Он возьми и скажи ей –
«маленькая»…
А она…
Две авоськи по бёдрам –
вдоль,
куцый хвостик – резинкой сдавленный,
и подмышкой для свёкра с гастритом
кроль.
Шаг чеканный…Набойки сталевы,
да пальтишко б/у… Ине брезгует.
А он взял и назвал её –
«маленькой».
И заплакала баба железная.
Корзун Светлана.
«Не жалей её – бабу железную».
*****
Читаю про «маленькую» и громко рыдаю: это ж надо так русскую женщину в стихах изувечить, что перед моим мысленным взором встаёт эдакая здоровенная, мордатая, жопастая колхозница в б\у пальтишке, без серпа и коллеги с молотком, зато с огромными авоськами и замороженным кролем под мышкой! И чеканит шаг эта «маленькая» в изящных туфельках на высоких каблучках с такой грацией и грохотом, что прохожие испуганно разбегаются в сторону, дабы не затоптали ненароком, не покалечили стальными набойками размером с лошадиную подкову! Оборачиваются, тихо шепчут вслед: «Не баба – стальные яйца! Вот повезло муженьку и свёкру…»
Это, так сказать, первое впечатление от трёхразового прочтения. Возможно, Светлана, как представительница слабого пола, пустила слезу и неспроста. Но, на мой взгляд, она сделала это весьма неуклюже.
Но не будем спорить. Замордованную жизнью женщину, у которой на руках детки-короедки; муж-алкашик и вечно недовольный свёкор, задолбавший своим выдуманным гастритом и явным простатитом участкового врача, соседей и домашних, я бы изобразил несколько иначе. Ну, скажем, так:
«Шёл однажды другу в гости.
Вижу бабу – вот дела:
две огромные авоськи,
да под мышкой – три крола!
Шаг чеканит – мостовая
в ярких сполохах огня!
А набойка – сталевая,
как у резвого коня.
И такой не скажешь: - Людка!
Эй, сгоняй-ка за пивком!
Эта скромная «малютка»
с бронебойным кулаком,
Так приложится… А впрочем,
этих женщин не поймёшь:
Снова горько плачет ночью…
Се ля ви… Едрёна вошь…»