* оттуда же.
....Нестор Петрович вздохнул и посмотрел на часы. До обеденного перерыва оставалось полчаса.
Надо сказать, что планы на обед были просто-таки грандиозны.
В соседней кафешке с мрачноватым названием «Подвал» подавали умопомрачительную солянку, от одного воспоминания о которой сладко засосало под ложечкой.
«Нужно чем-то заняться...» – решил голодный Карасиков и принялся составлять отчёт о проделанной за прошлый месяц работе.
Нельзя сказать, что её, этой работы было завались, но хватало.
Народонаселение, не желающее мириться с распадом великой империи, пыталось любыми способами наладить торговое сотрудничество с зарубежными теперь партнёрами, исходя из простого и понятного Нестору Петровичу мнения, что за кордоном и товар лучше и цены ниже, а то, что есть у нас, у них отродясь не изготовлялось и поэтому втюхать иностранцам уникальный отечественный продукт – пара пустяков.
Так же мыслило и родное правительство, пытаясь ободрать предприимчивых сограждан, и продающих, и покупающих.
Сограждане не сдавались, в свою очередь обдирая государство.
А всё вместе это гордо называлось «ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ».
Свою роль в этом процессе Нестор Петрович определял весьма ясно и называл благородно – помощь людям.
Люди, даже если их было очень много, и государство, состоящее из этих же людей, были понятиями совершенно полярными, даже враждующими.
Карасиков же находился в аккурат на линии фронта.
*****
Обеденный перерыв – величайшее изобретение ума человеческого, стоящее в одном ряду с электричеством, автомобилем, телевидением, пивом, солёными сухариками и женщинами.
Правда, женщины являлись скорее творением божьим, но исключать их из этого великолепного списка удовольствий и соблазнов Нестор Петрович бы не рискнул.
*****
Кстати, о женской половине человечества Нестор Петрович мог рассуждать часами.
Делал это он самозабвенно. Рассуждения лились рекой, впрочем – иногда прерываясь для демонстрации телесных уродств, полученных в рыцарских боях за Даму Сердца.
Уродств было два.
Едва заметный шрамик на лбу возвращал собеседника в смутные времена карасиковской юности. Благородный Нестор Петрович, возвращаясь в сумерках домой от друзей, был сбит с толку хриплым женским голосом, довольно истерично выкрикивающим примерно следующее: «Не трогай меня, гад!.. Отстань от меня, гад!.. Перестань, гад!..»
Проникшись сочувствием к прекрасной незнакомке, попавшей в беду, Карасиков, недолго думая, направился на шум. Через пару секунд из темноты, уже сгустившейся под тополями, выступил ненавистный образ «гада», нещадно треплющего худющую даму бомжеватого вида за сиреневые волосы.
«А ну, отпусти её!!!» – ломающимся подростковым голосом решительно заявил Нестор Петрович. Взгляд его упал на синие от вязи татуировок руки хулигана. – «Быстро!» - добавил он уже куда менее решительно.
Не говоря ни слова, вероломный «гад» поднял незанятую волосами подруги руку, а затем резко опустил её. В аккурат на полную благородных мыслей голову Нестора. То, что в руке было что-то вроде дубины, Карасиков понял несколько позже, когда пришёл в себя.
Он сидел прямо на тротуаре. Голова гудела. Небольшие белые птички кружились перед глазами, сбиваясь в стаи и вновь разлетаясь.
Поодаль, метрах в пятнадцати, смутно виднелась неспешно удаляющаяся в обнимку вероломная парочка.
Видимо – инцидент был исчерпан.
Жертва Богу Примирения принесена.
Вторая рана выглядела куда более оригинальной и была получена в битве со страшным русским драконом, ласково называемым «мороз». Причиной поединка также являлась дама.
Дело было так.
В давний уже предновогодний вечер Нестор Петрович, порядочно хлебнув смертоносной смеси из пива и портвейна, веселился на близлежащей дискотеке. И вдруг веселье ушло. Кислотные девчонки из соседней школы перестали радовать глаз. Друзья растворились в ритмично вздрагивающей толпе.
Стало одиноко...
До тошноты...
«Ну их, эти пляски…» – загрустил Карасиков, озабоченно перерывая карманы в поисках адреса необычайно милой девушки, с которой познакомился намедни на новогодней вечеринке в родном ПТУ. Адрес нашёлся, и обрадованный Нестор Петрович бодро зашагал к трамвайной остановке…
Проснулся Карасиков почему-то уже в автобусе.
Он сидел у окна.
Рядом дремал толстенький мужичок с портфелем на коленях. Из портфеля трогательно торчал берёзовый веник.
«Чтоб я ещё раз портвейн пивом запивал… Никогда!» – хмуро размышлял Нестор Петрович, царапая замёрзшее автобусное стекло ногтем и ощущая лёгкие приступы тошноты. Где процарапав, где продышав небольшое окно в окружающий мир, Карасиков нетерпеливо приложился к нему глазом и онемел.
В темноте за окном медленно проплывали ветхие деревянные строения, изредка освещённые качающимися на ветру тусклыми лампочками.
«Ё-ё-ё… Где это я?» – лихорадочно размышлял Карасиков, строя в голове самые невероятные логические цепочки.
Невесть откуда возникшая кондукторша потрясла Нестора Петровича до глубины души. В городских автобусах никаких кондукторов не было уже давно.
«Выспался, касатик? – добродушно вопросила она, потягиваясь и позёвывая. – Платить будем, пассажир?»
«Мне один билетик… до 5-го микрорайона» – лихорадочно зашарил по карманам «пассажир». Он протянул кондукторше пятачок, почти сразу поняв, что сделал что-то не так.
«Мила-ай… – недружелюбно пропела обвешанная пулемётными лентами билетов кондукторша. – Какой микрорайон? Глаза – то разуй…»
«А что не так?» - едва слышно простонал Карасиков, предчувствуя недоброе.
«Так на Ольховке мы… Ольховский это маршрут… - несколько смягчившись, поведала кондукторша. И, чуть подумав, решительно добавила: - Проезд два пятьдесят!»
Здесь необходимо пояснить, что вышеуказанный населённый пункт с поэтическим названием «Ольховка» находился далеко за городом, вдали от дорог, троп и прочих торговых путей городского населения.
Нестор Петрович, с трудом загнав меркатильную жабу в угол организма, оплатил проезд, причём сразу туда и обратно.
«Вы назад-то, в город, когда теперь?» – осмелился осведомиться он.
«Так утром рейс… в четыре двадцать… – испуганно глядя на Карасикова, ответила кондукторша. – Шофёр-то наш, ольховский…»
Нестор Петрович взглянул на часы.
Через час во всех телевизорах страны будут бить столичные куранты, возвещая о наступлении нового года.
Шампанское будет литься пенной рекой, обильно окропляя тазики с салатами и заглушая выстрелами пробок взаимные поздравления.
Потом, под горячее, будет открываться запотевшая водочка.
А потом закрутится непрерывная цепь событий: танцы, курево в подъезде, стол, танцы, опять стол, снова танцы, курево, поцелуи в углу…
Карасиков вздохнул, набрался решимости и тоном, не допускающим возражений, спросил: «А можно я здесь, в автобусе посижу? Мне в город надо…»
«Да жалко что ли, сиди… Только холодно здесь у нас… - ответила кондукторша, начиная понимать, что к чему. – И ещё… мы тебя закроем…»
Первые два часа прошли быстро.
Проснулся Карасиков от холода и похмельной головной боли.
Старенький «ЛиАЗ», прозываемый в народе «скотовозом», начал неумолимо промерзать вместе с содержимым в виде незадачливого одинокого пассажира.
Не спасало ничего.
Ни подтягивания на поручнях, ни отжимания от пола, ни бег среди сидений, ни бодрые армейские марши, распеваемые во всё горло…
Заспанный водитель, совершенно забывший о Карасикове, чуть не отдал концы, когда, заводя двигатель, он неожиданно увидел в зеркале прилипшую к заднему стеклу кабины физиономию, бормочущую еле шевелящимся от холода языком что-то типа «…на-на-нако-конец-то… по-поеха-хали уже…»
До самого города Нестор Петрович ехал в кабине доброго водителя, сидя прямо на горячем двигателе, хлебая горячий шофёрский кофе из термоса и, тем не менее, обречённо стуча зубами.
К чести Карасикова надо признать, что он даже не простудился.
Однако ухо умудрился обморозить.
К концу зимних каникул, когда чернота прошла и опухоль спала, ухо приняло не совсем обычную геометрическую форму. Оно стало как бы многоугольным и резным. Даже лучше, чем было.
И Нестор Петрович им очень гордился!
© WallDeMart
