|
Тризна
Город-отчим мне с детства знакомый,
силуэтом ты – средневековый,
узнаваем по контурам шпилей,
что в балтийское небо торчат,
перекрёсток десятка религий,
сочетание множества стилей;
воспитал город многих великих,
но никто не вернулся назад.
Не к тебе я заехал, – к могиле,
в ней родителей похоронили.
Все тогда мой отъезд мне простили,
и не ждали распада страны.
Власть следит за порядком у мёртвых,
посетить не надолго пустили
оживить букв ряды полустёртых,
подсадить, если надо, травы.
За оградой царит мир печали:
птицы гнезда здесь строить не стали.
Липам хочется с вечностью слиться,
сердца стук глушит звуки шагов.
Разорвал век двадцатый на части
нам семью. Раскидал за границы,
схоронил на фронтах, и, к несчастью,
остальным отказал выбрать кров.
Власть имущие глухи и слепы,
и когда постигают нас беды,
редко помощи можно дождаться.
В наше время, ты – меньше ноля.
У элит жизнь своя на планете,
и не стоит тому удивляться,
что за нас все они не в ответе –
это их, а не наша Земля.
Шёл я с этими мыслями к дому:
мир – покойным, проблемы – живому,
и, в душе расцарапанной, кошки –
скорбь и грусть, шли за мною след в след.
Позвонил по дороге я другу
(разошлись в прошлом наши дорожки),
и пошло по обычному кругу:
встреча, водка, похмельный рассвет.
Разбросало знакомых по свету.
Многих нет, будто канули в Лету.
Кто-то смог приспособиться к власти,
здесь остался, себя изменив.
На задворках Европы богатой
очень важно козырной быть масти,
иль придётся работать лопатой
на хозяев пока будешь жив.
Невозможно отрезать, отбросить,
что в ночи справедливости просит.
А в ответ – Рига, мрачной старухой
щурясь окнами, смотрит мне в след.
Кто остался без дома по жизни,
был обласкан судьбой однорукой,
знает чувство сродни пессимизму:
что-то ищешь, а этого нет.
© Copyright: Лев Ростокин, 2013
| 
