|
Эскамильо
Севильи слава, где твой гордый вид,
Как тот горшок, что на огне томится,
До края жгучей ревностью налит,
Цыган и их веселья - сторонится.
Народишко – создателя насмешка.
Вся жизнь: танцуй и лги, воруй и пой,
Преступники - от простоты безгрешной,
И грешники – в наивности святой.
Лишь эта смесь, столкнув Эдем с Аидом
Создать Кармен могла - сосуд чудесный,
За формой содержимого не видно.
Так манит омут тайной неизвестной.
Тореадору женщины к ногам
Несут невинность не колеблясь, слепо
А дочь цыган – навесила рога,
Что на смех всем торчат, терзая небо.
Бык на закланье вышел на арену,
И даже он с ухмылкою глядит,
Мол, ты «быком» придёшь ко мне на смену,
Такой уж у тебя рогатый вид.
Тореро любят девы благородней,
Невесты лучших в городе домов,
А он у ног цыганки беспородной,
Не в силах разорвать тиски оков.
….А бык уже давно в кровавой пене,
Трибуны стихли – страшная картина,
К чему герой терзает на арене,
Недвижимую, мёртвую скотину.
Как будто та – соперник ненавистный,
Кромсает он поверженную тушу,
И с бешенным мелькает шпага свистом,
Но только вот не лечит ярость душу,
Покоя дать ему, он просит небо.
…Фламенко кружит алой юбки знамя,
Кармен забыла - был он или не был,
Горит в её глазах шальное пламя.
(С) Михаил Лысенко
| 
