Немного подправил. Чуть-чуть дополнил конец. Мне так кажется, что особо ничего не изменилось. Или, быть может, мне стоило убрать нелепые сравнения? Но они ведь, конечно же, не случайны.
Labor Anima
В центре, словно отутюженная рубашка, стоял старик. Его длинная серебряная борода сбилась в клочья, как одуванчики зимой. Мятый и штопаный, как мои носки, кафтан отлично дополнял его весёлую улыбку. На почти лысой его голове, блестел, как черепаха на солнце, пот. Он был рад его видеть.
- Тайд, дружище, - кинулся обнимать друга.
- Здравствуй Шестой, - прищурился старик, - я уж думал, не свидимся боле.
- Эх, старый ты чёрт, да как же тебе удалось-то? – недоумевал чайником Шестой.
- Да…, - протянул Тайд, - неважно.
- Да ладо тебе, рассказывай.
- Ну, я… только обещай не смеяться.
- Обещаю, - приложив к сердцу руку, торжественно сказал Шестой.
- Я притворился жёлтой резиновой уточкой.
- !?
- Так и знал, что не надо было говорить.
- Ладно, Тайд, я тебя не осуждаю. Конечно можно…
- Всё забыли.
- Согласен.
- Ну, рассказывай Шестой, - продолжил Тайд, - как ты тут без меня? Шесть лет как-никак.
- Да… как шведы под Полтавой, ей-богу. Этот ваш мир, хрен поймёшь, как какашка на потолке. Ну вот, уже по-вашему говорить стал.
- Ха-ха – рассмеялся старик в голос, - какашка на потолке, ну ты, Шестой, даёшь.
- А что? – обиделся он.
- Ничего, – заикаясь от смеха, говорил Тайд.
- Ну всё, хорош уже ржать. «Старый пердун, шесть лет не виделись, а он, ржёт» - подумал Шестой.
Друзья стояли на небольшом, похожем на гречневое чавканье, холме. В окружение дневных зарослей картошки, и банок с огуречным рассолом. В желтом небе над их головами летали Московские голуби и песни Юры Антонова. Одинокой звёздочкой, как такса зимой, где-то слева от Шестого, поскуливал бобросуслик. Вдалеке, за пурпурной рекой, на самом горизонте этого странного мира, щекотали небо своими длинными волосами Титаны.
- Скоро вечер, нужно развести костёр, и готовится ко сну.
Старик выглядел пугающе в свете костра. Его серебряная борода блестела, и была похожа на тысячи маленьких змеек, ядовито копошащихся под порывом внезапного ветра. Но глаза, глаза были добрыми. Они всегда улыбались.
- Какой восхитительный вкус у этого бобросуслика! Тайд, как ты умудрился его поймать?
- Они тупые, как Буш.
- А-а-а, - протянул Шестой, - тогда понятно. А кто такой этот Буш.
- Большой Урюпинский Шупутушок.
- Серьёзно?
- Нет, это президент США.
- Тайд, а расскажи про бороду, она ведь не простая.
- Это не борода.
- А что же?
- Labor Anima.
- И что это значит?
- Завтра узнаешь, - старик подмигнул Шестому, и улыбнулся, - перед тем, как я отправлю тебе домой.
- Дом… эх, поскорей бы. Я так соскучился по всем, как лыжи по снегу.
- Ладно, потерпи чуть-чуть, а сейчас давай укладываться спать.
Шестой долго не мог уснуть. Коварная луна, неровным треугольником висевшая в фиолетовом небе, тускло светила прямо в глаза. Казалось, будто бы весь это мир нарисовал какой-то ребёнок. Цветными карандашами на листе жёлтого картона. Как скошенный колосок ржи тоскует по земле, так душа Шестого ныла непонятной тревогой. Комок страха, прочно засевший в груди, рос каждую минуту. Под его гнетущей тяжестью он заснул.
- Вставай Шестой, нам пора идти, а то можем не успеть, как гопники на поезд.
- Тайд… - прохрипел Шестой
- Чего?
- Тайд…
- Да чего тебе? - Старик наклонился к Шестому, посмотреть не случилось ли чего.
- Тайд или кипячение? – Шестой разразился хохотом, как дождливый летний день громом.
- Очень смешно… Вставай давай, а то ещё на шесть лет у нас останешься.
Шестой, продолжая истерично смеяться, всё же встал и начал собираться в дорогу.
Примерно через час пути они оказались у входа в пещеру, по обе стороны которой горели, синим пламенем факелы, как газовая горелка. У входа они остановились. Старик сел, закрыл глаза и стал рукой расчёсывать свою серебряную бороду (или как он там её называет?), что-то шепча себе поднос. Пещера была частью огромной горы, пик которой скрывался высоко в небесах, как боинг-747. Всё подножие было покрыто маленькими подсолнухами, размером с одуванчик. Шестой сорвал один – пах он, почему-то мармеладом. Несмотря на то, что подсолнухов было очень много, как гастарбайтеров в Москве, запах мармелада вокруг не чувствовался.
- Эй, ботаник, так и будешь цветочки нюхать?
- Что? - Шестой сразу заметил изменения в старике, даже не заметил, а почувствовал, потому что сказать что изменилось, он не мог.
- Следуй за мной, шаг в шаг. Ясно?
- Да.
- Что ж, тогда пошли.
Только они зашли в пещеру, по обе стороны её тут же зажглись ряды факелов, таких же, что были при входе. Осторожно ступая за Тайдом, Шестой пытался понять, что же изменилось в старике.
Минут через пять Тайд остановился. Они оказались в большом зале, в центре которого стоял невысокий плоский камень.
- Пришли. Шестой, видишь этот алтарь, встань на него.
Шестой послушно выполнил указание Тайда.
- На колени.
Шестой встал на колени.
- Моя борода, Шестой, – начал старик, - я обещал рассказать. Ты был прав, это не простая борода, вернее это и не борода вовсе. Это Labor Anima.
- Тайд, это я ужё…
- Не перебивай – резко остановил его старик. Каждый серебряный волосок в моей бороде – это чья-то душа. – Он осторожно погладил свою бороду. Я собиратель душ. Тысячи лет, такие как ты, приходят в мой мир, а я забираю их души. Кто-то из них ищет истину, кто-то счастье, другие же и вовсе по глупости… Ты, Шестой, не исключение.
Яркий свет больно ударил в глаза Шестого. В последнюю секунду, он всё-таки понял, что изменилось в старике – глаза. Казалось, будто бы на него одновременно смотрят тысячи людей, как звёздное небо.
Старик вышел из пещеры, в его бороде светился, и извивался, как маленькая змейка, новый серебряный волосок.
Мир дрогнул и сменился, как подгоревшие оладья. «Добро пожаловать» - подумал старик, и поспешил к новому гостю.
В центре, словно отутюженная рубашка, стоял старик. Его длинная серебряная борода сбилась в клочья. Мятый и штопаный, как позавчерашняя скатерть, кафтан отлично дополнял весёлую улыбку. Лысая голова старика, словно черепаха на солнце, блестела от пота.
- Здравствуй Шестой, - прищурился старик, - я уж думал, не свидимся боле.
- Тайд, дружище! - кинулся к нему Шестой. - Да как же тебе удалось-то, старый ты чёрт?
- Обещаю, - приложив к сердцу руку, торжественно сказал Шестой.
- Я притворился жёлтой резиновой уточкой.
- ?!
- Ну вот. Так и знал, что не надо было говорить.
Шестой потер виски.
- Ладно, Тайд, я тебя не осуждаю. Конечно, можно было…
- Всё, забыли!
- Ну хорошо. Забыли, так забыли.
В воздухе, как бельевая веревка, натянулась пауза.
- Ну, рассказывай Шестой, - вздохнул старик, когда веревка начала провисать, - как ты тут без меня? Шесть лет как-никак.
- Да… как шведы под Полтавой, ей-богу. Этот ваш мир хрен разберешь. Как муравейник на потолке, ни черту ладан, ни богу свечка. Тьфу ты, даже говорить уже по-вашему стал.
- Ха-ха – рассмеялся старик в голос, - муравейник на потолке, ну ты, Шестой, даёшь.
- А что? – обиделся тот.
- Ничего, – заикаясь от смеха, выговорил Тайд.
- Да хорош уже ржать!
«Вот ведь старый пердун, шесть лет не виделись, а он, ржёт» - подумал Шестой.
Друзья стояли на небольшом холме, чем-то похожем на старый хромосос. Вокруг простирались дневные заросли картошки и банки с огуречным рассолом. В желтом прозрачном небе летали Московские голуби и песни Юры Антонова. Где-то по левую руку от Шестого гречнево чавкал бобросуслик.
- Смеркается, - сказал Тайд, и голос его прозвучал неожиданно глухо. - Нужно развести костёр и готовиться ко сну.
Шестой вздохнул и отправился собирать селедочные головы для разжига.
В свете костра старик выглядел пугающе. Его серебряная борода блестела словно тысячи маленьких змеек, ядовито копошащихся под порывом внезапного ветра. Но глаза, глаза были добрыми, как всегда.
- Какой восхитительный вкус у этого бобросуслика! Тайд, как ты умудрился его поймать?
- Они тупые, как Буш.
- А-а-а, - протянул Шестой, - тогда понятно. А кто такой этот Буш?
- Большой Урюпинский Шупутушок.
- Серьёзно?
- Нет, это президент США, - рассмеялся старик.
- Ах вот оно что... Тайд, а расскажи про бороду, она ведь не простая.
- Это не борода.
- А что же?
- Labor Anima.
- И что это значит?
- Завтра узнаешь, - старик подмигнул Шестому и улыбнулся, - перед тем, как я отправлю тебя домой.
- Домой… эх, поскорей бы. Я так соскучился по дому. Как лыжи по санкам.
- Потерпи до завтра. А сейчас давай укладываться спать.
Шестой долго не мог уснуть. Коварная луна, неровным треугольником висевшая в фиолетовом небе, тускло светила прямо в глаза. Казалось, будто бы весь это мир нарисовал какой-то ребёнок. Цветными карандашами на листе жёлтого картона. Как скошенный колосок ржи тоскует по земле, так душа Шестого ныла от непонятной тревоги. Комок страха, прочно засевший в груди, рос каждую минуту. Под его гнетущий гул он и заснул.
* * *
- Вставай, Шестой, нам пора идти, а то опоздаем, как гопники на поезд.
- Тайд… - прохрипел Шестой
- Чего?
- Тайд…
- Да чего тебе? - Старик удивленно наклонился к Шестому.
- Тайд или кипячение? – Шестой разразился хохотом, как дождливый летний день громом.
- Очень смешно… Вставай давай, а то ещё на шесть лет у нас останешься.
Шестой, продолжая истерично смеяться, встал и начал собираться в дорогу.
Примерно через час пути они оказались у входа в пещеру. По обе стороны от него горели синим пламенем факелы. Как газовая горелка, подумал Шестой и удивился самому себе. Старик сел, закрыл глаза и стал рукой расчёсывать серебряную бороду, что-то шепча себе под нос.
Гора, в которой была пещера, была поистине огромной, ее пик скрывался высоко в небесах, словно боинг-747. Всё подножие было покрыто маленькими подсолнухами, размером с одуванчик. Шестой сорвал один и понюхал – он почему-то пах мармеладом. Но странно: несмотря на то, что подсолнухов вокруг было как гастарбайтеров в Москве, запах мармелада не ощущался в вязком горном воздухе.
- Эй, ботаник, так и будешь цветочки нюхать?
- Что? - Шестой сразу заметил изменения в старике, даже не заметил, а почувствовал, потому что сказать, что именно изменилось, он не мог.
- Следуй за мной, шаг в шаг. Ясно?
- Ясно.
- Тогда вперед.
Как только они вошли в пещеру, по обе стороны тут же зажглись ряды факелов, таких же, как те, что были при входе. Осторожно ступая за Тайдом, Шестой пытался понять, что же изменилось в старике.
Минут через пять старик остановился. Они оказались в большом зале, в центре которого, словно лягушка на подносе, лежал невысокий плоский камень.
- Пришли. Шестой, видишь этот алтарь? Встань на него.
Шестой послушно выполнил указание Тайда.
- На колени.
Шестой встал на колени.
- Моя борода, Шестой, – начал старик. - Я обещал рассказать. Ты был прав, это не простая борода, вернее это и не борода вовсе. Это Labor Anima.
- Тайд, это я уже…
- Не перебивай – резко оборвал его старик. - Каждый серебряный волосок в моей бороде – это чья-то душа. – Он осторожно погладил свою бороду. - Я собиратель душ. Тысячи лет такие, как ты, приходят в мой мир, а я забираю их души. Кто-то из них ищет истину, кто-то счастье, другие же и вовсе по глупости… Ты, Шестой, не исключение.
Яркий свет больно ударил Шестому в глаза. В последнюю секунду он всё-таки успел понять, что изменилось в старике. Глаза. Казалось, будто бы на него одновременно смотрят тысячи людей. Как звёздное небо...
Старик вышел из пещеры. В его бороде маленькой змейкой светился и извивался новый серебряный волосок.
Мир дрогнул и перевернулся, как подгоревшая оладья. «Добро пожаловать» - подумал старик и поспешил к новому гостю.
, Паша.))
