Что ж ты творишь-то, как же ты пишешь, милая, прямо ножом по сердцу и вкривь и вкось… Помнишь, дрожала знобко аллея стылая в парке, где как-то встретиться довелось? Строчки срывались каплями, время- восемь, и так неохота- в знобкую темноту…как ты, смешная кроха с глазами осени, держишь на плечиках всю эту маету? Как ты умеешь так, бесшабашно, дергано, - пульсу - сорваться, миру - лететь листвой?
Тучи набухли ливнями, сплошь ведерными, от непогоды ну хоть скули да вой, в ней ли сейчас ты рифмам чернила черпаешь, чтобы заполнить чем-нибудь пустоту?..
«Хватит хвалить, - смеешься. - Пока что мелкая ж… Позже, когда – и если – я подрасту…»
Дом твой следит за нами глазами желтыми, город ссыпает под ноги тишину, и запирает души жильцов щеколдами, чтобы случайно болью их не кольнуть, и не изранить их, непривычных, строчками – вряд ли сумеют, горестные, уснуть…
Только деревья реденькими листочками все выметают вымокший млечный путь…
Все это правда, все это правда, милая. Только выходит глупость и ерунда: этого дара странного не просила я и не хотела, знаешь ли, никогда. Все эти нервы, все эти строчки страшные – честное слово, мне они ни к чему. Я ведь девчонка, в сущности, бесшабашная, и удивляю часто себя саму. Я и по крышам ночью готова, на спор-то, или в Москву-реку сигануть с моста... Мне ведь всего лишь двадцать один по паспорту, а изнутри – как будто бы больше ста.
Знаю, тебе не внове все эти жалобы, и повторять их – глупо, да и грешно... Если б могла – ты знаешь, я не писала бы, только оно ведь пишется все равно, только оно ведь крутится страшным жерновом где-то в груди – попробуй, останови. Словно всю жизнь стоишь у столба позорного, словно живешь с мужчиной не по любви, а по неволе… Строчки стучатся в темечко, будто бы бьют всем телом в стальную дверь. Только я не хочу, я ведь просто девочка, мне этот дар не нужен самой, поверь...
Ты не суди за слабость меня, пожалуйста. Все это давит, жжет меня изнутри... На, забери мой дар, отдаю без жалости. Я умоляю, милая. Забери.
Ты не суди за слабость меня, пожалуйста. Все это давит, жжет меня изнутри... На, забери мой дар, отдаю без жалости. Я умоляю, милая. Забери.
Я содрогнулся и взлетел, расправил крылья вдохновенья... Как жаль, что длится лишь мгновенье порыв любви, услада тел...
А чуть позднее был скандал. Она сказала: слушай, паря, а за любовь то крылья дарят.
Не спорил, молча ей отдал.
Перечитала. Поняла, почему вернулась именно к этой строчке. Во-первых, она на один слог длиннее, чем того требует заданный ритм. Но сбой не чвствуется. Наверное, из-за обилия гласных, что создаёт напевность: "всЮэту мАетУ". Во вторых, слово "плечики" у меня ассоциируется с одеждой в шкафу.
Но это мелочь. Просто очередной идиотский комментарий.