего удержать чудных коней своих. А как летят они, как летят! По прихоти моей несут, не выбирая дороги. И мелькают эпохи, и страны, и лица... А какие персоны! За иную встречу можно десять лет жизни положить; мне ж - всё даром. Ну не счастливец ли? Порассказать бы вам, где побывал, что видел... Да разве можно этакое на вашу нормальную голову вывалить? Но одно не утерплю, открою, и тут уж без дураков. Иисус из Назарета не легенда. Он и впрямь проповедовал и был распят. А главное-то вот что: на третий день по смерти своей Христос воистину Воскрес и подлинно Вознесся, имейте это в виду. И не суесловьте по поводу того, таят от нас настоящее Евангелие или достоверны ныне существующие тексты; не ломайте копий над тем, триедин Бог, или из триумвирата следует исключить Святаго Духа; не спорьте, слева направо надо креститься или наоборот, не тратьте напрасно души, ибо против факта Воскресения, всё другое - пыль.

5

Помню, прибытие наше в приют пришлось на вечер и ознаменовалось роскошным закатом, вслед за которым последовал столь же шикарный скандал.
Причиною тому послужили богобоязненность деда Мирона, до крайности обостренная похмельем, иезуитская находчивость Коли-мудрого и, собственно, мы с Павлом.
Предыстория такова. Тем утром Мирон не взял с собою на рыбалку Колю-мудрого, тот любил сидеть на бережку, наблюдать, как приятель таскает плотвичек. К Оби с яра вела длиннющая лестница, её Коля в одиночку одолеть не смог, остался на бобах, а когда друг вернулся с рыбалки, он высказал ему свое "фэ". Слово за слово, деды расплевались в дым, и снимать пробу с поспевшей бражки Мудрый был не зван. Сам Мирон с горя напробовался так, что лишь к ужину в полумертвом состоянии вылез из своей каморы, принял от Софьи Александровны нагоняй и спрятался обратно - хворать.
Надо сказать, смолоду Мирон не признавал ни Бога, ни чёрта; но ближе к старости и под патронажем Коли-мудрого у деда что-то исправилось в мозгу. В его жилище в красном углу обосновался неканонический триптих из Спаса, Божьей Матери и Николая Угодника, а чтобы вернее забронировать место в раю, он пошел на немыслимый для мирянина максимализм: смастерил гроб, взгромоздил его на топчан и спал исключительно в нем.
"Мименти мори", - так прощался дед на ночь.
Пока Арина Родионовна подготовляла мне и Паше койко-место, мы, уместив зады на завалинку, озирались по сторонам - птенцы, угодившие в чужое гнездо.
Развинченной походкой, опираясь подмышкой на костыль, перемотанный, точно мумия, захватанной изоляционной лентой, к нам подковылял пожилой человек в ношеных галифе и кителе. Цепко оглядев нас, он выбрал в наперсники Пашу, попросил достать из кителя папиросу, спички, прикурить и сунуть курево ему в рот. Попыхивая беломориной, человек с костылем полюбопытствовал, кто мы есть такие. Мы представились. Незнакомец, услышав нашу фамилию, заметил, что знавал одного Апостола-Архангельского по имени Асмодей, торговали семечками на паях; поинтересовался, не приходится ли он нам родственником. Я насторожился, а тёмный Паша буркнул:
- Сироты мы.
- А оно и спокойнее, чем с таким в родственниках ходить, - туманно молвил незнакомец.
Чуть позже мы узнали: первым встречным был Николай Дмитриевич Семенов - Коля-мудрый. Он моментально смекнул, как отомстить Мирону за отлучение от дегустации браги. Нам Коля отрекомендовался фамилией Бох и попросил о небольшой услуге.
...С последними отблесками заката мнимый Бох напутствовал, зомбируя взглядом Пашу:
- Вы уж, ребята, не оплошайте, исполните, как договорились. Мирон ленив и глух, что пень; будьте построже с ним, да погромче кричите, не стесняйтесь. Мне он позарез нужен, а идти не могу.
- Угу, - пообещал Паша.
Мы направились к котельной, знакомец же наш остался наблюдать.
Павел два раза ахнул кулаком в дверь Мироновой каморы.
- Кто там, - послышался квелый голос.
- Дед Мирон, тебя Бох зовет, - крикнул наученный Паша.
В ответ:
- И-и-и, - так баба, которой привиделась за печкой козлячья рожа, тянет в себя воздух.
- Выходи, он ждет! - крепко настаивал брат.
- Бох? - робко переспросили за дверью.
- Бох, - подтвердил Паша. - За тобой пришел.
- Где он, - голос деда звучал обреченным тремоло.
- Да рядом же! - Паша начинал закипать.
- А ты кто?
- Апостол!
- Ф-фома?
- Павел! - рявкнул Паша, ему надоело перепираться. - Выходи живо!!
Тут я сообразил: мы втянуты в фарс, но было поздно.
После приказа апостола Павла предстать, на ночь глядя, пред Богом, послышался грохот, а следом - стон.
Коля верно рассчитал: не соображающий с похмелья Мирон уверится: пришли по его душу и порядком наложит в штаны. Мудрый попал в десятку, но последствий срежиссированного спектакля предугадать не смог. Насмерть перепуганный дед как был на тот момент, полусидя в гробу, так из него и выпал, увлекая за собой домовину, которая, грохнувшись с топчана, сломала ему нос.
Три недели Коля-мудрый был сам не свой: тих, задумчив, перечитал уйму моих книг, а когда у Мирона спали чудовищные отеки с лица - ожил. Вскоре приятели помирились, отметив событие нешумной попойкой.
*****
Под житье нам с Пашей предоставили палату №6.
Когда няня сообщила что это наше жилище, я подивился совпадению: ввечеру накануне отъезда я как раз перечитывал повесть именитого доктора.
Первая сибирская ночь сразу накрыла меня. Мимо бурчания вечно недовольного Павла я привычно выскользнул из реальности, но успел лишь посетить Большой театр, куда колченогий Бох и рогатый Асмодей приволокли мешок семечек. Давали "Фауста", заканчивался первый акт. Партнеры швырнули мешок в оркестровую яму и спрыгнули туда сами. Музыканты, побросав инструменты, образовали склочную очередь. Торговля шла бойко: шуршали фраки, подсолнушки отлетали по рублю за стакан, с бельэтажа слышался нарастающий ропот, назревал скандал. Случиться бы лиху, но жадного Асмодея угораздило втихаря сунуть в пасть три целковых кряду. Осатаневший от такой наглости Бох с размаху засветил компаньону костылем в щеку. Из страшного рта Асмодея, как из разменного автомата, посыпались на пол гривенники. Под их звон кто-то в партере заорал:
- Люди гибнут за металл!
- И не только люди, товарисч! - впрыгнув на сцену, громко согласился избитый черт. - Не только люди! Вот ведь, граждане, времена какие настали! Маэстро! - он топнул волосатой ногой, обутой в китайский кед. - К пульту!
Дирижер лениво сплюнул лузгу, треснул палочкой по пальцам кларнетиста, продолжавшего щелкать, и подал знак оркестру занять места. Опера продолжилась увертюрой к арии Мефистофеля. В момент, когда Асмодей изрыгнул Шаляпинским басом: "На земле-е весь ро-од людской!" я уснул, не дослушав шедевра.
6

Первое утро в приюте. Доспать до положенных восьми часов нам с Пашей не пришлось. Вначале я принял это за сон, но быстро понял: то, что творится на улице - чистейшая явь.
"Пограничник надежный не спит,
На посту пограничник стоит!
Ночь темна и кругом тишина,
Спи советская наша страна!" - орал кто-то под окном один и тот же куплет, орал без перерывов.
- Вот зараза! - ругнулся Паша. - Ты спишь?
- Какое... Глянем?
- Давай.
Мы поднялись и подошли к окну.
Ночь, о которой назойливо упоминалось в песне, закончилась, было раннее утро. Вблизи нашего окна по стойке смирно стоял крупный человек в байковом одеяле, наброшенном, как армейская плащ-накидка. Сверху из одеяла торчала голова в казачьей фуражке времен тихого Дона, снизу - белые кальсоны, еще ниже - обутые в шлепанцы ступни, прочно установленные во вторую позицию. На плече человек в одеяле держал, как карабин, швабру. Пел, стало быть, он.
Напротив карабинера, на разлапистой ранетке устроились две сороки. Судя по тому, как часто разевали они клювы и нервно дергались, птицы, на чем свет стоит, костерили конкурента по утренним сварам. Страж не обращал на них внимания и призывал почивать родину, покуда он бдит.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.05.2011, 15:34   #10
Безнадёжный случай
 
Регистрация: 14.01.2010
Адрес: г. Новосибирск
Сообщений: 567

Re: Необыкновенный роман


Чуть поодаль, на завалинке, укутавшись в шаль, пригорюнилась дежурная няня. Старушка терпеливо ожидала чего-то, наверное, окончания бдения. Дождалась: точно повинуясь чьему-то приказу, воин умолк, принял швабру в положение "к бою" и прицелился в сварливых сорок. Удивительно, но кумушки снялись с ранетки; умные птицы были учены, знали, что, не улети они, служивый метнет швабру в них. Отследив полет ретировавшегося неприятеля, человек в одеяле взял табельное оружие "на плечо", безобразно выполнил поворот налево и, высоко вскинув подбородок, с правой ноги отмаршировал к няне. Между ним и нянею состоялся краткий диалог, после чего странный тандем удалился в корпус.
Начавшаяся за перегородками возня, покашливание, покряхтывание сообщали: неистовый пограничник перебудил приют.
За завтраком я узнал его. Когда мы с Пашей прибыли в столовую, он находился там - замер у двери часовым, пропуская вереницу столующихся. О том, что он и есть утренний наш побудчик, я догадался по казачьей фуражке и картонным погонам, на живую нитку притороченным к плечам пижамы. На погонах желтым фломастером были нарисованы три жирных полковничьих звезды и буквы "ПВ", определяющие род войск.
Дождавшись, когда все рассядутся, человек в погонах взял под козырек и поставленным голосом скомандовал:
- Господа офицеры!..
Никто из господ офицеров и ухом не повел: видать привыкли; кто мог, намазывал свой кубичек масла на хлеб, кто не мог - кормился с рук прислуживающего персонала.
Старшего офицера индифферентность братьев по оружию не смутила. Он парадно проследовал к угловому столу, туда, где стену украшали два плаката. Один плакат напоминал о том, что "хлеб всему голова", второй также апеллировал к голове невозможной рифмой:
"Ешь рыбу всегда, будет умной голова!"
Полковник чинно принял головной убор "на руку", обнажив плешь, напоминающую тонзуру монаха-католика, перекрестился на плакаты, уселся и принялся поедать завтрак, причем, когда прихлебывал чай из кружки, выносил локоть параллельно полу - по-офицерски - точно в кружке был не чай, а коньяк. За завтраком он время от времени строго оглядывал зал с кушающими подчиненными.
Полковника пограничных войск звали Михаил Илларионович Кутузов. Вот его история, но вначале призову: граждане с громкими фамилиями, выбирая имя ребенку, подумайте стократ!
Полный тезка легендарного полководца с детства видел себя боевым офицером. Однако жизнь наставила на ратном пути рогаток. Вначале подвело происхождение. Батюшка Миши, как на грех, оказался попом, матушка, как водится, попадьей. А потому, когда чадо выказало желание поступить в Суворовское училище, оно было ох как бранимо и даже ставлено в угол на горох. Экзекуции Мишиного упорства не сломили, он зло плакал, плевался и швырял горохом в родителей до тех пор, пока те не сдались. Итогом горохового побоища стало прошение, отправленное отцом Илларионом в Суворовское училище. Разумеется, поповичу, как классово чуждому ребенку, отказали.
Миша два года погоревал, а потом понаделал арбалетов, разящих стрелами с наконечником-гвоздем, намастерил из половых реек пистолетов и ружей, метавших алюминиевые пульки, сколотил армию и начал постигать азы ратного искусства самостоятельно. Затерянный в Сибири тихий городок на долгое время превратился в Гуляй-поле. Но конец приходит всему, сошло на нет и Гуляй-поле. В шестнадцать лет возмужавший Миша обзавелся густым баском, прогрессирующей щетиной и приписным свидетельством, где стройбат значился будущим местом службы. То был очередной удар по Мишиной мечте о карьере военного, ибо замаячила перспектива два года кантоваться в окружении деклассированного элемента, употребляющего политуру и стреляющего из лопаты.
В тот злосчастный день бывший атаман с горя выпил первую в жизни бутылку вина, уговорил ее в полном одиночестве. Вино называлось красиво: "Белое крепкое". Было что-то деникинское, что-то штабс-капитанское в этом названии, настолько близкое к понятию "карательный отряд", что пьяный Миша возжелал немедленно спалить сарай военкома, подписавшего путевку в непутевую служивую жизнь.
Ветхий сарайчик сгорел мгновенно. Когда на стихавшее пожарище стали прибывать зеваки и пожарные, Миша швырял в угли военкомовский шифер, припасенный седым майором на крытьё сарая. Началась канонада. Шиферная шрапнель разогнала всех, кроме поджигателя. Ему и достался увесистый фрагмент в висок. Полгода Миша провел в больнице, выписался со стальной пластиной вместо виска и нехорошей справкой от психиатра.
Казалось - всё: воинская служба и слабоумный попович несовместимы. Ан нет: отцу Иллариону дали приход в Бурятии на границе с Монголией, и физически здоровый Миша устроился в пограничную часть конюхом-водовозом. Там за пятнадцать лет беспорочной службы и нахватался он верхушек ратного дела.
Когда в СССР пал коммунизм, буряты потянулись из православной церковки в дацан. Этого отец Илларион не снёс - побродил месяц по пустому храму, захворал и помер. По смерти батюшки вдовую попадью с сыном забрала к себе ее сестра, а именно - наша Рында. Экс-попадья вскоре скончалась, и безобидный, чуть дурковатый племянник остался на руках тетки, но не дармоедом, не захребетником: приткнулся на скотном дворе и денежку выручать начал, да вот беда - в деревне не прижился. Жесток сделался за восемь десятилетий народец русский, немилосерд, не смог попустить Мишиному желанию охранять рубежи деревни, взял да и полупил сироту, когда тот четыре ночи кряду самоотверженно, но очень уж громко оберегал сон односельчан. Миша отлежался день, отплакался, а ввечеру смастерил полковничьи погоны, пришил их к рубахе, надел казачью фуражку и при полном параде повесился в сенях. Застрелиться невольнику чести было не из чего. По счастью, с рыбалки возвратился рындин свекор и вынул свояка из петли. На следующий день Мишу от греха перевезли через реку в приют. Этот мирок, в отличие от мира, где побивают за хорошее, оказался не в пример сердечнее. В нем терпимо отнеслись к Мишиной страсти, выделив ему для несения караулов два холма - погреб и покойницкую - и два утра в неделю: вторник и пятницу. Та зорька, когда мы были разбужены, пришлась на четверг; думается, грубое нарушение Устава было обусловлено прибытием сюда новичков, то есть - меня и Паши; нам сходу дали понять: территория под охраной.
Проживает здесь Миша на птичьих правах. Рында не может пробить чиновничью броню, чтобы легализовать пребывание подпольщика в богадельне. Племянничий кошт, по ее словам, оплачивает она, но Каша исподтишка сомневается в том. Однажды она, на свою беду, вознамерилась заполучить в союзники Колю-мудрого. Их диалога мы не слышали, видели лишь, как медсестра подсела по окончанию ужина к Коле и шептала ему, указывая головою на Мишу-полковника, который, сыто отрыгивая, выбирался из-за стола. Коля что-то ответил, и Каша со свекольным лицом пулей вылетела из столовой.
Тот разговор подслушал Илюха Длинное Ухо. За пять метров. Индейскую прибавку к имени слепой с рождения юноша носил по праву.
- Объедает вас этот боров, Николай Дмитриевич, - посочувствовала Каша Мудрому.
На такую грязь Коля ответил столь же грязно, укротив на время гадскую бабёшку:
- У тебя в носу волоса есть, Люба?
- Есть, у кого их нет, - призналась застигнутая врасплох наушница.
- А у меня на жопе. Давай их свяжем и спать ляжем.
Игорь Бекетов вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 04:52. Часовой пояс GMT +3.



Powered by vBulletin® Version 3.8.6
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Права на все произведения, представленные на сайте, принадлежат их авторам. При перепечатке материалов сайта в сети, либо распространении и использовании их иным способом - ссылка на источник www.neogranka.com строго обязательна. В противном случае это будет расценено, как воровство интеллектуальной собственности.
LiveInternet