рассказ Дочь ( Продолжение. Начало " На исходе дня", "Шахидка", "Борода")

[олдшуз]

Дочь

... Задолбали!.. - дверь со страшной силой ахнули о косяк... в мойке звякнула немытая посуда. Сашок вздрогнул и посмотрел на жену. Её не было. Вместо горластой, сварливой Зинаиды, которая, при случае, запросто могла отбрехаться от семерых, сидела "мадам Простокваша" - беспомощная, сырая и набухшая. Широко открытые, немигающие глаза быстро наполнялись влагой... и вот уже по привычной морщинке, между пунцовой щекой и сырым носом, побежала первая капля, в которой всё: и детская, пульсирующая обида, и чёрное, как горелый дом, отчаяние, и безысходность - вечная подружка самоубийц...

Это началось с год назад. Дочь Настя, получив гербовую бумажку о неполном среднем образовании, взяла приступом местный музыкальный колледж. Приёмная комиссия дрогнула, не выдержав аккуратного натиска абитуриентки, не имеющей даже начального музыкального образования, но зато с абсолютным слухом и с внешностью патентованной отличницы. Ко всему прочему, внешность пай-девочки была с великим трудом напялена на бульдозер маминого характера; на здоровую, истинно актёрскую наглость и на интуитивное понимание момента. К тому же, ей, как ни странно, помогала достаточно сильная близорукость. Очков и линз, Настенька не носила, поэтому испепеляющие и препарирующие взоры экзаменаторов, от которых подкашивались ноги у абитуриентской братии, пропадали втуне... На экзамен по вокалу, Настя приволокла папину гитару, и под нехитрые, папины же, аккорды-переборы, исполнила " Я ехала домой". Голосок был хоть и небольшой, но зато с таким интонационным амбре и истинно женским нервом, что на фоне пяти простеньких, чуть дребезжащих своей неакадемичностью аккордов, по новому расцвели нежные маргаритки стихов Марии Пуаре и ... затуманились взоры четырёх экзаменаторов - битых-перебитых, музыкальных баб, видавших на своём веку и шипящие пенные триумфы и глухие обморочные провалы... Зацепила двурогая луна, содрала с них дублённую шкуру экзаменаторов... защипало в носу и стало вдруг ужасно жаль прожитой жизни...

Весь первый семестр, Настенька, обживалась, принюхивалась, расчищала тихой сапой место под солнцем эстрадно-вокального отделения и неуклонно трансформировалась. Трансформировалась, трансформировалась и наконец... вытрансформировалась. К зимней сессии, это уже был настоящий жупел для заместителя директора по воспитательной работе. Ярко-оранжевая чёлка на жгуче-брюнетной, аккуратно подстриженной девичьей головке, смоляные квадратные брови над синими, свистать всех наверх, бездонными глазами и далее по списку: заносчивый, с прицелом в небо, нос; вызывающе кроваво-чёрные губы; специально, нелепо-вылезший из брюк край блузки; малюсенькая грудь в стиле унисекс; облитая чёрным и блестящим, наглая, вертлявая задница; костлявые, хотя и ровные продолжения ягодиц, ныряющие в чёрные утюги массивных ботинок, из-под которых простодушно торчат голые, девичьи лодыжки... Весь этот дизайнерский инфантелизм был подкреплён всего одной нравственной максимой - "Гордость наипаче..." Конечно, как только облик студентки стал меняться, зам по воспитанию - Мария Сергеевна Подопригора, отреагировала молниеносно. В приватной беседе она сообщила зарвавшейся студентке, что уполномочена карать любительниц выпендриться, вплоть до исключения из списков, и тут же, по телефону вызвала на беседу родительницу вышеозначенной студентки. Но, как говорится, не все попадАют, кто целится. Настенька не только не вернулась к амплуа девочки-пай, но и усугубила. Уже на следующий день в левой ноздре искрился крохотный пирсинг, а на правой голой лодыжке порхала цветная бабочка: по мнению тату-мастера - типичная крапивница. Это был прямой вызов. Мария Сергеевна в бешенстве тряхнула административными кудрями, ударила лакированным копытцем по директорскому паркету и на срочно образовавшемся педсовете потребовала голову нахалки. Вот тут-то и выяснилось, что студентка первого курса Анастасия Воробьёва задействована в трёх грядущих концертах, и заявлена на участие в двух конкурсах, один из которых - всероссийский. К тому же её редкое, немыслимой красоты, лирическое сопрано украшает тематический вечер посвящённный творчеству Марии Цваетаевой, да ещё и вице-премьер на химзавод приезжает... просили выступить... А что касается одиозного облика студентки, то его уже приспособились менять. Чёрное, в пол, платье из гардеробной колледжа, да вороной паричок, взятый напрокат у педагога по актёрскому мастерству... и вуаля - чем не академический вокалист.

Но Настенька самоутверждалась не только по месту учёбы. Место проживания тоже было превращено ею в некий полигон по отработке методов манипулирования людьми. Так исторически сложилось, что в семье Воробьёвых роль лидера исполняла Зинаида. Это она, на заре их с Сашком совместной жизни, захватила "телефон, телеграф, железнодорожные станции..." , а также финансовые потоки и монополию на принятие решений. Сашок с облегчением отошёл в сторонку и в позе созерцателя, который может бесконечно наблюдать за работающим человеком, прожил семнадцать лет в браке с вулканирующей Зинаидой.

По факту своего рождения и по всем жизненным обстоятельствам, Настенька должна была, со временем, вырасти в крепкую, некрасовскую женщину. Во всяком случае, такая картинка сидела в подсознании у Зинаиды. Конечно, вслух, как и все родители, она по десять раз на дню твердила мантру о высшем образовании. Но в поступках, которые как раз и формируют будущее детей, Зинаида следовала линии великого педагога 20 века - Макаренко. Воспитанники которого, к слову сказать, обладали таким количеством прикладных навыков, что, казалось, способны были выжить не только после, но и во время ядерной войны. Настеньке ещё не было и десяти лет, а она уже владела двумя способами доения коз(кулаком и в прищип); могла отличить всходы моркови от всходов лебеды и чернобыльника, могла, по половому признаку, разделить кроличий молодняк, могла с оглушительным визгом улететь на "тарзанке" в середину пруда, и сорвавшись в непрогретую майскую воду, тремя стилями вернуться обратно, не только без воспаления лёгких, но и без насморка... В общем, Настенька, на тот момент, представляла из себя обыкновенную сельскую девчонку, которая точно знала в каком мире она живёт и как с этим миром взаимодействовать. Но всё изменилось после смерти её бабушки - матери Зинаиды. Многолетний диабет, диабетическая стопа, гангрена, ампутация, сепсис... и каждая стадия сопровождалась сетованием лечащего врача на полную медицинскую безграмотность пациентки и хроническую запоздалость лечения. Болезнь всегда была на полкорпуса впереди, как тень человека, для которого солнце светит в спину и валится в закат. И весь этот беспомощный, аспидно-чёрный спектакль с врачами, реанимациями, похоронами, гробовщиками, всё длился и длился, мучительно и безысходно... пока Зинаида не забрала себе в голову, что её дочь, после окончания школы, непременно должна поступить в медицинский вуз.

Образ дочери, в кипельно-белом медицинском халате, сподвигнул Зинаиду выдернуть Настеньку из шестого класса городской окраинной школы, посреди учебного года. Незадолго до этого, грозно опустив перед собой бульдозерный, цельнометаллический нож, она двинулась в кабинет директора гимназии №1 - самого пристижного учебного заведения в городе. Сарафанное радио характеризовало сей "храм знаний", как достаточно упругий трамплин для прыжка не только в медвуз, но и в запредельный МГУ. Разговаривать с начальством, с чиновниками, с врачами, с учителями.. и с прочими интеллигентными людьми, Зинаида, не стеснялась, любила, и что самое главное - умела. Подсознательно она понимала, что её сельский, колоритный говорок - чуть скандальный, чуть смешной и не всегда цензурный, является для этих городских снобов чем-то до того противоположным, что воспринимается ими уже, как экзотика. Причём, Зинаида намеренно вплетала в лексикон совсем уж древнее просторечье, и даже её бесцеремонное "тыканье" выглядело гармоничным и смахивало на разговор Григория Распутина с царствующими особами. Проникнув в кабинет директора, Зинаида сразу же определилась со стратегией и тактикой разговора. Перед ней, за обыкновенным письменным столом сидел робот, в спецодежде для женщин-чиновниц средней руки. Робот надменно колотил по клавиатуре ноутбука ярким маникюром. Истощённое, с желтизной лицо робота имело отрицательное выражение и было видно, что в последний раз соглашалось оно, с чем бы то ни было, лет двадцать назад

- И-и-издрасте вам Ираидочка Пална - зачастила Зинаида, усаживаясь на краешек посетительского стула - Вот пришла бяде вашей помочь... да-а-а... А как же ж... по всему городу звон-та идёт... -

- Здра... К-какой ещё звон? - растерянно среагировал робот, на глазах превращаясь в обыкновенную испуганную бабу, которая жутко боится только двух вещей: что в результате какого-нибудь инциндента её попрут на пенсию и, что навалятся наконец уже старческие болезни и её, опять таки, попрут в том же направлении

- Ну как же ж... робятки-то ваши уторой год в МГУ поступить не могут, да-а-а... А ведь раньше, раньше-то, чуть ли не ногой двери -то туды открывали. Перевелися у городе способные дети... перевелися - Зинаида подалась к директрисе и карикатурно-интимно добавила - А я вам скажу так, Ираидочка Пална - зажралися... зажралися, как пороси с комбикорму... - и усевшись поудобнее затараторила почти без знаков препинания - Я вот, к примеру, коз держу одна на всю деревню. Так верите, всех наших желудочников, печёночников и ревматиков на ноги поставила, во как!.. И тебя болезную поставлю. Ты шош думаешь, тебя врачи вылечат? Не-е-е... им некогда. Им надо ачёты писать, да деньгу на стороне заколачивать. А у меня ты через год камни своим желудком будешь переваривать, да ещё и замуж сбегаешь... - Зинаиду, хоть и несло, но вектор, она выбрала правильный: насмотрелась на людей за свои сорок с хвостиком. Отечные, полные - страдают гипертонией, сердечными недугами, астмой да диабетом. А такие, как эта директриса - худые, как астраханская селёдка, желчные, да нервные - все, как есть, холециститчики и язвенники.
- Женщина, вы по какому вопросу? - попыталась выбраться из-под обломков чиновничьего благополучия, вконец растерявшаяся Ираида Павловна

- Да какой там вопрос? - возмутилась Зинаида - Я с ответом к вам явилася... как вам из чёрной полосы-то выбираться - и уже доверительно продолжила - ДочкА у меня пропадает у пятой школе, ну шо на выезде из городу. Не скажу, шо гениальная, врать не буду, но то, што в МГУ поступит - это к бабке не ходи. Так что беритя, так и быть. А лечиться уже щас начнём - Зинаида наклонилась к сумке на полу, позвенела там стеклом и щедро улыбаясь, торжественно достала литровую банку с молоком - Во-от... утрешнее, парное - шо твой пломбир. Натощак, за полчаса до еды... и кажный день... кажный день. Жареное, жирное - ни в коем случАе, водку не пить, нервы беречь, а через год сама тебя на шашлык позову

- Женщина... да вы в своём уме... середина учебного года... мест нет... вы как себе это представляете - лепетала надломленная директриса, испуганно косясь на банку с молоком. Но Зинаида уже хлопотливо завершала свой визит: гремела чем-то в сумке, одновременно поднимаясь со стула и добродушно ворча -

- Шо ж вы за народ такой - выгоды своей не понимаете... - и уже выпрямившись, с укоризной посмотрела на директрису - Ну подумай, сколько тебе осталось-то. Ну год, ну два, а потом загремишь в гарст... галстрологическое отделение... а оттуда, почитай кажный день вывозют... А я тебе всё принесла: и почёт и здоровье. Знаешь, как моя бабка говорила, царство ей небесное - На море-океяне, на острове Буяне, стоит бык печёный: в заду чеснок толчёный, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь. Так вот... макай и ешь!.. а документы завтра принесу...

(с)олдшуз

[олдшуз]

Состав класса в окраинной школе, по отношению к классу гимназии, отличался разительно. Атмосфера здорового детского пофигизма, избыток неизвестно чем мотивированных движений души и тела, "белый" шум неорганизованной детской среды, неожиданно прерываемый визгом, равным всплеском децибелов взлетающего стратегического бомбардировщика... Всё это сменилось на чинную благожелательность и ненавязчивый, но постоянный скрежет молодых зубов о гранит науки. БОльшая половина гимназистов шестого "А" класса ходила в "отличниках" и "хорошистах", регулярно посещала репетиторов, факультатив итальянского языка, бассейн и бальные танцы. Небольшая часть учеников задумчиво и возвратно-поступательно дрейфовала от оценки "удовлетворительно" до оценки "хорошо" . И наконец, три "ничегонеделателя" приятно выбивались из "пай-среды" и попросту протирали штаны в ожидании ЕГЭ и дальнейшей стопроцентной реализации своих талантов. Таланты были хоть и стандартные, но настолько явные, что тройки, по всем предметам, выставлялись учителями автоматически. Одна, вечно сонная, меланхоличная девочка, всё своё свободное от сна время, рисовала. Галерея её рисунков обычно начиналась с последней страницы тетрадей и встречалась с формулами и упражнениями уже на третьей странице от начала. Графические портреты одноклассников, учителей, приятелей... периодически обновлялись и хранились в домашних "музэях" прототипов. Второй талант имел оцифрованное мышление и хакерские замашки, а третий плавал, как глиссер, бил рекорды и был обладателем солидного "иконостаса" из медалей, кубков и почётных грамот. Вакансии "клоуна" и"злодея" в классе были свободны.
И вот вся эта "золотая" публика, при виде Настеньки, поставила шерсть на загривке дыбом и в оскале нервно задрала верхнюю губу. Причины такого неприятия были подробно и красочно описаны Андерсеном в "Гадком утёнке". Настенька была ошарашена таким поворотом событий и на некоторое время ушла в глухую оборону, откуда робко и неправильно отвечала на опросы учителей, совсем не отвечала на ещё младенческий, но уже оскорбительный снобизм одноклассников... Она терпела и страдала... терпела и страдала... и в результате этих страданий поняла, что её мама-бульдозер, её непререкаемая мама... ошиблась. И ошибаясь, предала. Бросила на растерзание аккуратной жестокости ровесников, рафинированной вежливости учителей, лишила друзей, вырвала из контекста давно налаженной, чуть расслабленной прежней, школьной жизни. Все свои двенадцать лет, Настенька, безопасно сидела в мамином бульдозере. Сидела, и отвлечённо наблюдала за тем, как хрустят под лязгающими траками мелкие житейские неурядицы, как виртуозно, на одной гусенице разворачивается, вроде бы неуклюжая мамина машина, перед крупными проблемами, коварно заходит в тыл и разносит в прах, выгребая на обочину жалкие, изуродованные остатки... И вот её надёжная мама, безответственно и подло высадила её из своей прочной кабины, поставила на пыльную дорогу и уехала дальше давить, разгребать, сносить...
Высаживая дочь в пыль и одинокость, Зинаида, тогда уже примечала у дочери и зачатки будущих шипастых гусениц, и эмбрион мощного мотора, и зародыш загребущего, сокрушительного ножа. И, действительно, Настенька недолго находилась в состоянии "гистерезиса". Всего за месяц мытарств она собрала свой собственный "бульдозер". Презрительный смех, издевательские реплики, ложные обвинения в стукачестве и мелком воровстве... разбивались теперь о скорлупу упрямо лобастой кабины с панорамным небьющимся стеклом; подлые подножки и тычки утолщали металл бронебойной обшивки, а всего лишь одна-единственная, дерзкая пощёчина, неожиданно и мгновенно, снабдила Настеньку таким эффективным навесным оборудованием, что попавшей под это грозное орудие однокласснице пришлось хлопотливо останавливать носовое кровотечение и покупать новую школьную форму. Уродливый чирий конфликта лопнул в актовом зале, на общегимназическом концерте художественной самодеятельности. Вместо заявленной и тщательно причёсанной на прогонах песни "Рисуют мальчики войну", Настенька, терзая папину гитару, неожиданно и скандально исполнила песню-плевок группы "Приспущенные", имевшую подпольную и бешенную популярность среди гимназистов среднего школьного возраста -

- Нас никто не научит жить
Просто выпустит молча руку
Стану я подонков любить
И навек задружусь с гадюкой
Нас никто не научит жить
Просто выбросят в жизнь, как в омут
Буду я всех вокруг любить
А в ответ ножом по живому... -

- вопила Настенька, наблюдая, как ахает и откидывается на спинку кресла директриса - всем телом, будто от удара, а из кулис, в правый висок, вонзается осиновый кол панического взгляда классной руководительницы. Но было поздно. Прервать Настеньку, можно было только устроив безобразную потасовку на сцене - расколотив о рампу гитару и утащив за ноги упирающуюся и брыкающуюся певицу. И понимая это, Настенька неминуемо и вдохновенно уходила на припев -

- Здравствуй, розовая кожа!
Здравствуй, девичьи мечты!
Удивительные рожи
Вместо бала красоты... -

Успех был безоговорочный. С овациями, свистом и топотом "племени младого" и предсказуемо-обалделыми лицами преподавательского состава. Вобщем, Настенька, ввела в классе новую вакансию - Пеппи Длинный Чулок - а затем и заняла её решительно и по праву. Скандал с концертом неожиданно легко разрешился в просветительской беседе с Ираидой Павловной... видно козье молоко, всё таки, положительно повлияло на динамику заболевания желудочно-кишечного тракта...

И, тем не менее, жизнь текла, по пробитому вновь руслу. К окончанию неполной средней школы, Настенька, хоть и не была духовным лидером девятого "А", но уже обладала качествами, возбуждавшими чувство уважения и зависти у сверстников. Училась она средне, так как не смогла оправиться от удара, нанесённого переходом из достаточно депрессивной и арьергардной школы в гимназию, где царил культ знаний, и которая подавляющим большинством гимназистов воспринималась, как некий естественный тамбур перед входом в блестящий мир высшего образования. И тем не менее, Настенька, сумела выгодно проиллюстрировать свои "боевые и тактико-технические" качества. В классе была традиция - устраивать, в один из выходных каждого месяца, культпоход. Это могло быть посещение музея, спектакля или художественной выставки. И вот, в один из погожих мартовских "культурных выходных", Настенька совратила добрую половину класса и тайно увезла на пикник за город. В понедельник "уклонисты" приволокли в гимназию полуторалитровую пластиковую бутылку настоящего берёзового сока, охапку ещё нераспустившихся веточек вербы, пару горстей берёзовых почек и подробное видео. Содержимое бутылки моментально распределилось по желудкам одноклассников; вербу расставили на подоконниках в использованной пластиковой таре с водой, а берёзовые почки, Настенька, лично передала сонной девочке-художнице, с простодушным наставлением настоять на водке и принимать по чайной ложке за полчаса до еды (художница страдала пиелонефритом и два раза в год пропускала занятия, болтаясь по больницам). Но особенно потрясло видео. Его оперативно распространили по смартфонам и оттуда пахнуло дымом костра, на огне которого, романтично, на прутиках, жарились первые "сморчки", вперемежку с традиционными сосисками. По стволу трухлявого тополя бегал громадный чёрный дятел в щегольской красной шапке и с ошеломляющей скоростью превращал древесину в щепу. Недетских размеров кнопочный нож, который вместо айфона подарил Настеньке отец, в её ловких руках, в два надреза сооружал на стволе берёзы аккуратный капёж берёзовых, жизненых сил... Классной руководительнице хватило мудрости не устраивать антогонистических разброк с Настенькой за срыв программы "культурного выходного". Более того, эти походы на лоно природы стали не только легальными, но и регулярными, что помогало Настеньке также регулярно самоутверждаться. На фоне своих инфантильных одноклассников, Настенька выглядела, как "краповый берет" среди новобранцев. Это она продемонстрировала практическую съедобность окружающей среды, когда на глазах у изумлённой публики принялась поглощать сама и угощать желающих берёзовой заболонью, еловыми "свечками", молодыми побегами хвоща и сурепки... Это она, не сходя с места и с помощью того же кнопочного ножа, соорудила за пять минут из ивовой ветки перепелиный манок. Затем, достав из кармана свёрнутую в небольшой комочек невесомую, ажурную сеть, поймала в майских зарослях козлятника худющего, весеннего перепела. Не успела классная "дама" проговорить сакраментальное - А теперь, ребята, давайте отпустим птицу на свободу... - как Настенька, абсолютно не рисуясь, буднично и жёстко, отобрала у перепела жизнь - зажав голову птицы между двумя пальцами, она лихо треснула ими о подставленное колено. Через полчаса выпотрошенная, но ещё в перьях дичь, была обмазана глиной и присыпана раскалёнными углями костра. Это она, единственная, не испугалась громадного хозяйского гуся, который гулко шлёпая красными ластами и вытянув змеинную шею напал на их компанию, когда они проходили по селу. В то время, как класс, во главе со своим визжащим куратором кинулся врассыпную, Настенька терпеливо и равнодушно поджидала несущееся на всех парах чудовище, килограмм в десять живого веса. Но, как только шипящая гусиная голова коснулась Настенькиной коленки, она молниеносно ухватила гуся рукой за шею и призвав на помощь вторую руку, совершила невозможное. Так кружат маленьких детей, ухватив за подмышки, вокруг своей оси... На втором витке, придав тяжёлой птице нужную угловую скорость, Настенька разжала руки, и гусь нелепой взъерошенной бомбой улетел в заросли крапивы. И, наконец, это она снабдила кабинет биологии выводком энцефалитных клещей и десятком, достаточно мерзких, чёрных юрких пиявок, резвившихся в трёхлитровой банке с водой...

(с)олдшуз

[олдшуз]

Ко всему прочему, Настенька оказалась гуманитарием чистой воды. То есть человеком, который понимает, что дебри точных наук так навсегда и останутся непролазными, таинственными и абсолютно неприспособленными для его существования. Настенька планировала всю свою жизнь резвиться на солнечных, цветущих полянах художественного слова и музыки. Поэтому она уже имела, в своём возрасте, неумолимо растущее число подписчиков в "Инстаграм", где пела под акустическую гитару каверы; пописывала стишата - наивные, но уже с сюжетом и с определённым почерком; пописывала музычку - под стать стишатам... И к выпускному вечеру, который состоялся в актовом зале гимназии, по случаю завершения неполного среднего образования, она выдала на-гора вальсок -


1. Девять лет тянулось время
Оборвалось, как струна.
С хилых плеч упало бремя -
Отдохни моя спина
Позади остались дроби,
Пушкин и Наполеон,
Дрозофила в микроскопе,
Битый яблоком Ньютон

Припев
Гимназия, гимназия,
Гимназия номер один
Учимся с фантазией
И с аппетитом едим

2. Впереди одни вопросы,
А ответов нет, как нет.
Эх, обрежу свои косы
И пойду искать ответ
Архимед жил в Сиракузах
Не окончив институт
Знайте все, что и без ВУЗа
Я сыграю свой дебют

3. И когда-нибудь седая,
Через много-много лет.
Внука пятого качая,
Пропою ему куплет.
Под гитару в три аккорда
Гриф рукою обхватив,
Промычу с трудом, но гордо
С детства памятный мотив

- спела и ушла, унося с собой свою вакансию - Пеппи Длинный Чулок...

Осознав, что она таки смогла превратить кислющий и несъедобный лимон в шипучий, сладкий лимонад, Настенька, развернулась в сторону семьи. Картина семейной жизни, в её наивной детской головке, сложилась самая нелицеприятная. Мало того, что самое дорогое существо на Земле предало её и равнодушно-жестоко подвергло невыносимым моральным истязаниям, так вдобавок, ещё и весь семейный уклад, теперь, казался в её глазах чем-то одиозным и позорным. Собственноручное производство продуктов питания древним, как само человечество, способом; обилие домашних животных и неминуемый запах их жизнедеятельности; вся эта атмосфера, чуть ли ни натурального хозяйства... по сравнению с цивилизованным городским бытом, в котором обитали её сверстники, представлялось Настеньке диким и первобытным. Соответственно, дикими и первобытными представлялись теперь и её родители. Из разговоров со своими новыми одноклассниками она поняла, что её маме больше всего подходит определение - "хабалка", а отцу - "лузер". Меж тем, конечно, Настенька, любила своих родителей, не мыслила без них своё существование, как не мыслит своего существования маленькая мартышка, которая перемещается по второму этажу джунглей, вцепившись в загривок своей обволошенной, и озабоченной проблемами эволюции дикой природы, мамы-обезьяны. Проклятая новая жизнь не только познакомила её с миром городской успешной жизни, но и посеяла в душе такие тяжёлые противоречия, каковые не выпадают на долю иных взрослых. И Настенька приспособилась. В гимназии её снабжали жуткими противоречиями, которые она приносила домой и вываливала их на голову матери. Отца она почти не трогала, по причинам, о которых много распространялся Фрейд, но матери доставалось за двоих. И что замечательно: вся жизненная свирепость и непробиваемость Зинаиды куда-то исчезали, когда розовый игрушечный Настенькин бульдозер пытался наддать ей под коленки. Поначалу это было даже смешно, потом это стало раздражать, а уже к окончанию девятого класса, вместо дочки-кровиночки в доме поселилось настоящее хамло, отягощённое гормональными пубертатными бурями. Не сказать, чтобы Зинаида совсем уж не сопротивлялась. Она пыталась топать ногами и орать - Да ты ж моё гавно!.. Ты что ж думаешь, тебя ворон в пузыре принёс? Да я когда тебя родила - десять дён в гробе стояла... - ответ прилетал стандартный, от детей всех времён и народов - А я тебя не просила меня рожать... - отчего у Зинаиды слабело внутри, наваливалась десятибалльная обида, и она начинала плакать, как не плакала и в детстве.

Поначалу, Сашку ещё как-то удавалось сохранять нейтралитет, криво улыбаться, снисходительно посматривая в сторону "бабских разборок" и добродушно ворча - А крику-то, крику.., как в еврейской школе... - Но когда вопли, плач, угрозы, вытаращенные глаза и поднятые в бессилии руки сконцентрировались в некую атмосферу, в которой уже стало трудно дышать и перемещаться по дому - Сашок понял - надо что-то делать. Ситуация в семье накалилась до критической температуры, и потому приобрела чёткие контуры, яркость и даже типичность. Сашок рассуждал просто: если ребёнок принялся критиковать, а то и поучать родителей, то он автоматически теряет статус ребёнка. Так как этот "недоросль", вовсе не ограничивается критикой, а начинает выстраивать свой отдельный мир внутри родительской семьи, тем самым разрушая эту самую семью. И Сашок это уже почувствовал. Вечно закрытые двери в Настенькину комнату, разбросанные по всему дому её вещи, к которым запрещалось прикасаться, гора вечно немытой посуды, которую Зинаида перемывала после работы - с причитаниями, переходящими в скандал... А эта кошмарная привычка делать уроки, врубив на всю громкость телевизор и музыкальный центр, при этом лёжа на диване с плеером и наушниками? У СашкА было постоянное ощущение незримого присутствия некоего чужого и достаточно неприятного человека в доме. Но больше всего СашкА беспокоила Зинаида. Всю жизнь она представляла из себя пузатый, начищенный до блеска самовар, вечно кипящий и подпрыгивающий, с жизнерадостным дымком из трубы и струёй обжигающего пара, неожиданный свист которого, призывал к порядку, избавлял домочадцев от застоя крови в малом тазу, и вообще, держал всю семью в тонусе. И куда всё подевалось? Не слыхать больше заполошного крика, от которого вздрагивали козы в сарае - Настька, мать твою перемать!.. Я же просила... молодую крапиву рви, молодую!.. Это ж поросёнок, а не твой отец - всё подряд жрать не будет... - Исчез гонорной огонёк в глазах, согнулась спина, откуда-то взялась шаркающая походка и манера подолгу глядеть в одну точку, шевеля, при этом, вялыми бледными губами. И когда однажды, глядя на жену, он вдруг подумал, что Зинаида, в сущности, уже старуха - Сашок содрогнулся. Содрогнулся и засуетился... заметался, хотя готовый, проверенный годами и поколениями рецепт давно сидел у него в голове.

Это был, наверное, самый везучий, и в тоже время, самый драматичный день его жизни. Так бывает: тщательно спланированные и выверенные проекты, вдруг кончаются жутким и позорным фиаско. И в пику им, спонтанные, сконструированные чуть ли не набегу, впопыхах и на босу ногу придумки - реализуются с таким блеском, что иначе как наличием за спиной ангела-хранителя, невозможно это всё объяснить. Прямо с утра горохом посыпались мелкие удачи. Погода соответствовала календарю и апрельское, тщательно отмытое небо, обещало солнечный погожий денёк. Пахло лопнувшими почками, дымком от сгоревшей прошлогодней травы, быстро сохнущей землёй, уже ощетинившейся свежей зеленью... к этим литературно-возвышенным ароматам примешивалась эпатажная струя из сарая с козами, от которой морщилась вся деревня. За калиткой стояла его старенькая "девятка" - одушевлённое, капризное существо, которое давно уже жило своей жизнью: заводилось когда хотело, глохло когда хотело, но иногда, под хорошее настроение удовлетворяло нехитрые транспортные потребности семьи Воробьёвых. "Девятка" завелась сразу, что означало бесперебойную работу на весь день. Сашок смотался на работу, на удивление легко взял отгул и поехал к музыкальному колледжу. Колледж располагался в пафосном, сталинского ампира, здании - с длинной, "потёмкинской" лестницей, с фасадной колонадой и вычурной лепниной. Слева от входа, в небольшой клумбе сидел чугунный Римский-Корсаков и с заметным презрением взирал на обмельчавший и выродившийся народец ХХI века. Сашок, затылком ощущая чугунное презрение, потянул на себя тугую, старомодно-высоченную входную дверь, и вскоре очутился перед никелированной вертушкой в комплекте с вахтёром. Вахтёр - суровая семидесятилетняя женщина, со знакомой композиторской гримасой на лице, выяснила причину посещения и окатила Сашка таким уничтожающим взглядом, как будто он попросил пощупать её грудь... но всё таки записала данные и пропустила.

(с)олдшуз

[олдшуз]

Приёмная директора колледжа выглядела по деловому. Вдоль стен стояла тяжёлая, советских времён офисная мебель, забитая таким количеством служебной бумаги, что на язык так и просился ветхий советский "слоган" - " Собери макулатуру - спаси дерево!" Посредине кабинета, буквой "П", стоял канцелярский стол, не имеющий и квадратного сантиметра своей площади, не отягощённого бумагами и мелким канцелярским хламом. За столом сидела миниатюрная женщина неопределённых лет и с видимым наслаждением перекладывала с места на место какие-то документы. Сашок подумал, что она здорово смахивает на Мирей Матье в середине своей песенной карьеры. Казалось, что вот сейчас она запустит веером по кабинету скучные бумажки, встанет из-за стола, и разведя в стороны руки-лебеди, вдруг грянет, грассируя и восклицая -

...Падам!..падам!.. падам!..
Иль арррив а куррра деррьер муа
Падам!.. падам!.. падам!..
Иль мё фе лё ку дю сувье туа...

Но женщина подняла стриженную а-ля "паж", аккуратную голову и спросила на чистейшем русском языке - Вы ко мне?
- Да вот хотели дочку в общежитие устроить... - неуверенно проговорил Сашок, зачарованно падая в чёрный бархат французких глаз
- Фамилия, курс , отделение?
- Воробьёва Анастасия... эстрадное, по-моему...
- Воробьёва?!.. - встрепенулась секретарь - О-о-о... - и сочувственно посмотрела на СашкА - Понимаю... Вообще-то мест нет, но попробую для вас что-нибудь сделать. Присаживайтесь... - и пока Сашок присаживался, устраивался, озирался и боролся с внезапно навалившейся робостью, она сделала несколько телефонных звонков. Судя по фразам, личности, на том конце провода, стояли на местной иерархической лестнице и обзванивались по восходящей. Заключительный звонок, судя по всему, был сделан какому-то удельному божеству, после чего секретарь с тёплой материнской улыбкой сообщила - Ну вот и всё устроилось... Пишите заявление... это вам повезло, что директор пока ещё на месте... -

Заполучив на руки ордер на койко-место, Сашок, не сразу и с трудом, извлёк из внутреннего кармана куртки здоровенную шоколадку "Алёнка" и стыдливо протянул её секретарю. И тут случилось то, что всю жизнь мучило и преследовало СашкА, как блондина с прозрачно-розовой кожей. Сначала нежно заалели кончики его ушей, затем пунцовая краска принялась заливать лицо, и к тому моменту, когда женщина уже готова была принять эту милую и пустяшную "дань", Сашок пылал, как бактерицидная лампа. Секретарь, видя такую ненормальную реакцию, на казалось бы, абсолютно нормальное движение души и тела, вдруг одёрнула руку и так энергично замотала головой, как будто Сашок предложил ей яд цикуты. Состоялась непривлекательная и позорная сцена. Сашок, как заведённый, тупо совал кондитерское изделие в руки секретарю, та в ужасе отказывалась; он, уходя, оставлял шоколад на деловых бумагах - она в панике догоняла его и возвращала "презент"... и всё это сопровождалось невнятным бормотанием, тихими восклицаниями, прижиманием рук к груди и такими отрицательными движениями головой, что становилось страшно за целостность шейных позвонков...

Общежитие музыкального колледжа удобно располагалось в одном здании с его учебной частью. Сашок, мелкими перебежками (чтоб не дай бог не столкнуться нос к носу со своей дочерью) добрался до общежития. Но как только он ступил в коридор, по обе стороны которого были устроены студенческие "кельи", его окликнули. Он обернулся. К нему приближалась коренастая женщина средних лет , одетая в чёрный рабочий халат и в домашних шлёпанцах
- Э-э-эт-т-то кто ещё тут в подведомственном мне помещении разгуливает, а? - по-хозяйски, чуть развязно и весело протянула она, оглядывая СашкА с ног до головы. Сашок сразу понял, что попал в "лапы" к коменданту. Комендант обладала статью кормилицы. То есть: щедрая, высокоудойная грудь; просторный - широка страна моя родная - низ; полные, ласковые руки; пухлое лицо с губами-варениками и тугими щеками... Немного диссонировали с обликом глубоко посаженные пронзительные глаза и строгий с горбинкой нос. И весь её облик говорил Сашку, что принадлежит она примерно к тому же социальному слою, в котором он обретался последние сорок пять лет
- Да вот невесту себе подыскиваю... - также весело и свободно отреагировал Сашок - Не поможешь?..
- Тю-ю... какая тебе тут невеста... опоздал лет на двадцать. В твои годы внукам радуются, а ты всё гарцуешь. Иль разведён? -
- Да нет... женат, слава богу. Только понимаешь, проблема у меня - широко улыбнулся Сашок и приобняв коменданта за несуществующую талию, интимно продолжил - Не справляется жена со своими супружескими обязаностями... всё по хозяйству, да по хозяйству... Вот вторую желаю в семью взять... помоложе. Не поможешь? -
- Э-э-э... многоженец... за буйки не заплывай - комендант вывернулась из-под его руки и, блестя глазами, спросила - Ты что ли Воробьёв?
- Так точно... Откуда сведения?
- Да вот звонили - велено похлопотать.

Комната под номером семь вмещала в себя две кровати , небольшой столик, миниатюрный холодильник и фортепьяно "Красный Октябрь". С помощью двух дюжих студентов пианино выволокли в коридор и оставили там "до востребования". Затем из подвальных запасников, используя ту же молодую энергию, притащили кровать и установили вместо пианино
- Ну вот, пусть живёт на здоровье... - широко повела руками комендант - Вещи складывать вот сюда - она открыла встроенный в стену шкаф - Правда тут полки... половина сломаны... но, я думаю, ты мужик с руками - справишься. Холодильник покупали девочки, так что придётся какую-то денюжку им отдать - Комендант подошла к Сашку и доверительно проговорила - А в остальном - не переживай. У меня не забалуешь... - она сотворила нарочито-зверское лицо и сунула ему под нос пухлый кулак - В двадцать два ноль-ноль вверенный мне объект запирается и переходит в спящий режим... как компъютер, понял? - в ответ, Сашок, непринуждённо выдернул из кармана потрёпанную "Алёнку" и сунул её чуть ли не под нос коменданту
- О... - отшатнулась комендант, но шоколад приняла, пробормотав вместо благодарности - За что ты и дорог...
И когда Сашок, радостно и чётко печатая шаг, удалялся по коридору, комендант крикнула ему вослед - Эй... Воробьёв... насчёт невесты... Когда будешь выходить ...ну из колледжа, на вахтёршу обрати внимание - как раз по тебе... - и захихикала неожиданно тоненьким, ехидным смехом

Дочь он нашёл на втором этаже, сидящей на подоконнике. Непривычно сосредоточенное лицо Настеньки было обращено в раскрытую книгу, в ушах - вечные наушники, а висящие в воздухе тяжёлые чёрные ботинки, барабанили по батарее отопления в такт неслышной мелодии. Она подняла отсутствующие глаза и Сашок с тихим восторгом увидел, как за какое-то мгновение чужое, безразличное, выражение на лице дочери, вдруг сменилось радостным удивлением
- Папка... ты что здесь делаешь? -
В ответ он сделал заговорщицкое лицо и сказал многообещающим тоном - Идём... покажу кое-что... - таким манером он всю жизнь предварял свои подарки. И когда дарил ей куклы, и когда покупал долгожданный велосипед, и когда, совсем недавно, чудовищно напрягся и вручил Настеньке на день рождения недосягаемый и дорогущий айфон...

...Она сидела на голом матрасе, кривила рот отвратительно сделанной, фальшивой улыбкой, и видно было - крепилась изо всех сил, чтобы не зареветь в голос. И когда Сашок натыкался на неё взглядом, то больше всего на свете ему хотелось приобнять дочку за плечи и сказать - Да ну её к лешему эту общагу... поехали-ка, Настюха, домой к мамке... - но вместо этого он вышагивал по комнате номер семь и вдохновенно врал -
- Правда здорово, Настюх?... Вот она самостоятельность... Ни тебе криков, ни тебе указаний... сама себе... эта, как его... ну... свобода вобщем... да... И, главное, не нужно рано вставать... трястись на маршрутке... дрыхни теперь, хоть до девяти. А вид-то какой... из окна-то... ну прям пейзаж! Да ты глянь Настюх! - Сашок обернулся , да так и остался с протянутой рукой. Из голубых, широко открытых, немигающих глаз дочери катились крупные слёзы. Они смешивались с тушью, приобретали цвет, торили чёрные дорожки до подбородка и падали... падали... Падала детская обида, выкатывались на щёки детские хотелки, эгоизм, содранные коленки, сказки на ночь, любимый кот Батон, нулевые бюстгальтеры, наивные мечты и страхи... вымывалось детство. И тогда у СашкА вдруг защипало в носу и ему дико захотелось сгрести в охапку свою Настюху и... пропади оно всё пропадом... Но пока он так внутренне метался и каялся, прошло целое мгновение. И за это мгновение всё изменилось. Сашок это почувствовал. Он по инерции кинулся к дочери, стал что-то бормотать, оправдываться, просить прощения... Настенька неторопливо достала из сумки салфетку, стёрла с лица недетской твёрдой рукой последнюю "содранную" коленку", вздохнула и сказала -
- Да ладно тебе, папк... всё правильно. Поехали-ка лучше домой за вещами, пока мамка с работы не пришла...
И Сашок понял. Нет у него теперь той дочери, которую он таскал на шее, с которой ловил ночью перепелов на фонарь, учил плавать по- собачьи и правильно падать с велосипеда ... была да вся вытекла. И сидит теперь перед ним настоящий, кондовый "отрезанный ломоть"...

(с)олдшуз

[олдшуз]

- ... Ты куда дочь дел... сволочь рыжая?! Ирод!.. Смотрите люди добрые - совсем ум пропил - родное дитё в притон сдал. Там же нормальных-то нету... одно сплошное наркоманьё, да блядство... - Сашок смирно сидел на кухонном табурете, изредка кивал головой и внимательно следил за мощными руками жены, которые так и реяли над его головой. Эту манеру поведения он вызнал из одной радиопередачи: чтобы снизить градус агресии у собеседника, надо во-первых - сесть, а во-вторых - совершать разнообразные соглашательные движения. Но с разъярённой женой это не очень-то помогало. Зинаида в неописуемом гневе носилась по кухне, вскрикивала, причитала и совершала массу аллегорических жестов. Временами она подскакивала к мужу и пока ещё останавливала , буквально в миллиметре от его лица, свои "членовредительские" руки -

- А ну, заводи свою железяку и галопом... галопом за дочерью... Чтоб через два часа положил, где взял... - Сашок молча прижал к груди раскрытые ладони и умиротворяюще прикрыл глаза. Но Зинаида не успокоилась - Ты из себя дурачка-то не строй. Ты лучше скажи - может ты её рожал, чтоб её туда-сюда гонять...а? - Сашок терпеливо ждал, когда осядет пена материнского инстинкта и можно будет хоть что-то сказать. Он видел, что не смотря на истерику, Зинаида всё понимает, хотя пока и не принимает. Понимает, что взрослеть Настеньке лучше всего не дома, что птенец вырос, оперился, и уже встал на край гнезда, но всё никак не решался нырнуть в небо. А Сашок так... всего лишь чуток подтолкнул...

Наконец, Зинаида, отчаявшись повлиять на мужа, быстро собралась, и демонстративно хлопнув дверью, выскочила из дома. Сашок достал мобильник -

- Настюх... держи оборону. Мать к тебе направилась...

Он неприкаянно побродил по опустевшему дому, заглянул в комнату дочери, из которой ещё не выветрился сладковатый запах её косметики, внимательно оглядел картину спешных сборов - выпотрошенный платяной шкаф, сиротливо открытые дверцы письменного стола... В который раз прочитал содержимое двух почётных грамот, висящих на стене - одна за второе место в соревновании по плаванию на спине среди школьников города, другая - за первое место на общегимназическом смотре художественной самодеятельности. На душе было пусто и гадко, как в старом заброшенном курятнике. Сашок вспомнил, что Зинаида уж неделю сетует на угрожающее количество навоза в сарае. Он вздохнул и отправился хлопотать по хозяйству. Сашок выгнал коз из сарая в загон и стал нехотя сгребать в кучу козлиные катышки пополам с соломой и мелким сеном. Также нехотя текли в голове мысли , примерно такой же консистенции и такого же запаха. Он представлял, как они с женой живут в одни в сельском доме из которого вырвали самое главное - будущее. Шестнадцать лет оно тут топало на подгибающихся ножках, что-то лепетало, визжало, смеялось, врезалось на всём ходу, ревело в три ручья, спорило, оговаривалось, хамило... но крепко держало в своих слабеньких пухлых ручках главный основополагающий смысл их с Зинаидой жизни. Вот что им теперь делать? Пазлы вечерами собирать? Или сделаться телевизионным наркоманом? Сашок бросил лопату и достал мобильник -

- Ну что там, Настюх... - разрушения большие... есть человеческие жертвы?

- Да как тебе сказать... первую атаку отбила...

- Что она сейчас там делает-то?

- Да чай с комендантом хлещет. Они там, по-ходу, спелись... Ты бы, папка, приехал за ней, а то ещё вдвоём на меня наваляться...

На обратном пути Зинаида молчала. Только вздыхала, да сморкалась в салфетки. На выезде из города она попросила остановиться у "Линии" -

- Сбегай, Сашок, мороженного купи - Сашок удивлённо глянул в красные от слёз глаза и спросил - Точно мороженного? Ты уверена? Может, как обычно - колбасы, подсолнечного масла и туалетной бумаги?...

- Давай, давай... пошевеливайся - нетерпеливо ответила Зинаида - Только смотри там попроще какое-нибудь... пломбир что ли... как в советские времена

Сашок купил пару "эскимо" - себе и жене. Пока ехали до дому, Зинаида уговорила оба. По приезде в деревню, она спустилась в подвал, взяла банку солёных огурцов и пока Сашок ставил машину, быстро собрала поужинать. Когда Сашок переодетый и умытый очутился перед парящей тарелкой, он обнаружил, что перед женой, кроме банки с солёными огурцами, ничего нет. Он жадно укусил горбушку, хватанул пару ложек варева и невнятно спросил -

- Ты что это нынче... опять на диете? - Зинаида с отсутствующим выражением лица и глядя куда-то сквозь мужа, смачно откусила чуть ли не половинку огурца и перемежая слова хрустом, ответила -

- Беременная я, Сашок... - Сашок разогнавшись съел ещё пару ложек, затем поперхнулся и закашлялся. Кое-как справившись с кашлем, он вытер слёзы и ошалело глядя на жену, прохрипел спёртым голосом -

- Ты за столом... это... шуткуй осторожнее. Так и захлебнуться недолго...

- Поначалу хотела на аборт сбегать... - задумчиво продолжила Зинаида - А теперь... - она отвела взгляд, помолчала, затем глянула на Сашка неожиданно заблестевшими, шальными глазами, и с какой-то весёлой злостью выпалила -

- Вот хрен тебе! - она отложила недоеденный огурец, неторопливо, по очереди облизала пальцы и демонстративно медленно, по порядку сложила пальцы в мощный кукиш...

Лет через пять после рождения Настеньки, они уже пытались родить второго ребёнка, но что-то стряслось у Зинаиды в её тонком детородном механизме... Сашок возил её по бабкам, смотрел, как его жене суют в руки осиновые поленья, шепчут ей прямо в пупок какую-то жуткую отсебятину и водят вокруг неё древние ведьмачьи хороводы. А один раз Зинаида затащила его на беседу к генекологу. Врач - седой, как лунь еврей, битый час задавал ему глупые срамные вопросы и сыпал малопонятными терминами. На этот визит Сашок потратил полтора часа времени и пять тысяч рублей, но зато в голове намертво засело хитрое и глумливое словечко - овуляция...
Но все эти хождения и метания были бесполезны. Они уже и думать забыли про возможность стать родителями второй раз... как вот тебе и здрасти!..

- Да-а-а... - подумал Сашок, глядя на кукиш - Женщина - конструкция мудрённая. Это ж надо... сколько лет... и хоть бы что. А как дочка выросла, да на крыло встала, так всё у неё там, у Зинаиды, самостоятельно и построилось... -
Жена деловито доела огурец, встала из-за стола, и погремев посудой, ушла в сарай доить коз. Сашок остался сидеть за столом. Законченные и оформленные мысли в его голове, отсутствовали. Преобладал лингвистический раздрай в позитивно-эмоциональном ключе - Вот это да!.. Ну надо же!.. Эх, выпить бы сейчас... И ведь скрывала,.. ну ты погляди... - вдруг раздался режущий слух, а заодно и стену дома, потрясающий вопль Зинаиды - Сашка!... Заррраза!... Ты когда навоз уже вынесешь? Нагрёб кучу, а таскать кто будет? Пушкин... или беременная жена? - Сашок восхищённо покрутил головой, и вставая, пробормотал - Что ж ты орёшь-то так? Небось Настька в общаге с кровати упала... -

(с)олдшуз

[Surrealizm]

Хорошо, зачиталась) Придираться надо?

[олдшуз]

Surrealizm,
спасибо, что осилили)

Сообщение от Surrealizm

Хорошо, зачиталась) Придираться надо?

Лупитя... чяво уж там... мне дешёвые комплименты без надобности)

[Surrealizm]

Я потом еще раз внимательно перечитаю, обещаю. Пока нет времени. Но, навскидку напрягли несколько моментов.
Первое это песенка:

Сообщение от олдшуз

- Нас никто не научит жить
Просто выпустит молча руку
Стану я подонков любить
И навек задружусь с гадюкой
Нас никто не научит жить
Просто выбросят в жизнь, как в омут
Буду я всех вокруг любить
А в ответ ножом по живому... -

Сообщение от олдшуз

Настенька, терзая папину гитару, неожиданно и скандально исполнила песню-плевок группы "Приспущенные", имевшую подпольную и бешенную популярность среди гимназистов среднего школьного возраста -

Нет, нет и нет) Не верю, что такое популярно среди детишек среднего школьного возраста. Даже в виде высмеивания такое никак не сочетается с остальным телом) рассказа. Мне хочется увидеть здесь какую-нибудь реальную песенку, тот же реп какой-нибудь бунтарский. Или нереальную песенку, но четкий резкий стих. А тут частушка какая-то. Не зацепишь таким детишек.

Сообщение от олдшуз

облитая чёрным и блестящим, наглая, вертлявая задница; костлявые, хотя и ровные продолжения ягодиц, ныряющие в чёрные утюги массивных ботинок, из-под которых простодушно торчат голые, девичьи лодыжки...

Очепятка? Лодыжки торчат из-под ботинок. Из ботинок, наверное. И, мне кажется, описание внешности надо чуть ужать по Пупкину) Либо наглая, либо вертлявыя, зпт после "голые" не нужна и тэдэ. Потому что это описание слегка нарочито.

Сообщение от олдшуз

как Настенька, абсолютно не рисуясь, буднично и жёстко, отобрала у перепела жизнь - зажав голову птицы между двумя пальцами, она лихо треснула ими о подставленное колено.

Никогда не убивала птиц таким образом и не смогла представить как это получилось. Зажала между вторым и третьим? Большим и указательным? Треснула пальцами о колено?..

Сообщение от олдшуз

Вдоль стен стояла тяжёлая, советских времён офисная мебель, забитая таким количеством служебной бумаги, что на язык так и просился ветхий советский "слоган" - " Собери макулатуру - спаси дерево!"

У ребенка есть айфон т.е. время далеко не советское. Где же сейчас найдешь такое количество бумаг? Все к компьютере. Даже выхтерша посетителей в комп записывает) Может быть там лежали ноты, распечатки, ксерокопии... не знаю, они тоже особо на столах не валяются)

Сообщение от олдшуз

Заполучив на руки ордер на койко-место, Сашок, не сразу и с трудом, извлёк из внутреннего кармана куртки здоровенную шоколадку "Алёнка" и стыдливо протянул её секретарю. И тут случилось то, что всю жизнь мучило и преследовало СашкА, как блондина с прозрачно-розовой кожей. Сначала нежно заалели кончики его ушей, затем пунцовая краска принялась заливать лицо, и к тому моменту, когда женщина уже готова была принять эту милую и пустяшную "дань", Сашок пылал, как бактерицидная лампа. Секретарь, видя такую ненормальную реакцию, на казалось бы, абсолютно нормальное движение души и тела, вдруг одёрнула руку и так энергично замотала головой, как будто Сашок предложил ей яд цикуты. Состоялась непривлекательная и позорная сцена. Сашок, как заведённый, тупо совал кондитерское изделие в руки секретарю, та в ужасе отказывалась; он, уходя, оставлял шоколад на деловых бумагах - она в панике догоняла его и возвращала "презент"... и всё это сопровождалось невнятным бормотанием, тихими восклицаниями, прижиманием рук к груди и такими отрицательными движениями головой, что становилось страшно за целостность шейных позвонков...

Что-то здесь тоже не то. Тоже немного нарочито. Видно, что автор любит и сочувствует Сашку, а здесь он выставлен клоуном. И дело не в самом эпизоде, а в тоне что ли... чуть перебор. Не обижайте Сашка!)))

Ну и последнее, могу ошибаться, может у всех по-разному, но соленых огурцов обычно хочется с утра, натощак)

А то, что касается переживаний девочки - великолепно!
Спасибо.

[олдшуз]

Обращаюсь к модераторам. Произошёл досадный сбой...куда-то исчез здоровенный кусок текста. Прошу вставить нижеследующий кусок между первой и второй частью, если это возможно


Образ дочери, в кипельно-белом медицинском халате, сподвигнул Зинаиду выдернуть Настеньку из шестого класса городской окраинной школы, посреди учебного года. Незадолго до этого, грозно опустив перед собой бульдозерный, цельнометаллический нож, она двинулась в кабинет директора гимназии №1 - самого пристижного учебного заведения в городе. Сарафанное радио характеризовало сей "храм знаний", как достаточно упругий трамплин для прыжка не только в медвуз, но и в запредельный МГУ. Разговаривать с начальством, с чиновниками, с врачами, с учителями.. и с прочими интеллигентными людьми, Зинаида, не стеснялась, любила, и что самое главное - умела. Подсознательно она понимала, что её сельский, колоритный говорок - чуть скандальный, чуть смешной и не всегда цензурный, является для этих городских снобов чем-то до того противоположным, что воспринимается ими уже, как экзотика. Причём, Зинаида намеренно вплетала в лексикон совсем уж древнее просторечье, и даже её бесцеремонное "тыканье" выглядело гармоничным и смахивало на разговор Григория Распутина с царствующими особами. Проникнув в кабинет директора, Зинаида сразу же определилась со стратегией и тактикой разговора. Перед ней, за обыкновенным письменным столом сидел робот, в спецодежде для женщин-чиновниц средней руки. Робот надменно колотил по клавиатуре ноутбука ярким маникюром. Истощённое, с желтизной лицо робота имело отрицательное выражение и было видно, что в последний раз соглашалось оно, с чем бы то ни было, лет двадцать назад

- И-и-издрасте вам Ираидочка Пална - зачастила Зинаида, усаживаясь на краешек посетительского стула - Вот пришла бяде вашей помочь... да-а-а... А как же ж... по всему городу звон-та идёт... -

- Здра... К-какой ещё звон? - растерянно среагировал робот, на глазах превращаясь в обыкновенную испуганную бабу, которая жутко боится только двух вещей: что в результате какого-нибудь инциндента её попрут на пенсию и, что навалятся наконец уже старческие болезни и её, опять таки, попрут в том же направлении

- Ну как же ж... робятки-то ваши уторой год в МГУ поступить не могут, да-а-а... А ведь раньше, раньше-то, чуть ли не ногой двери -то туды открывали. Перевелися у городе способные дети... перевелися - Зинаида подалась к директрисе и карикатурно-интимно добавила - А я вам скажу так, Ираидочка Пална - зажралися... зажралися, как пороси с комбикорму... - и усевшись поудобнее затараторила почти без знаков препинания - Я вот, к примеру, коз держу одна на всю деревню. Так верите, всех наших желудочников, печёночников и ревматиков на ноги поставила, во как!.. И тебя болезную поставлю. Ты шош думаешь, тебя врачи вылечат? Не-е-е... им некогда. Им надо ачёты писать, да деньгу на стороне заколачивать. А у меня ты через год камни своим желудком будешь переваривать, да ещё и замуж сбегаешь... - Зинаиду, хоть и несло, но вектор, она выбрала правильный: насмотрелась на людей за свои сорок с хвостиком. Отечные, полные - страдают гипертонией, сердечными недугами, астмой да диабетом. А такие, как эта директриса - худые, как астраханская селёдка, желчные, да нервные - все, как есть, холециститчики и язвенники

- Женщина, вы по какому вопросу? - попыталась выбраться из-под обломков чиновничьего благополучия, вконец растерявшаяся Ираида Павловна

- Да какой там вопрос? - возмутилась Зинаида - Я с ответом к вам явилася... как вам из чёрной полосы-то выбираться - и уже доверительно продолжила - ДочкА у меня пропадает у пятой школе, ну шо на выезде из городу. Не скажу, шо гениальная, врать не буду, но то, што в МГУ поступит - это к бабке не ходи. Так что беритя, так и быть. А лечиться уже щас начнём - Зинаида наклонилась к сумке на полу, позвенела там стеклом и щедро улыбаясь, торжественно достала литровую банку с молоком - Во-от... утрешнее, парное - шо твой пломбир. Натощак, за полчаса до еды... и кажный день... кажный день. Жареное, жирное - ни в коем случАе, водку не пить, нервы беречь, а через год сама тебя на шашлык позову

- Женщина... да вы в своём уме... середина учебного года... мест нет... вы как себе это представляете - лепетала надломленная директриса, испуганно косясь на банку с молоком. Но Зинаида уже хлопотливо завершала свой визит: гремела чем-то в сумке, одновременно поднимаясь со стула и добродушно ворча -

- Шо ж вы за народ такой - выгоды своей не понимаете... - и уже выпрямившись, с укоризной посмотрела на директрису - Ну подумай, сколько тебе осталось-то. Ну год, ну два, а потом загремишь в гарст... галстрологическое отделение... а оттуда, почитай кажный день вывозют... А я тебе всё принесла: и почёт и здоровье. Знаешь, как моя бабка говорила, царство ей небесное - На море-океяне, на острове Буяне, стоит бык печёный: в заду чеснок толчёный, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь. Так вот... макай и ешь!.. а документы завтра принесу...

(с)олдшуз

Добавлено через 25 минут

Сообщение от Surrealizm

Нет, нет и нет) Не верю, что такое популярно среди детишек среднего школьного возраста. Даже в виде высмеивания такое никак не сочетается с остальным телом) рассказа. Мне хочется увидеть здесь какую-нибудь реальную песенку, тот же реп какой-нибудь бунтарский. Или нереальную песенку, но четкий резкий стих. А тут частушка какая-то. Не зацепишь таким детишек.

Может вы и правы. И вообще я жалею, что вставил подобное в рассказ. Неблагодарное это дело - текст песни отдельно от музыки

Сообщение от Surrealizm

Очепятка? Лодыжки торчат из-под ботинок.

Упс... косяк... ваша правда)

Сообщение от Surrealizm

Никогда не убивала птиц таким образом и не смогла представить как это получилось. Зажала между вторым и третьим? Большим и указательным? Треснула пальцами о колено?..

Вы правы... требуется пояснение. Между указательным и средним... сам таким живодёрством грешил в детстве, употребляя голубей.

Сообщение от Surrealizm

У ребенка есть айфон т.е. время далеко не советское. Где же сейчас найдешь такое количество бумаг? Все к компьютере. Даже выхтерша посетителей в комп записывает) Может быть там лежали ноты, распечатки, ксерокопии... не знаю, они тоже особо на столах не валяются)

Всё из жизни. Не далее, как три года назад, участвовал в подобной сцене, в роли Сашка. Вы не поверите, но описание кабинета - тютелька в тютельку)

Сообщение от Surrealizm

Что-то здесь тоже не то. Тоже немного нарочито. Видно, что автор любит и сочувствует Сашку, а здесь он выставлен клоуном. И дело не в самом эпизоде, а в тоне что ли... чуть перебор. Не обижайте Сашка!)))

Как я отметил чуть выше - сцена с хлопотами по поводу устройства дочери в общежитие - полностью автобиографична. Никогда не совал шоколадки секретарям, а тут с дуру притащил. Было очень неловко, хотя покраснеть не удалось... в отличие от Сашка - я шатен)

[Martimiann]

Сообщение от олдшуз

куда-то исчез здоровенный кусок текста. Прошу вставить нижеследующий кусок между первой и второй частью, если это возможно

у меня не получается. слишком длинный текст будет. может, чайка поколдует...
появление нового рассказа в цикле радует. длинный, попозже прочту, не спеша)