Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка Современная поэзия, стихи, проза - литературный портал Неогранка

Вернуться   Стихи, современная поэзия, проза - литературный портал Неогранка, форум > Наши пациенты > Палата N5 : Прозаики

Палата N5 : Прозаики Ничто так не развивает творческий почерк, как автографы.



Ответ
 
Опции темы

О КРАСНОМ.О ГРЯЗНОМ.О РАЗНОМ.Ч. 3

Старый 19.04.2007, 13:32   #1
тощий злюка
 
Аватар для Peccator
 
Регистрация: 10.04.2007
Адрес: Москва
Сообщений: 7,897
Записей в дневнике: 40
лучшее

О КРАСНОМ.О ГРЯЗНОМ.О РАЗНОМ.Ч. 3


Примечание:вторая глава допечатана туда,где находится первая,после комментов медперсонала)).

О КРАСНОМ. О ГРЯЗНОМ. О РАЗНОМ... Глава третья.

Часть первая. "Путешествие в оба конца".

Кто сыграет в шахматы со Смертью, как рыцарь Антониус Блок в бессмертном фильме Бергмана, зная, что все ходы ею наперёд просчитаны? Ну, кто ныне смелый у нас? А в дурачка перекинуться с ней же, поставив на кон жизнь собственную, ведая, что и карты-то у неё все напрочь краплёные и тузов в рукаве не счесть? Эге-гей, смельчаки-герои, где ж вы все? Молчите? Встали за спинами хирургов и смотрите этот турнир издали? Стойте, стойте. Рано или поздно и вам придётся сойтись с нею в поединке, выбор оружия в котором всегда за фигурой в чёрном плаще. Что же, наблюдайте, или, как в традиционной итальянской комедии дель арте, "смотрите и аплодируйте" тому, кто в борьбе человека и Смерти одержит верх. Ваши ставки, господа!
На операционном столе я, майор Гобарев, разрешите представиться. Не преставиться, мать вашу - успеется! Представиться покамест... Фигуры в халатах и масках для вас особого интереса не представляют, знаю, они для вас все на одно лицо сейчас. Главную и решающую партию играют двое. Мои козыри не в руках у меня: частью у стола - как раз эти фигуры в халатах цвета бирюзы, частью они уже во мне - сильнейшие препараты, что удерживают меня по эту сторону границы между мирами. Но не главные это козыри, не старшие. Главные козыри мои далеко. Моя жена. Мой уже родившийся сын. Те, кто молится за меня сейчас. Они и далеко и рядом, и ради них я веду поединок...
Знакомьтесь - Смерть. Не знакомы? Ещё успеете, этого ещё никому избежать не удавалось, не спешите, пока лучше издали. У Смерти есть чем возразить в этой партии. Два тяжёлых ранения в моё тело - в голову и правую ногу, в бедро. Послеоперационный сепсис, начавшийся ещё в том госпитале, из которого меня в полусознании с температурой тридцать девять привезли сюда, в Москву. Ослабивший мои силы настолько, что я уже был не в силах толком говорить и глотать, заставивший врачей применять лошадиные дозы антибиотиков, от которых заныла печень и начала слазить кожа. Его удалось остановить. Главный козырь Смерти - время: чем быстрее закончат хирурги своё колдовство над моей перебитой конечностью, тем больше у меня шансов. Что-то устал я жутко от всего этого... Кто-то словно гасит свет. Стойте! Постойте же! Мы ещё не доиграли! И мне вовсе не хочется любоваться своим телом с разверстой раной в ноге откуда-то сверху, из-под потолка! Да хватит шутить надо мной, верните меня, верните! Верните обратно...
- Алексей Сергеевич, пульса нет, давление стремительно падает!
- Непрямой массаж!
Бьются, возятся, хочу помочь, подсказать - нет голоса. Нет его! Смотрю, как тает и без того тоненькая ниточка, связывающая меня с тем, что полминуты назад ещё было вместилищем для души.
- Адреналин в сердце! Ну что копаемся, что копаемся?!
Даже смешно, коллеги! Мне ведь легко сейчас, я стал свободен. Неожиданно появляется чёрный вихрь и затягивает меня в своё горло, стремительно и неумолимо. Пролетаю будто в какую-то глухо-чёрную воронку, постоянно сужающуюся. Отчего-то не страшно. От того, что на плече рука "провожатого", чувствую её, знаю, чья она... И сзади тоже какой-то еле ощутимый отсвет: там второй "провожатый", тот, что был дан мне позже первого, во время исполнения чина крещения.

Полёт прекращается так же резко, как и начался. Мы будто бы на слегка холмистой равнине, насколько вокруг хватает глаз, вся земля покрыта мелкими камушками, чёрными и белыми, даже рябит в глазах. И серо-голубое небо, как летом в жару.
- Идём, Сергий! - обращается ко мне тот, что справа. - Идём, тебя ждут.
- Я не могу. Я не могу ходить уже третий месяц!
- Ты не мог там. Здесь ты можешь. И мы поддержим тебя, если ты не уверен в своих силах.
Идём, почти не касаясь поверхности, вверх по склону холма. Словно из-под земли вырастают невероятных размеров врата, похожие на крепостные, окованные металлом. Странно, ворота в чистом поле... Останавливаемся перед ними, ангелы, опередив меня, безо всяких усилий отворяют их. Никакого звука, ни скрежета, ни даже малейшего скрипа или шороха. Тишина такая, что страшно давит. Входим по ту сторону врат. Невероятно! Здесь такая свежая и зелёная трава с множеством мелких цветов, самых разных, самых ярких расцветок! Ко мне приближается женская фигура, лучащаяся ровным, очень тёплым светом, я бы не смог подобрать иного определения, чтобы назвать его иначе. На ней лазурное одеяние и на голове красный плат. "Покров Богородицы!" - и ужасаюсь и радуюсь одновременно. Узнаю, не могу не узнать, сердцем знаю - не глазами вижу. Падаю в ноги, даже не чувствуя боли от раны.
- Поднимись, раб Божий! Я здесь, чтобы укрепить тебя в испытании. Мужественным будь, многое тебе увидеть и прочувствовать надо будет. Держись и не бойся. Ступай.
Такого приятного и печального голоса я никогда прежде не слышал. На моей голове край Её покрова, красного, как кровь. Темнота на миг... Пресвятая, помоги...

********

Я и вне и внутри ада. Эти врата имеют свой голос, жуткий, лязгающий, когда они захлопываются за спиной. Ужасный трепет в душе, не страх, не ужас - именно трепет на грани помешательства. Невыносимо хочется вернуться назад, но невозможно: удерживают те, кто привёл сюда на "экскурсию", они стоят чуть позади, не давая мне вернуться, не увидев... Меня с порога тянет назад, я ощущаю, что мне придётся увидеть нечто такое, что отпечатается внутри меня на всю оставшуюся жизнь, если мне суждено будет в неё вернуться. Вижу много дверей, какие-то наглухо заколочены, какие-то оплетены змеями, некоторые горят в серном смраде несгораемым огнём. Отсюда никто не может уйти добровольно, отсюда вообще нет выхода. Пытаюсь бежать от своих опекунов к первой попавшейся двери.
Бег, невыносимо изматывающий. Разве я могу бежать с перебитой ногой? Похоже, здесь возможно и не такое. У меня менее двух минут, как мне кажется... Нет ключа, нет сил потянуть за дверную ручку. Зов к Всевышнему засох кровавой плёнкой на губах... Кто я? Агасфер, вечно гонимый всеми, или грешник, призванный на суд? Я не могу быть святым - столь много достойнейших меня... Кровью миллионов грешников пол пропитан. Настолько, что я увязаю в нём. Жжёт! Жжёт грешные ноги преддверие Ада! То, что невозможно увидеть в реальности, на пару минут открыто мне, грешному... Вой! Именно вой тысяч тысяч голосов, и тяжкий стон ниже лежащих, страдающих на самых нижних полатях "того" мира, откуда они даже не пытаются поднять головы, и откуда уже нет возврата. Тот, кто провожает меня всё время с правой стороны, вернул меня, встал ближе ко мне и показывает перстом на "нечто" в огромном зале поодаль. В глубине его восседает циклопических размеров фигура с козлиной головой и козлиными же копытами, но с руками и телом, как бы человеческими. Багровым светом горит во лбу чудовища сатанинская перевёрнутая пентаграмма. Я знаю, кто это. Этот облик не просто ужасен, он даже не омерзителен. Нет слов в языках мира, могущих описать его. Толпа человеческих существ обоих полов лежит ниц перед этой зловещей фигурой, поклоняясь ей.
- Ты узнал его? - вопрошает мой провожатый слева.
- Да... - шепчу я искусанными губами, едва не переходя на вопль ужаса. - Кто эти люди, поклоняющиеся "ему" даже здесь?
- Те, кто убил себя ещё при жизни, поклоняясь "ему", "его" добровольные жертвы, нераскаянные. Они будут низринуты в самый низ, в Бездну. - Смотри и видь себя, каким ты можешь стать, если те мелкие чёрные камни твоих грехов, что ты видел до первых врат, положенные на весы Судии, перевесят белый щебень, который означает твои благие дела!

Чёрных камней там было больше, помню... Я пытаюсь отвернуть лицо от пышущей доменной печью гигантской дыры в подземелье.
- Смотри! Ты в силах смотреть! - ангел разворачивает меня лицом к горящему провалу. - Смотри!!!
Я, утыканный иглами остриями внутрь тела, истекаю кровью и гноем где-то внизу, в самой середине адского пекла. Вокруг меня пляшут невероятно мерзостные твари, не имеющие образа, сколько-нибудь похожего на образ живущих в нормальном мире. Это бесы. Стараются уколоть иглами, лизнуть шипастыми или заточенными, словно бритвы, языками, ужалить змеиными жалами. Это свыше сил человеческих - наблюдать мучения собственной души по ту сторону жизни.
- Рухнул мир! Рухнул! - орут и стенают миллионы глоток вокруг.
- Сколько вы уже здесь? - пытаюсь я переорать эту адову какофонию.
- Мы, кажется, здесь давно, в этом рухнувшем мире! Мы не помним дня, когда здесь оказались! Ты сам - вспомнишь?!
Я пытаюсь вспомнить - и не могу. Здесь нет времени, и нет даже его напоминания о себе.
Адский вой, миллиарды воплей навстречу мне... Мой слабый голос в ответ:
- Душа вам вдобавок! Простите, в крови весь, измажу!
Да и не измажу - столько крови кругом... Бездна крови. Крест пока на мне - значит, не в самом Пекле я ещё. Кто-то идёт мне навстречу по раскалённым острым камням. Кто это? Брат мой двоюродный Максим, убитый в третьем месяце войны, смеясь, кладёт кусок своей головы на блюдо.
- Тебе, брат, мой подарок! Тебе! Что плачешь, что не так? Военный был? Бедолага, и ты средь нас теперь...
Я и не рвусь в "зачётное место", это зависело от меня раньше, но не теперь... Здесь бьют ещё и напоминанием прошлого, адскими миражами и привидениями, воспоминаниями, терзают страхом, ужасом и тяжёлым, как свинец, чувством вины. Мне, в назидание - видение прошлого. Страшное чудовище немыслимых размеров плюётся человечьими головами. Выхаркивает ещё одну голову прямо в свои лапы. И снова это Женина голова. Голова медленно открывает глаза и ласково, поюще так:
- Серёженька! Серёжа! Вечно люблю тебя!
В ужасе отшатываюсь, и поскальзываюсь на окровавленном и остром, как нож, крае пропасти. Лечу ещё глубже, на дно, ударяясь грудью о стены. Меня подхватывают руки моих Хранителей.
- Тебе пора вернуться, Сергий! Истекло время твоего "путешествия", время вернуть душу твою туда, где ей определено быть.
Стремительный, словно пуля, полёт вверх. Бесшумные сполохи крыльев за спинами ангелов. Врата ада распахиваются, выпуская "экскурсию". И снова "аэродинамическая труба", тёмная воронка, минуя прекрасное поле, на котором я видел Богоматерь... Пытаюсь оглянуться и увидеть лики моих крылатых защитников, но не могу повернуть голову, некая сила не даёт это сделать. Только руки их на моих плечах перед самым выходом из темноты и голоса из двух воедино:
- Держись и помни то, что видел!
Снова сильный удар грудной клеткой обо что-то твёрдое.

- Ребята, ещё разряд! Массаж! Не останавливаться!
- Доктор! Впустую всё - нужен прямой массаж, но не успеем! И не выдержит он!
- Побери прах всех вас! Таня, ещё "кубик" адреналина в сердце! Сначала ещё разряд!
Ещё удар. Я вернулся, мне страшно тяжело. Тяжело и страшно после увиденного. Хватит, ребята, а то перестараетесь...
- Алексей Сергеич! Пульс есть! Вернули!
- Слава тебе, Господи! Почти три минуты... Продолжаем. Следите за пульсом, Саша!
- Слежу, слежу…
- «Остеоген» давайте. Так-так. Аккуратнее! Молодцы. Сам себя не похвалишь – никто не догадается! Расширители убираем. Василий Василич, сшивайте аккуратненько, я присяду, не могу уже… Будем считать, что ногу собрали заново, коллеги мои. А костомаха у него крепкая, не всякая такое выдержит.

Они не могут видеть. Им не дано так же, как не дано видеть и мне. Но я даже сквозь наркотический туман чувствую, как Смерть отошла от стола, посмеиваясь:
- Ну ладно, солдат. Сегодня твоя взяла. Посмотрим, что будет дальше. Последняя партия всегда моя.

********

© Peccator & Gemitator (correctura) 2006.11.04
Peccator вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.04.2007, 13:34   #2
тощий злюка
 
Аватар для Peccator
 
Регистрация: 10.04.2007
Адрес: Москва
Сообщений: 7,897
Записей в дневнике: 40
Часть вторая. "Метр за метром, день за днём".

"Опять весна на белом свете -
Бери шинель, пошли домой!"
Да рад бы, всею душой бы рад! Да рано на такой ноге танцевать домой. И весна мимо меня проскочила, и лето мимо пройдёт. Доктора изворачиваются, как могут, борясь с "несрастухой" моей кости, с пролежнями от постоянного лежачего положения, таскают курсантов-медиков посмотреть на меня, как на экспонат, знаменующий победу хирургической мысли над осколочной травмой. Да-с. Это, конечно, почётно, но муторно, господа. Вместо ваших наморщенно-мудрых, озадаченных и просто любопытных физиономий, предпочёл бы увидеть лишь два лица: Женьки и моего сынульки. Когда меня готовили к операции, за пару недель до неё ко мне пробились Борис и Лёня. Ну, Бориса остановить не менее сложно, чем Т-80 на полном ходу. Но и ему удалось не сразу, тут Доцентова хитрость пришлась как нельзя кстати. В белых халатах, с невероятно серьёзными учёными рожами эта двойка пробралась-таки в палату. Разговор так и не склеился, им обоим больно было видеть меня таким, да и мне маятно было выдавливать из себя натужно бодрые фразы. Через пару минут после начала "саммита" в палату уже ломилась охрана и врачи, Борис мужественно держал ручку двери, не пуская церберов и эскулапов внутрь. В итоге сдалась дверь, отдав ручку снаружи грозящим пистолями охранникам. Боря отступил вглубь палаты, занимая рубеж обороны около моей койки.
- К чёртовой матери вон отсюда! - заорал мой лечащий врач, едва влетев в палату, - Просто х*й знает что творится!
- Док. Одну минуту прошу. Одну всего. Это очень дорогие мне люди, дай минутку всего.
- Одну даю! Ни секундой больше!
- Больше мне и не надо... - нащупываю блокнот, лежащий рядом на столике. - Борь, подержи, пожалуйста!
Борис держит блокнот на жесткой подставке, я вывожу, потея от натуги, каракули на бумаге. "Женя! Береги себя и его. Родишь, назови сына Леонидом. Только так и никак больше. Сергей."
- Всё, ребята, ступайте, пока вам тут неприятностей не прибыло. Жене передайте, что всё нормально будет, пусть в Москву не рвётся, бережёт ребёнка. Уже родила, наверное. Пора бы уж.
Борька и Леонид переглядываются. Что такое? Опять "тайны мадридского двора"?
- Чего в гляделки играетесь? Родила, что ли? - почти бессильно злюсь я.
- Ну да, - чешет за ухом Лёнька, - позавчера. С сыном тебя!
- Ёшь вашу двадцать! Стоите, молчите оба! Клоуны! Бить вас некому...
Я просто сумасшедше рад. Теперь и помирать не так страшно. Но выжить было бы гораздо нужнее. Теперь вдвойне нужнее.
- Извини уж - боялись, что новости не выдержишь. Ладно, - отвечает Борис, мрачно глядя на охрану и врачей. Наверное, жалеет, что под рукой нет чего посущественнее блокнота. - Держись, братан, стой насмерть - позади Москва!
- Ага! Не как в тот раз - чуть не с первого выстрела... - начинает Лёнька-Доцент и осекается, получая увесистый тычок в бочину от моего шурина.
- Ваше время истекло! Пора очистить помещение!
- Я б тебе очистил, будь моя воля, - бурчит Борис. - И отчистил и отчехвостил. А, ну вас! Серый! Выздоравливай!
- Прощевайте, "дяденьки"... - прощаюсь я, улыбаясь самой лучшей новости за последнее время.
Осторожно пожали мне руку и удалились, пройдя сквозь строй белых халатов и камуфляжной формы.

********
Прогресс прогрессирует. Вслед за научным прогрессом прогрессирую и я: этой ночью доковылял уже до окна в конце коридора. Только башка, падла, закружилась не вовремя - грохнуться на пол не успел, поймал себя в кресло, но шуму всё же наделал. Прибежала дежурная сестра Настя (ну надо же такому быть - и здесь Настя!), запричитала совсем по-бабьи:
- Ну что же вы делаете, товарищ майор! Что вы над собой издеваетесь! Идите в коечку, в коечку скорее!
- Иди ты... сама, "в коечку"!.. - скрипя зубами от боли и злости, чуть не выматюкался я. - Я эту "коечку" хренову видеть не могу уже! Жопа уже плоская стала от лежания! Извини... Да ты плачешь никак, Настёна? Отставить!
- Ну что ж вы такой... Злюка... Себя калечите и других вам не жалко!
- Брось, Настя. Буду себя жалеть - никогда отсюда не выползу. А я жену и сына не видел тыщу лет! Поняла ты меня?
Кивает в ответ еле различимо в сумраке госпитального коридора, сдерживая слёзы. Помогает мне подняться.
- Давайте, товарищ майор, я вам до палаты помогу дойти.
- Что ты заладила - "майор" да "майор"! У меня имя и отчество есть, между прочим, пора бы и наизусть выучить - Сергей Николаевич! Валяюсь тут уже четыре месяца, запомнить не мешало бы. Скоро корни тут пущу, наверное. Оставь, сам дойду. Спасибо, что подняла.

Стучу костылями по направлению к палате. Настя идёт чуть позади, по левую сторону, белым отсветом, совсем как тот ангел, что меня сопровождал не так давно... Оборачиваюсь, взявшись за дверную ручку.
- Настасья, не серчай. Больно мне просто, вот и нарычал на тебя. Забудь, лады?
- Да, Сергей... Сергей Николаевич!
Ой, Настюха! Уж не втюхалась ли ты, Настюха, ненароком в меня, калечного майора? Тебе мужа бы крепкого да красивого, чтобы род продолжить, как природой положено. А ты на меня тайком посматриваешь, когда я променады по коридору делаю. Глупая ты пичуга! А ручонка у тебя мягкая и нежная, совсем как у Женьки моей... Глаза напомнили совсем другую, ту, что задолго до жены была: тоже карие и тёплые, словно гречишный мёд нового сбора. Завспоминал ты, Гобарев, спать иди...
- Спокойной ночи тебе, Настя.
- И вам тоже, - чуть коснувшись пальчиками моей ладони, - спокойной...

Стою у госпитального окна, и смотрю сквозь заливаемое струями холодного осеннего дождя стекло на жизнь за пределами этого "дома боли". На желтушные клёны в парке. На целующуюся на автобусной остановке, что за парком, одинокую парочку влюблённых. Ты помнишь, Женя? Не можешь не помнить. И мы стояли так же, и на остановке, и в вестибюле метро "Спортивная". Пока нас не вытурили оттуда в ночь, в такой же дождь, и мы топали с тобой по лужам к тебе домой. Недопитый чай с ароматом жасмина. Поцелуи взахлёб и тугие тиски объятий. Долгая и жаркая ночь. Наша с тобой ночь, Женя...
Всё время после операции я не хотел отвечать на твои звонки в госпиталь, только передавал записки - боялся, как бы не вывалить тебе всю правду. "А вдруг молоко пропадёт? А если вдруг "крышу сорвёт", и махнёт прямо сюда, в Москву?" И прочее-прочее - прочее...
Я целых полгода не слышал твоего голоса. До вчерашнего дня, когда я заставил себя подойти к телефону. Твой голос. Сначала уверенный, потом тонкий, как струна на грани разрыва, сквозь подкатывающие слёзы. Нелепые обвинения во лжи. Слышно твои судорожные глотки - кто-то дал тебе воды. "Прости, Серёжа... Я страшно устала тебя ждать. Устала. Устала... Я приеду, обязательно приеду к тебе!" - "Не смей! Умоляю и заклинаю тебя - береги себя и сына! Я уже скоро встану на ноги, теперь уже совсем скоро! Не терзайся - всё будет хорошо, даже не хорошо, а прекрасно!" Я положил трубку первым. Меня ждёт ещё одна партия игры со Смертью. И я не хочу, чтобы ты знала это.

********
И на этот раз Смерть сдала партию, стоя уже дальше от операционного стола. Преимущество перешло ко мне. Она была в силах лишь наблюдать издали, как пробоину в моём черепе замещают "Остеогеном", выращенным из моих же клеток, как сводят обратно кожу, как зашивают. Только зло ухмыльнулась, удалившись, признав очередное поражение. Но она терпелива, уж я-то знаю.
Я лежал, опутанный проводами датчиков, погружённый в наркотический сон. Какой-то непроходимый и непреодолимый туман вокруг меня, такой бывает осенью на болотах. Смутные тени кругом меня, под ногами непонятная чавкающая жижа. Я гляжу себе под ноги, но туман не даёт разглядеть, что мне не даёт двинуться с места. Только сладковатый, знакомый до трепета запах наводит на жуткую догадку. Я стараюсь выдернуть раненую ногу и переставить её вперёд - не выходит. Хочу встать на раненую и выпростать из вязкости здоровую - снова неудача, ещё и прибавилась боль. Костылей нет. Я обречён стоять здесь вечно, в вязкости спекающейся крови тех, кому не сумел помочь. Туман чуть расступается, я вижу склон, покрытый багровыми цветами, багровыми как кровь. Вверх по склону направляется женская фигура с младенцем на руках, в белом и с распущенными волосами. Под её босыми ногами цветы превращаются в белые, оставляя за ней следы, тоже белые, как снег. Это Женя. Почему она идёт не ко мне, а от меня? Оборачивается в мою сторону, но лица из-за тумана мне не видно, как я ни стараюсь напрячь глаза. Снова идёт вверх, к вершине холма. И, не дойдя, падает на колени. Страшный от внутренней боли зов к небесам: "Господи! Помоги мне! Помоги мне, Господи! Элохейну, таазор ли!* Бэвакаша...* Господи..."
Я просыпаюсь от этого зова. Меня бьёт мелкая дрожь, мне страшно, страшно как в детстве, когда я раскрыл альбом репродукций картин Иеронимуса Босха. Кто-то обтирает моё лицо влажной салфеткой. Это медсестра. Значит, я жив. Значит, я снова выиграл поединок. Много позже я понял, что значил этот твой зов в моём сне, Женя...

- А вы молодцом, Гобарев! Мне нравится ваш боевой настрой, даже ваша злость. Это просто се тре жули!*
Это мой лечащий врач, спец по черепушкам. Мужик весьма занятный, с юморком, кандидат наук. Здоровенный и добрый, как Дед Мороз - такой же жизнерадостный розовощёкий здоровяк, только без бороды.
- Знаете, к вам приезжала ваша жена, кажется, Евгения Семёновна. С вашим обоюдным сыном. К сожалению, пустить её в реанимационную мы не могли, но она вас видела через стекло палаты и оставила вам письмецо. Сейчас я вам его не дам, это чуть позже, надо дать вам придти в себя. Всякому овощу - свой срок.
- Я для вас, пожалуй, не репка какая-нибудь, а собачка Павлова! - пытаюсь пошутить я.
- Ха-ххха-ха-ха! - разражается смехом врач, - Вы чертовски забавный человек, да ещё и женолюб - вы во сне говорили такое, что даже привычные ко всему медсёстры мокрели снизу! Это очччень хорошоу!
- Ну вот. Теперь ходи и красней перед всеми, догадываясь, кому чего наболтал...
- Всё нормально, вы и сами это знаете - обычная реакция молодого мужского организма, жадного до оргазма. Я вас оставляю на попечение младшего персонала - смотрите мне, не увеличьте тут народонаселение за моё отсутствие. Хотя беременная женщина - что может быть прекраснее? Как меня звать-величать не забыли?
- Считаете, что у меня память через дыру сквозняком выдуло? Не дождётесь, Ростислав Палыч!
- Сет манифик!* Рад за вас. До следующих встреч!
- И вам не скучать, - отвечаю я, переводя взгляд на окно. Ранняя будет зима в этом году - уже белые мухи за стеклом кружат. Или это просто в глазах рябит? Посплю немного, главное - язык за зубами во сне держать.

Нет, это была не рябь в глазах - зима яростно пыталась потеснить золотую осень. Даже в этом как на фронте. К началу октября снегопад снова предпринял наступление на Москву, но был отбит южными ветрами. Костяхи мои потихоньку сходились, врачи с обходов уходили довольные своей работой. Можно сказать, на мне закончились клинические испытания нового препарата, серьёзно ускоряющего восстановление кости. Мне разрешили понемногу читать, и я прочёл письмо от жены.
"Серёженька! Зачем ты так обманул меня? Я бы выдержала, я бы всё поняла! Зачем ты так? Меня к тебе не впустили, хотя я очень просила и плакала. Сыночек родился одиннадцатого июня, всё хорошо прошло, три триста весом. Спокойный в меня, спит хорошо, кушает тоже. У нас много яблок было в этом году, а убирать было некому, так что большая часть пропала. Мне сказали тебя не тревожить хотя бы месяц, я постараюсь потерпеть. Я позвоню, обязательно тебе позвоню, ты только побыстрее поправляйся, ладно? Мы очень-очень-очень тебя ждём домой. Женя и Лёньчик."
Скоро, скоро, родные. Теперь уже позади всё. Я сложил записку вчетверо и положил на тумбочку. Плохо то, что подняться не дают. Аж пятки зудят, до того хочется хотя бы сесть и пощупать ими холод пола. Ничего, Николаич, мы ещё с тобой сбацаем краковяк вприсядку.

Достали меня эти чёртовы процедуры! С тех пор, как вытащили спицы из ноги и убрали аппарат, стягивающий кость, ну просто задолбали! То магнитами, то ультразвуком, то ещё чем-то, чего даже я не знаю. Тем не менее, и это шло на пользу делу.
- Ну-ка, ну-ка, голубчик! Прекрасно! Костыликами ещё надо попользоваться, не всё так сразу. - седовласый профессор щупает моё многострадальное бедро. - Ещё немножко, и можно будет отправить вас на курорт, на долечивание.
- Какие курорты? Какие курорты, профессор? Что мне делать в это время на югах? У меня в деревне дом, жена, сын - вот они, мои курорты!
- И вы там сразу кинетесь дрова пилить и крыши латать? - сердится седая учёная голова. - И, в итоге, прибудете к нам обратно в разобранном виде? Нас же и начнёте упрекать, коллега! Никаких гвоздей - ещё месяц-другой, затем санаторное лечение. Вас просто необходимо пронаблюдать.
Спорить бессмысленно. Упёрся рогом старый чёрт. Грозит комиссовать по инвалидности, старая галоша. Только попробуй, попробуй только...

Элохейну, таазор ли! Бэвакаша…* - Боже мой! Помоги мне! Пожалуйста… (иврит)
Се тре жули* - искажённое «Это очень хорошо» (франц.)
Сет манифик!* - Это прекрасно! (франц.)

© Peccator & Gemitator (correctura) 2006.11.05
Peccator вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.04.2007, 13:36   #3
тощий злюка
 
Аватар для Peccator
 
Регистрация: 10.04.2007
Адрес: Москва
Сообщений: 7,897
Записей в дневнике: 40
Часть третья. "Здравствуйте - прощайте!"

"Ну что ты там стоишь? Поднимайся скорее, замёрзнешь же!" - это я машу рукой Жене через закрытое окно палаты. Зло и нетерпеливо стучу костылём по линолеуму, хромаю к лифту. Уммм, ну до чего же медлительна эта чёртова техника! До первого этажа - вечность. Прямо в коридоре - нос к носу, лицом к лицу. У каждого что-то заготовлено, какие-то слова для встречи - из головы вон у обоих. Стоим, прижимая к себе друг друга, словно самую сокровенную ценность. Может, минуту. Может быть, десять, может, полчаса...
- Родная... Что ж ты одна, без Лёньки? - наконец-то выговариваю я, стирая ладонью слёзы с милого лица. - Не плачь - видишь, живой же...
Родные пальцы гладят мою бедовую голову с поседевшими за эти месяцы волосами, гладят шрам на ней, нежно-нежно. Не надо, Женечка. Считай, что его просто нет, что я такой же, как был тогда, в прежней жизни.
- Милый, миленький мой... Седой совсем... А нас Боря привёз, Лёньчик с Серафимой сейчас. Холодно очень, я побоялась его сюда везти. Вечером к Боре на квартиру поедем, неделю там поживём. А ведь Борьке на Кавказ скоро... - и снова слёзы.

Серафима - жена диакона Андрея, моего старого знакомого. Удивительно добрые и отзывчивые люди, почти друзья. Когда Женя уезжала в деревню, сдала им нашу квартиру почти "за так", просто чтобы не была пустой. В самое тяжёлое время отец Андрей так и остался в городе, только жену и двоих детей отправил к родным. "Испытание испытанием, а приход без диакона - не приход", - так сказал. Заезжал незадолго до последней операции, сетовал, что батюшка Валериан навестить не смог - приболел, но пообещал молиться за меня. Да разве сможет Смерть меня побороть, раз за мной такие "тылы"?

- Жень, давай присядем, а то в моих ногах точно правды нет, - говорю я. Садимся на диван в коридоре, там, где посветлее.
- Вот, Серёжа, хоть так пока посмотри - вот он, сыночка наш! - Женя достаёт фотографии из сумочки.
- Ух ты! Смотри-ка, а ведь у него твои глаза, и вообще, он на тебя больше похож, - разворачиваюсь к окну, чтобы получше разглядеть, - Наверное, плохо я в тот раз постарался, тщательней надо было поработать!
- Дуралей ты, Серёжка! - улыбается сквозь слёзы жена, - Глаза у него твои, просто фоты не очень хорошо получились.
- Наверное, Леонид снимал?
- Да, Лёня. Славный он человек, всё время нам помогал, сколько раз приезжал.
- Славный-то славный, а вот фоткать так и не научился, - хмурюсь я. - Своего бы родил, старался бы, небось.
- Ерунду говоришь! - начинает отчитывать меня Женька, - У него руки золотые: и крышу перекрыл, и печь починил, и крыльцо, и вообще...
- И к Анюте подкатил! - перебиваю я жену на полуслове.
- А ты откуда знаешь?! - Женька делает изумлённое лицо, но чувствует, что мне кое-что уже известно. - Это кто ж тебе донёс? Он сам, что ли?
- Ну, был он тут, был две недели назад, - "раскалываюсь" я, - и я сразу по глазам его понял, что сказать хочет, да так, что аж внутри зудит, но не решается. Я сразу просёк, "в чём собака порылась". - Тут я просто уже не смог удержаться от смеха. - Глаза, словно у нашкодившего тузика. Чесал репу, чесал, да и сказал, что Анюта ему понравилась. Хватит уже Ане траур носить, всё равно с Максимом не сжились бы по-людски.

А может, и сжились бы, если бы не война... Когда на Максима пришла "похоронка", Анна выла по-волчьи двое суток подряд. Кто знает, что случилось бы дальше, не будь тогда рядом моей жены. Помню погасшие, неживые глаза, бывшие некогда такими синими-синими, чёрный платок, скрывший красивые белокурые волосы. Я тогда приехал в Вороново в отпуск к Женьке, и не сразу узнал невестку - настолько страшна была эта перемена, искалечившая её. Тихий полуплач-полустон за стеной ночью перед образами - Аня, я знаю, я это слышал, прости меня! Понимаю, почему ты тогда не пошла меня проводить вместе с Женей - ты боялась, что и я не вернусь, так же, как не вернулся Макс. Нельзя о покойниках плохо. Просто "широкой русской натурой" он был, а сузить было некому, ты для этого слишком мягкохарактерная...

Женя смотрит на моё помрачневшее лицо, берёт меня за руку. Она почти всегда понимает, о чём мои мысли. Иногда даже не нужно слов, мы и без слов чувствуем, что творится друг у друга на душе. Забирает фотографии и прижимается ко мне, пряча лицо в моём плече.
- Я больше никуда тебя не пущу! Никогда, ты слышишь? Ни на какую войну, никогда, ни за что!
Глажу и целую волосы любимой. Как я истосковался по этой мягкости, по этому родному аромату твоему! Осторожно разворачиваю Женькино лицо к себе и гляжу прямо в глаза.
- А я больше никуда и не попаду. Меня хотят комиссовать из армии по ранению. Отвоевал я своё, ненаглядная! Так-то вот.
- И слава Богу...
Она кладёт голову мне на колени. Мне почти не больно. Народная мудрость права: "Своя ноша не тянет".

********
Вот он, вот он, сына мой! Аааа, никогда не видел и узнал? Молодчина ты мой! Папкины глаза, мои глазёнки у тебя - верно ты сказала, Женя! Леонид Сергеевич, поздравляю вас: вы видите пред собою вашего родителя, пусть и с большим опозданием! Ого! То ли мы так растём шустро, то ли это я ослаб, но тяжёл ты, брат! А ну, присаживайся мамке на колени - папка пока ещё ногу зарастил не совсем, ноет она сегодня. А лицо совсем твоё, родная! Но волосы-таки мои - русые. Ну да: Николай родил Сергея, Сергей родил Леонида, Леонид родил... Что-то я далеко заглядываю - родишь Леонидыча или Леонидовну, но это в перспективе. Да, это папкин нос. Ухо тоже моё. Отдай моё ухо, Леонид! Во даёт - своего не упустит!
Проходящие мимо врачи и медсёстры улыбаются. Ещё бы! Смотрите, завидуйте, какой парень растёт! Вот она, наша с Женькой победа! "Льву подобный" по-гречески означает - это вам не что-нибудь, не фикус-пикус! Вооон, видишь, дядьку здоровенного? Это он твоему батьке голову чинил.

- Привет славному семейству! - Ростислав Павлович весьма почтительно раскланивается. - Вашу ручку, мадам Гобарефф!
Целует руку моей жене и кладёт большущую свою ладонь на плечо мне.
- Ну, как ты, Гобарев? Готов завтра к труду и обороне?
Завтра соберётся врачебная комиссия: будет решаться очень важный для меня вопрос - увольнять ли меня из армии, и вообще, смогу ли я работать по специальности дальше. "Уйти нельзя остаться". Вряд ли от меня зависит, в каком месте фразы встанет запятая.
- Главное, Сергей, не бодаться - соглашайся на группу. Иначе начнут сопеть, свирепеть, и всё такое прочее. А ты ведь у нас упрямый, как... - тут он оглядывается на Женю, - кхм, упрямый, в общем. Не зарывайся. Так-так, а это кто у нас такой?
- Лёня, наш сын, - Женька просто сияет от счастья - Скоро полгодика будет.
- Леонид, значит? Почти лев? Крррасота! - смешно рыча, улыбается "Славик", как мы зовём его между нами, подранками. - А вы, Евгения Семёновна, собираетесь украсть у нас столь ценный материал для диссертации?
Это он про меня. Задал я им тут работы, что и говорить. Но и небескорыстно - я тоже в курсе продвижения работы над славиковой докторской. Читал кое-что, аж самому интересно становилось местами. Сколько же я упустил, здесь валяясь...
- Если не украдёт - сбегу сам! - полушутя-полусерьёзно угрожаю я. - И так уже маринуете до полного засоления, аж кости хрустят!
- Пардон, мадам, но я всё же украду вашего дорогого супруга на пару минут, - обращается он к жене и берёт меня за локоть, - Пошли, потолкуем антр ну*.

- Ты чего это ещё удумал? "Сбегу, сбегу!" - уже совсем другим голосом говорит он, отведя меня за колонну, - Побереги запал на завтра, завтра драка будет! Нога у тебя не та, что была прежде, а ты так себя ведёшь, будто простое растяжение пустяковое получил! Как башка?
- "Фонит" ещё, - зло отвечаю я. - Что же, вообще шансы на нуле?
- Этого я не сказал, не хорони себя прежде времени! Завтра в бутылку лезть не смей, не распускай язык свой острый, иначе дело завалишь на корню. "Бди!", как сказал Козьма Прутков. Но не бзди - всё будет благополучно, если сам себе не навредишь. Опасайся Косарева из Академии - этот будет тебя крутить и так и сяк. ПонЯл?
- "ПонЯл, чем дед бабку донЯл" - серьёзно отвечаю я.
- Ну вот и манифик! - уже теплеет голос "Славика". - Топай к своим.
- Ростислав Палыч! - задаю вопрос напрощание, - Откуда вам известно, как зовут мою жену?
- Эх, Гобарев! Это я провёл её в реанимацию, когда ты после операции лежал. У неё чуть не случилась истерика, она тут как птица о клетку билась, с твоим сыном на руках, чтобы её к тебе пустили. Когда она просто села на пол и закричала: "Господи! Помоги мне!" у всех кровь в жилах замёрзла! Хорошо, я на первый этаж спустился, уж не помню, зачем. Береги её, солдат, как зеницу ока береги! Такие жёны единственный раз в жизни даются Богом! Это просто золотая женщина! Ладно, мне пора. Держись.
- Есть держаться... - почти шепчу я, потрясённый откровением нейрохирурга. - Есть...

Сажусь на диван рядом со своими, бессмысленно крутя вокруг оси трость. Женя тревожно смотрит на меня, не понимая, откуда такая странная перемена в моём душевном состоянии.
- Что он сказал тебе, Серёженька?! Что случилось, почему у тебя такое странное лицо? Что он сказал, ну скажи, скажи ты! - она тормошит меня за плечо, словно хочет разбудить.
- Элохэйну*... Таазор ли*... - шепчу я в пространство. - Господи, ты Боже мой, помоги мне...
В голове, вагонными колёсами по стыкам, грохочет одна и та же фраза из моего послеоперационного забытья. Да, Женечка, так оно и было. Я пришёл в сознание в то время, когда ты ступила из кабины лифта на первый этаж. Твои молитвы всегда доходят до Неба, моя жена-Женя. Значит, ты можешь. Бог слышит и видит чистых сердцем, и они видят Его. Я не слышу и не вижу, я - слепоглухонемой! Женечка, родная моя! Научи меня, как мне умолить Его, чтобы этот кошмар больше никогда и ни с кем не повторялся!
- Миленький, что с тобой, больно тебе, да?! Я позову врача, я сейчас!
- Не надо, Женя. Всё. Всё в порядке.
Смотрю на жену, в её готовые пролиться дождём слёз глаза. Прижимаю к себе Женьку и сына. Крепко и бережно, крепко и бережно, как только могу. Вы со мной и я с вами. И над нами Тот, Кто выше всех, и Он за нас.
- Всё хорошо, родные. И будет хорошо.
Peccator вне форума   Ответить с цитированием
Старый 19.04.2007, 13:37   #4
тощий злюка
 
Аватар для Peccator
 
Регистрация: 10.04.2007
Адрес: Москва
Сообщений: 7,897
Записей в дневнике: 40
********
И был бой. Была битва великая. И стоял богатырь тщедушный супротив коллег-эскулапов насмерть, безоружный. И были у него из брони только тапочки потёртые, трусы сатиновые чёрные, артикул "Б", и тельник полосатый, заштопаный-порватый. И вертели его враги-врачи лютые туда и сюда, щупали перстами холодными да жёсткими за раны его тяжкие, без посоха хромого ходить заставляли, нагибаться и разгибаться принуждали, приседать, зловредные, неволили. И смотрели они снимки рентгеновские мутные, изнутри у богатыря хвори искали. По коленным да по чашечкам молоточками стучали, щекотали, не милуя - рефлексы проверяли. И глаза богатырю славному завязывая, понукали его, чтобы только по прямой шёл. Сопел богатырь, зубами скрипел, костьми хрустел, наконец, чихнул громогласно и речь своим мучителям такую рёк:
- Уважаемые товарищи члены! Я, вообще-то, здорово тут замёрз! Экономия тепла дело хорошее, но я собираюсь Новый Год в кругу семьи встретить, а не в этих "гостеприимных" стенах в качестве больного пневмонией. Позвольте, я оденусь уже!
- Да-да, товарищ майор, одевайтесь, пожалуй. И пройдите в коридор, мы вас через некоторое время позовём.

Курить хочу просто смертельно! Убийственно просто! Ну всё вы мне, коллеги, позапрещали, осталось ещё дышать запретить. Ну да, конечно же - сочетанная травма головы, ранение плюс контузия средней степени. Да знаю я всё и без вас, что "закидоны" могут быть, и т.д. и т.п. Да! Есть у меня этот полный набор "радостей": акубаротравма, головокружения, кошмары, "рябь"... Выхрамываю на лестницу - тут кто-нибудь, да курит. О, боевой капитан из палаты, что в другом конце нашего коридора!
- Браток, дай закурить!
Вытаскиваю из его пачки сигаретину.
- Дал г@вна, давай и ложку, что ль...
Нервно прикуриваю, сигарета мелко дрожит между пальцами. Затягиваюсь и закашливаюсь - отвык.
- Дрожишь, майор? - прищуриваясь от дыма, произносит капитан, участливо поглядывая на меня.
- Ещё как!
- Ничего, где наша не пропадала! Мне после тебя идти. Тебя, наверное, "вчистую"?
- Похоже на то, - отвечаю, кашляя.
- И меня тоже, наверняка. Три "дыры" и два ребра в минусе - куда уж круче. Зря ты смалишь - хуже себе делаешь.
- Гобарев! Ты совсем очумел? - нарисовавшийся на площадке "Славик" бешено крутит пальцем у виска. - Дуй живей за мной! Куряка хренов!
- Удачи тебе, Гобарев! - кричит вдогонку "мотопехота".
- Аналогично! - отвечает "медицина".

До чего же вы умные, мои дорогие коллеги! Только вот строем не ходите. Умеете зарезать без ножа. "...Комиссия, в составе... сочла необходимым... комиссовать из рядов... по ранению... второй группой инвалидности". Пропадите вы все пропадом! Ростислав, ты же обещал! Что ты молчишь-то? Отводит глаза в сторону. Всё происходит так, как я и думал, чего и боялся. Кипячусь, протестую, наскакиваю, члены комиссии вяло возражают. Набрасываюсь на того самого седовласого профессора, что "грозил" мне санаторно-курортным лечением. Седая голова категоричен:
- Гобарев, голубчик! Ну что вы такое говорите! Вы едва можете стоять на ногах, замечу - фактически ещё на полутора ногах, и при этом стремитесь встать за операционный стол! Я уже не говорю о вашей драгоценной черепушке, над которой пришлось поработать всерьез! "Остеоген" всё же не панацея - нужно долечивание, наблюдение, время, наконец! А падение зрения на оба глаза на пятнадцать процентов? А перемежающаяся глухота и прочее - ведь было же? Ну где такое видано? Еще и еще раз категорическое "нет"!
- Но Федоров же стоял на протезе, оперируя ваш глаз?!
- Вот именно, батенька, вот именно, что на протезе, но с целой и нетронутой головой! Вы что же, желаете, чтобы мы отчекрыжили вам ногу и поставили на протез? Пересадили другую голову? Мы до таких вершин совершенства еще не добрались. Вот как консультирующий врач вы еще вполне можете быть полезны. Вот вернетесь домой, наберетесь сил, отдохнете... Тогда и поговорим.

********
Тааак... "Хватит жить как попало, будем жить как придётся". Не помню, от кого это слышал, давно дело было. Спасибо за честь. "Славик" хмуро манит меня рукой, "подойди, мол".
- Сергей, ничего нельзя было сделать - "остеогенная" метода не отработана до конца, бывают и осложнения, и обратные процессы. Ты же читал в моей рукописи. Пошли.

Ведёт к себе в кабинет. Вид пораженца - вижу, что и неудобно ему и совестно за невыполненное обещание. Ничего, Ростислав, ты сделал всё, что было в твоих силах. Собрат по скальпелю подходит к шкафчику и достаёт бутылку коньяку и две стопочки.
- Мне...
- Ерунда! - отрезает "Славик", - и можно и нужно сейчас для снятия стресса. Тебе можно, но совсем маленько - просто, чтобы сосуды расширить. Запомни на будущее: в качестве профилактики можешь иной раз и "позволить" рюмку-другую. Но не более того. Иначе - "memento mori"*, я тогда никакой гарантии за тебя не дам. "Давлёж" у тебя пониженный, в этом твоя и сила и слабость. На вот, держи.
Протягивает мне стопку. Подзабытый аромат, многие утверждают, что коньяк пахнет клопами. В корне неверно. Если коньяк паршивый, то да, тогда и клопы запахнут таким "коньяком".
- Давай за твой успех, пожалуй. - говорит тост Ростислав Павлович. Аккуратно чокаемся, чтобы не пролить драгоценную влагу. - Лимончик вон бери.
Во рту приятно саднит - коньяк и правда, хорош. Вспомнился полуразбавленный спирт и надкушенный лимон в кабинете особиста Макарова, и моё "турне" под следствие и назад. Улыбаюсь. Вкратце пересказываю эту историю. "Славик" грустно улыбается.
- За такую, как твоя, и убить не было бы грехом. Ты был прав. - хирург отворачивается к окну и смотрит на то, как в беспорядочном танце сталкиваются и разлетаются хлопья снега. - Я свою жену похоронил шесть лет назад. Сбила машина. Его так и не нашли. Годовщина была в четверг. Представляешь: вот уже шесть лет, а она перед глазами как живая... Глупо. Глупо как-то всё и банально вышло.
Я молчу. Иногда так странно видеть человека открывающимся тебе с неведомой ранее стороны. Я всегда считал, что вечный оптимизм и зубоскальство "Славика" и есть его истинное лицо. "О, сколько нам открытий чудных..." Да уж...
- Она на Востряковском* лежит, моя Вероника. Каждую неделю к ней... - он порывисто наполняет стопку и молниеносно закидывает её содержимое в себя. Возвращается к окну и стоит молча, уперевшись лбом в оконную раму. Сильное дерево, качнувшееся под ветром воспоминаний...
- Простите меня, что невольно напомнил. - удручённо говорю, ставя стопку на стол. - Может, я пойду?
- Погоди. Посидим ещё малость. Накатило на меня сегодня что-то. - Ростислав Павлович встряхивается, словно ему холодно. - Понимаешь, я сразу догадался, что твоя жена крещёная еврейка - она так странно молилась, сразу на двух языках. Так странно и больно резануло по сердцу, что не мог я просто не "нарушить", не привести её и сына к тебе. Так могут молиться только очень верующие. Я почувствовал, что и ей, и тебе очень нужно было оказаться рядом друг с другом. Так я был прав?
Он поворачивается ко мне всем своим массивным телом и пристально смотрит в глаза.
- Да. Вы же и сами это видите. Без неё и меня бы не было.
- Хорош "выкать", между нами всего десяток лет разницы, и мы не на светском рауте! - сердито вставляет он и снова наполняет стопку. - Садись. Если хочешь выговориться, валяй - то, что войдёт в эти уши, на языке не окажется.

Да чего тут выговариваться? Это, как "Славик" любит выражаться, "се ля ви": да, Евгения по отцу еврейка, русская по матери, крещёная ею в раннем детстве тайно от отца. Он всё же смог это понять, не сразу. "Полукровка", "выкрест", "жид крещёный - что вор прощёный" - до чего же погано звучат такие слова! Словно мерзкие гадины, ползут они из подворотен, с грязных досужих языков обывателей, лезут со страниц "патриотических" газетёнок, из Интернета, из сайтов черносотенных крикунов-провокаторов... Как же тогда твой брат, Женя, дважды простреленный - в Чечне, в 2001-м и "за Речкой", заслуживший своей кровью боевые ордена? Твой отец, Женя, военный инженер, строил мосты между берегами, дослужился до подполковника - кто-то не дал ему подняться выше. Они - исключения из правила?! Мы знаем, как можно и нужно строить мосты между берегами. Когда же мы научимся строить мосты и между нами самими, людьми? Как нам удалось выстроить наш с тобой мост, Женя? Как мне объяснить это другим? Не умею. Вместо ответа - коряво нацарапанный кем-то магендовид на двери квартиры твоих родителей... Ты меня заставила идти учиться на врача. Своим примером. Спасибо, жена-Женя. Я и сейчас неплохо помню многое из латыни, не относящееся к профессии. Hostis humani generis* - вот cui prodest*, вот кому выгодно, чтобы между людьми не возникали прочные мосты. Тот, кого я видел в своём кошмарном путешествии в Пекло - в беспредельной гордыне светящий багровой пентаграммой во лбу!

- Ничего, Сергей, не мрачней! - говорит Ростислав, передавая мне наполненную стопочку, - Подними правую руку, опусти её резко со словами: "Да и х*й бы с ним"! Давай лучше за детей наших. Мой вот, оболтус, так и не захотел медиком стать, фанат железок - машины любит, автосервис свой открыл. И ладно, главное, что при деле, прочее уже не столь важно. - он морщит лоб, словно что-то вспоминая, - Я потолкую с "главным" - он сам из рязанских, и на месте ещё многие помнят; так вот - он может тебе помочь устроиться там. Как раз будешь под бочком у жены!
Ну вот - "Славик" становится прежним, узнаю стареющего сатира!
- Вот что ещё. - чешет он свой дед-морозовский курносый нос, - За тобой прямо-таки тенью следует некая сестричка из ортопедии. То за колонну прячется, то в коридор нырнёт, когда ты проходишь - ну, ты её просто насмерть обаял, уж и не знаю, чем! Ты бы секретом заветным поделился, что ли!
- Какие секреты ещё? - удивляюсь я. - Молодая дурёха, парализованная моей волей к жизни, причём, не ей совсем вызванной. Знаешь, - перехожу и я на "ты", - жалко мне её. Настя молоденькая, симпатичная, на что она надеется - не пойму. Видела наверняка мою Женьку, сына, но никак от меня отлепиться не хочет! Вокруг молодых здоровых мужиков, как грязи - я-то ей зачем?
- Любоффь! - мечтательно изрекает эскулап-мозговед. - И ей все возрасты покорны.
- И х*й ровесников не ищет - это ты в подтексте оставил. - острю я. - Сегодня же её выловлю и поговорю. Моя жена не стенка - я её никуда отодвигать не собираюсь. Вон, как её материнство красит - она до свадьбы такой не была! Веришь, нет - при первой встрече в госпитале чуть на диване не оприходовал, аж зубы сводило. Дотерплю до выписки, дорвусь до "комиссарского тела", непременно займусь изготовлением Лёньке или брата, или сестры!
- Всецело и обеими руками "за"! Ибо воистину! - поднимает вверх указательный палец чуть хмельной Ростислав. - Дерзай! "Ибо чадородием спасается женщина!"
- Да ты как поп на амвоне! - смеюсь я.
- Это мысль! - осеняет "Славика", - Всенепременнейше и обязательно приму сан, и вас с Женькой обвенчаю по всем канонам церковного искусства! Между прочим, у меня дед был священником приходским, и возглашал так, что кадила в храме гасли! И я могу вполне!
- Будет, будет на сегодня - тебе ещё на обход идти! Учуют вышестоящие, тогда точно, только в попы тебе и останется дорога!
- Пожалуй, в этом ты прав. Но тут и пить-то - комара не утопить! - критически оценивает он содержимое бутылки. - Гори оно адским пламенем! За нас с вами и за хрен с ними!
- Лаконично до безобразия! - соглашаюсь я с ним. - На посошок, и по щелям!
- По "щелям"? Оччень правильное решение! По обходе надо будет обмозговать! Значится, так: ты не расслабляйся - тебе ещё военкоматская комиссия предстоит, оформление документов. Ну, это мы ускорим. И встреча с богоданной женой! - толкает меня в бок порозовевший гигант, и читает нараспев: - О, регламент! Сергей, нам пора. "...И в нем, архиерейства престол восприим, богоданную рязанскую паству упасл еси!"

Выходим из кабинета несколько "подшофэ", бесконечно довольные друг другом. У меня приятный лёгкий шум в голове, заменивший этот проклятый отзвук, которым обычно отзывается моя голова на громкие звуки извне. "А ты всё же не богатырь супротив "змия". Слабоват ты был бы против меня в питейном ремесле, если б не моя "пробоина!" - думаю я, провожая взглядом спину врача. Спускаюсь этажом ниже, направляясь в палату. Настя? Это ты здесь?
- Анастасия, ты что, шпионишь за мной?
- Нет-нет, Сергей Николаевич, я так просто, мимо... - а сама отводит глазёнки.
Эх, ты, красна девица! Что ж ты, за два десятилетия врать не научилась, в наше-то "прекрасное" время?
- А ну-ка, девочка, посмотри на меня! Только не врать! Чего тебе надо от меня?
Переминается с ноги на ногу, хочет сказать, да не знает, как. Пытаюсь помочь.
- Настюш! Давай выкладывай, что стряслось, только быстренько - сейчас обход будет, мне надо быть на месте. В двух словах.
- В двух? В двух захотел?! Я люблю тебя, злой, каменный, слепой! Слышишь, ты!!! - и вырывается из моих рук, бежит, очертя голову, по коридору. Сквозь рыдания, уже почти с лестницы: - Камень проклятый!!!
Прости, Настя. Знаю, иногда очень хочется выплюнуть горькую таблетку, хотя и знаешь, что она должна помочь. Ты хочешь сделать именно это. Ну как тебе объяснить, что если не выкорчевать из сердца сразу, это измучает, изломает и тебя, и меня? И ничего, ничего доброго из этой твоей девичьей любви не вырастет - сгорит, только опалит, оставив шрамы на твоём глупом сердечке? Я уже слишком много в жизни давал невыполнимых обещаний. Слишком много... И камнем меня уже называли. И ненапрасно, знаю. И не прощу себе того, за что называли...
Стучу тростью, спускаюсь по лестнице. Тук. Тук-тук. Стучит трость, стучит сердце. Выплюнуть бы ошмётком мокроты эти проклятые воспоминания, всю эту гадость предательства и обмана, эти приросшие к сердцу чёрные камни, которые по смерти моей лягут на чашу весов! Это не в моих силах. Раньше надо было думать.
Разгрызаю таблетку обезболивающего, запивая водой. Горько, горше, чем обычно, от этой таблетки. "Горько! Горько! Горь-ко!" - словно пьяный гость на свадьбе, молотит в голову воспоминаниями совесть. Ложусь на койку, накрывая раскалывающуюся от боли голову подушкой...
- Серёга, ты что? Болит опять? - это сосед по койке, молодой летёха без ступни.
Отмахиваюсь и глубже нахлобучиваю подушку на голову. Отстаньте. Не до вас и ни до кого мне.

********

Через пять дней я был выписан из госпиталя по моему же настоянию - пригрозил удрать по простыням из окна. Военкоматская комиссия подтвердила вердикт моих госпитальных мучителей - инвалидность по ранению второй группы с увольнением в отставку. Хирургическая карьера завершилась? Нет, ребятушки, вы рано меня со счетов скинули! Я не для того гранитом науки питался, и не для того выцарапывался из бездны, чтобы вот так запросто быть выброшенным вами на обочину. Хрен вам всем! Спасибо за орден, спасибо за "спасибо", вашу мать!
Пришёл проститься с ребятами и коллегами, что "починяли" меня всё это время. Обнимаюсь с безногим Денисом, Вовой-"Трубой", Жориком.
- Ребя! В гости жду! На орден не смотрите - по дури получил, так что не завидуйте. Ну-ка, ну-ка - достаём "рюмочки"!
Разливаю "по сто". Коньячок хорошая штука - спасибо Ростиславу, знает, что порекомендовать. Макаю серебряный крест в пластиковый стаканчик, выпиваю бодрящую жидкость, прихватываю орден зубами. Вот теперь можно носить.
- За отставника!
Чокаемся, кто кружечкой, кто стаканом, кто пластиковым полоскательным стаканчиком.
- Всё, братцы, не поминайте лихом! Мне ещё к спасителям надо заскочить.
- Успехов тебе, Серый!
- Спас!

- Ты только из виду не пропадай! Я с "главным" о тебе говорил - всё будет "обсоси гвоздок"! - напутствует "Славик". - Обживайся там, но не засиживайся - амбулатория это не Бог весть что. Как обтопчешься, сразу иди в рост, смекай, кумекай, дай о себе знать. Перебирайся к цивилизации поближе. И помни - "волосатая рука", пусть и не очень лохматая, у тебя здесь есть. И жену слушайся!
- Есть слушаться жены!
Голиаф обнимает своими большущими ручищами, словно отец родной.
- Тебе привет от полковника Кондратьева. Он теперь тоже в Москве. Интересовался, как ты.
- Теперь уже всё - я гражданский без двух минут. Вот только праздники пройдут, буду оформляться на новом месте. Спасибо за помощь - я бы с документами до весны бы колотился.
- Ерунда. Наше дело плёвое. - посмеивается. - Дуй теперь к Алексею, поблагодари и попрощайся.
Моя ладонь тонет в его почти медвежьей лапище. Чудно даже - при таких ручищах и хирург. Ему бы в молотобойцы!

- Алексей Сергеевич на операции, - дежурно отчитывается медсестра, - что ему передать?
- Секунду. - беру лист бумаги и строчу краткое послание.
"Моему спасителю и великому хирургу от Бога. Спасибо Вам, Алексей Сергеевич, отец родной, что вернули мне двуногость. Дай Вам Бог здоровья и ста лет плодотворной творческой жизни! Майор Гобарев С.Н."
- Держите! - передаю записку и чмокаю в щёку медсестру.
- Вы что? - некоторая оторопь.
- Будь здрава, боярыня! Прощевай покеда!
Эх, Настя где-то прячется... Знает, что я выписан, и прячется. Ничего, Настюша - будет у тебя прынец на белом коне, ещё как будет. Всё у тебя ещё впе-ре-ди.
Вытанцовываю из госпиталя наружу. Морозец не кусает, но пощипывает. Выхожу к боковому крылу, машу прощально ребятам в окно. Вот оно, миленькое личико за стеклом! Настя... Прощай, маленькая фея! Отворачивается и уходит. Ничего, ты позже всё поймёшь. А мне надо к моим. Надо.

Примечания:
* антр ну - между нами (франц.)
* Элохэйну... Таазор ли... - Господи... Помоги мне... (евр.)
*memento mori - памятуй о смерти (лат.)
*на Востряковском - имеется в виду Востряковское кладбище
в Москве, где много еврейских захоронений.
*Hostis humani generis - враг рода человеческого (лат.)
*cui prodest - кому выгодно (лат.)

©Peccator & ©Gemitator 2006.11.12

часть четвертая, финальная
Peccator вне форума   Ответить с цитированием
Старый 14.07.2007, 05:15   #5
...*)<|^~^|>(*...
 
Аватар для cyan
 
Регистрация: 20.04.2007
Адрес: с другой стороны монитора
Сообщений: 1,709
Сильно. Больше слов нет. Пойду покурю что ли....
cyan вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 12:58. Часовой пояс GMT +3.



Powered by vBulletin® Version 3.8.6
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Права на все произведения, представленные на сайте, принадлежат их авторам. При перепечатке материалов сайта в сети, либо распространении и использовании их иным способом - ссылка на источник www.neogranka.com строго обязательна. В противном случае это будет расценено, как воровство интеллектуальной собственности.
LiveInternet