Один день из жизни Александра Сергеевича

олдшуз · 28.09.2020, 19:31

Все имена, равно, как и сами персонажи, являются вымышленными и любые совпадения прошу считать случайными

Один день из жизни Александра Сергеевича

Александр Сергеевич проснулся, но глаза открывать не спешил. Ждал когда осядет пена ночных фантазий подкорки и можно будет, наконец, определиться: кто он, где он, что было вчера, что будет сегодня и чем сердце успокоится. Он слегка поворочался с бока на бок, единственно для того, чтобы проверить состояние организма. Вроде всё было на месте - две руки, две ноги, голова, хоть и раскалывается, но тоже в наличии... исходя из чего можно было сделать вывод, что он человек, и ни в какую крысу за ночь не реинкорнировался. Александр Сергеевич попробовал пошевелить языком на предмет наличия-отсутствия зубов и не смог. Язык распух и занимал весь объём ротовой полости. Слюны не было. Вообще.
- Что ж я вчера пил? - подумал Александр Сергеевич и попытался вспомнить вчерашний день. Память показала пару кадров самого неприглядного свойства... драка... кого-то он там бил, остервенело, с давно сдерживаемой первобытной злобой. Противник ревел носорогом и тоже, надо полагать, в долгу не оставался. Александр Сергеевич широко раскрыл рот и сунул туда палец. Та-а-ак... переднего зуба не было. Левого. Предпоследнего! То есть, впереди остался всего один боец. На всё про всё - и морковку грызть, и ногти, и чтоб дикция не страдала...
Александр Сергеевич перевернулся на другой бок и попытался заснуть. От труб, сквозь куски параллона , исходило приятное тепло, да такое надёжное и мощное, что казалось потухнет солнце, остынет Земля, исчезнет человеческая цивилизация и белковая жизнь, а эти две централи, проложенные по подземному коллектору от котельной химзавода, будут всё также ровно держать заданную проектную температуру и давление.
- АС!.. - голос Марти прозвучал глухо и тоскливо. Звук ударился о низкий свод коллектора, и там увяз в сырой и тёплой вонючести подземелья
- АС!.. - ещё раз жалобно простонала Марти
- Чего тебе? - Александр Сергеевич испуганно поднял голову , тревожно вглядываясь в темноту
- АС... - уже совсем тихо и обиженно пролепетала Марти и вдруг громко на весь коллектор пропела - АСсссстанови-и-ите му-узыку-у... - она неожиданно оборвала песню и спокойно, отчётливо выдала - Если смешать белила свинцовые, жёлтый кобальт, чуть окиси хрома и берлинской лазури, а затем накапать ровно тридцать шесть капель мочи человека, который неделю питался только «Дошираком», то можно получить тот знаменитый отблеск с картины Айвазовского «Девятый вал»
Всё стало понятным. Прошлая жизнь Марти не давала ей покоя даже во сне
- Рисует... - завистливо вздохнул Андер, затем повозился, щёлкнул зажигалкой и закурил. Он возлежал через проход на соседней централи большой бесформенной кучей и огонёк сигареты, вспыхивая, озарял его заросшую физиономию. По коллектору пополз табачный дым, что вызвало у Александра Сергеевича отвращение и тошноту
- Послушайте.... Как вам эта вонь лезет, да ещё натощак? Меня так всего выворачивает
- Вам не понять - отозвался Андер - Первая сигарета - это, если хотите, такой крохотный экстаз. И вообще, курение - это одно из удовольствий, которые нам пока ещё доступны. А их, до обидного, так мало осталось - он затянулся, с удовольствием выпустил длинную струю дыма и наставительно добавил - А вам, милейший АС, не надо было вчера пустырник с огуречным лосьоном мешать
Александр Сергеевич перевернулся на живот и уткнулся носом в паралон. Дышать стало легче. Он вдруг вспомнил вчерашний вечер и даже застонал от стыда. Насосался, как свинья, жуткого аптечного пойла и понесло его вещать о шестииктном дольнике Бродского. И, конечно, немедленно сцепился с Пилотом, когда тот заявил, что Бродский - пархатый гомосек. Бродский - может и пархатый гомосек, возразил ему Александр Сергеевич, но он гениальный пархатый гомосек, и это всё таки лучше, чем бомжующий, неталантливый авиадиспетчер, который гадит под себя и не в состоянии вывести на своей пустой голове, извините, вшей. Потом эта безобразная драка - неожидано жестокая и бешеная. Два немолодых, отвратительно одетых и скверно пахнущих человека, так били друг друга, как будто они нашли, наконец, того, кто и напрограммировал им эту собачью жизнь.
- Дай дёрнуть... - раздался сиплый бас Пилота. Было слышно, с каким смаком он затягивался, как сладострастно выпускал дым и с каким сожалением бросил тлеющий уголёк
- Трубы горят, как у МИГ-29 на взлёте - просипел Пилот - У нас там ничего не осталось?
- Ага... - немедленно и зло откликнулся Андер - Осталась... стеклотарость
- Мужчины... - раздалось из темноты - Кто даме сигаретку прикурит? Только не все сразу... по очереди
- Нету... Ни сигареток, ни веселящих напитков... ничего нету - печально отозвался Андер
- АС, миленький... - застонала Марти - Сбегай наверх - стрельни... я тебя потом на привокзальной стене нарисую... в профиль... в стиле рококо... в жабо, со шпагой и на жеребце...
Александр Сергеевич доплёлся до поворота, за которым уже светился выход на поверхность и, кряхтя, опустился на четвереньки. Здесь, где трубы заворачивали под девяносто градусов, на нижней поверхности отвода имелся небольшой, но постоянный свищ. Он сочился и капал водой, которая набиралась в предусмотрительно подставленную трёхлитровую стекляную банку. Александр Сергеевич жадно припал к банке. Вода была тёплая, наверняка техническая, с каустикой, но для его высушенной абстинентностью глотки, этот показатель был явно на шестнадцатой позиции.
Стараясь не делать резких движений, чтоб не расплескать височную точечную боль по всей голове, он вылез на поверхность. Поверхность не порадовала. Солнце висело меж двух девятиэтажек мутным пятном и было понятно, что сегодня его отодвинули от Земли ещё на пару миллионов километров. Пронизывающий, с порывами ветер гнал по небу низкие чёрные тучи из которых, нет-нет да сыпало ледяной ноябрьской моросью. Пейзаж был неотвратимо безжалостен, и чтоб хоть как-то существовать в таких погодных условиях, надо было, по меньшей мере, обладать длинной блестящей шерстью с густым подшерстком, угрюмой зубастой физиономией и тараканьей адаптивностью.
Но ничего из вышеперечисленного у Александра Сергеевича не было. А была на нём женская приталенная курточка цвета грязи и широченные камуфляжные шаровары, которые свисали с его тощей фигуры такими мощными складками, что Тарас Бульба только нервно курил бы в сторонке свою «люльку». Довершали облик чудовищного размера кроссовки разного фасона, но зато оба левые. Александр Сергеевич, подавленный неприветливостью окружающей среды, подождал когда ветер выдует из-под куртки коллекторное тепло, когда приостановится кровообращение, когда в районе лопаток зародится крупная скотская дрожь, когда инстинкт самосохранения раздражённо заметит, что если Александр Сергеевич задумал самоликвидироваться, то для этого есть менее изощрённые способы... только тогда, он осторожно двинулся к остановке общественного транспорта, нелепо загребая пространство и время своими левыми кроссовками.
После того, как полгода назад, он нашёл на асфальте пятитысячную купюру, у него выработался совершенно определённый стиль ходьбы. Ни один сапёр, так цепко и скрупулёзно не смотрел себе под ноги, как Александр Сергеевич. Он не шёл, а пропускал через себя, как через фильтр, лежащее перед ним асфальтовое покрытие с потенциально выляющимися на нём пятитысячными купюрами. Чтобы приятно разнообразить монотонность поисковой работы, Александр Сергеевич затевал с самим собой дискуссы, которые, бывало перерастали в настоящие полемические бои с торжественным выносом трупа побеждённого противника. К этому действу допускались все, так как , увлекаясь, Александр Сергеевич бился не только в высшей степени эмоционально, но и вслух
- Вам бы не мешало узнать, что такое вид и род рифм, рифмент, корень рифмы, полирефмия, рифмотип слова, рифморяд... Рифма в русском стихосложении классифицируется по семи признакам. И не нужно никакие словари лопатить, нужно лишь обладать набором знаний, которые позволят сделать классификацию... - прохожие шарахались по сторонам, натыкаясь на бормочущего и живописно одетого бомжа, но Александр Сергеевич, как глухарь на току, наслаждался собственным голосом, эрудицией, способностью выставить оппонента шутом, после чего оный уже переставал существовать, как специалист - Вы, господин хороший, упёртый, как то чудное животное с длинными ушами. Это неплохо, если бы в голове были хоть какие-то знания. Но вы даже не имеете элементарных представлений о силлабо-тонической теории, я уж не говорю о метрическом стихосложении... Что-о-о?.. Артюр Рембо - символист? Он - эпатажное недоразумение... калиф на час. Что-о-о?.. «Пьяный корабль»? Я вас умоляю... по тем временам опий продавался в аптеке, как обезболивающее. Под кайфом я вам и не такое наваяю....
- Послушайте, где вы набрались этакой ереси? - вдруг остановил его какой-то толстячок под зонтом - Всегда Рембо относился к символистам, и более того, к радикальной их части. Вот я вам сейчас почитаю...
- Я вам сам могу почитать. Вы наверное попутали РембО с РЕмбо - в запале отшил незнакомца Александр Сергеевич
- Шурик?!!! - отскочил от него толстячок и сейчас же посунулся обратно, сорвав с себя очки. Александр Сергеевич недоумённо вытянул шею и растерянно поправил
- Александр Сергеевич, если не возражаете...
Толстячок подпрыгнул от радости и забегал вокруг Александра Сергеевича, приговаривая
- Ты куда пропал? Что за вид? Мы тебя уже год ищем. Все в шоке. Марина объездила всю Италию, а ты здесь, под носом - он счастливо засмеялся и сквозь смех добавил - Ну это в твоём стиле... тоже мне - добровольный изгнанник - толстячок вырвал из кармана смартфон и судорожно нажимая на кнопки, проговорил по складам - Та-а-к... я сей-час зво-ню Ма-ри-не... - Александр Сергеевич тут же шагнул к нему, и прижимая ладони к груди, умоляюще проговорил
- Ради бога, не надо никуда звонить. Вы просто меня с кем-то перепутали... это бывает - толстячок потерянно уставился на Александра Сергеевича, потом тоже прижал руку со смартфоном к груди и трагично прошептал - Саня, ты что меня не узнаёшь? Это же я - Рудик. Мы же с первого класса...
- Господи... Только этого мне не хватало. Хлестаковщина какая-то... - подумал Александр Сергеевич и ему стало неловко. Он представил, что приедут какие-то незнакомые люди, будут его осматривать , как бракованную лошадь, затем плюнут в великой досаде и уедут страшно разочарованные. Не-е-ет... он этого не допустит - Александр Сергеевич изобразил на лице сочувствие и произнёс, как можно деликатнее - Уверяю вас, вы ошиблись. Извините, ради бога, но я пойду
- Что-о? - возмутился толстячок и опять забегал вокруг Александра Сергеевича - Да никуда я тебя не пущу. Ты что придуриваешься? Посмотри на себя, чучело... ты же сам сейчас, как Рембо в Африке. Не чуди... Сейчас приедет Марина и всё закончится - Александру Сергеевичу стала надоедать вся эта комедия, тем более, что дождь припустил сильнее и первая, отвратительно холодная струйка пробилась за шиворот. Ему по-настоящему было плохо: головная боль растеклась таки по всей голове и сердце бухало, как сумасшедшее. А ведь ещё предстояло совершить, чуть ли не подвиг, чтобы в этом жестоком, неуютном мире найти опохмелится... Он отчаянно рубанул воздух рукой и с мучительной гримасой на лице выкрикнул
- Да отстаньте же от меня, ради бога! Повторяю ещё раз - я вас не знаю, и... и... прощайте - он обошёл опешившего толстячка и двинулся к остановке. Но через несколько шагов вдруг остановился, потоптался на месте, затем неловко пожимая плечами, умыл воздухом руки и сунул их в карманы курточки - Хотя... если вы одолжите мне некую сумму... я отдам, конечно... завтра... рублей сто... ну, если не жалко - двести... я был бы вам очень признателен - вытолкав из себя эту фразу, он с облегчением замолчал и выжидательно посмотрел на толстячка. Тот, с остановившемся взглядом, явно не соображая, что делает, достал портмоне, вытащил зелёную тысячу и машинально протянул её Александру Сергеевичу...

(с)олдшуз

олдшуз · 28.09.2020, 19:35

Александр Сергеевич вошёл в аптеку и остановился посредине пустого зала в позе крайне нерешительной и, даже где-то испуганной. О-о-о... это было очень тонко. Никто из их компании не умел так талантливо рядиться в тогу просителя, которому невозможно отказать. Что Пилот, что Андер, что Марти - все они являли собой яркий образчик опустившегося на социальное дно человека... бомжа, но бомжа озлобленного, с притензиями к обществу. Любая просьба из их уст больше смахивала на вульгарно-грубый возглас: - «Внимание! Это ограбление. Во избежание жертв - всем руки на затылок, опуститься на корточки и не делать резких движений...»
Он стоял столбом и робко озирался по сторонам, как раскаявшийся грешник перед святым причастием. С него капало и на блестящем, керамогранитном полу, вокруг его левых кроссовок, уже образовалась некая антисанитария, которая, казалось, вот-вот, начнёт неминуемо расширяться, захватывая все новые и новые площади, пока играя барашками волн не снесёт витрину и уже неудержимым потоком хлынет в провизорскую...
- Вам что мужчина? - в окошке появилось строгое девичье лицо, готовое произнести следующую фразу - Наряд вызвать или сами уйдёте?
- Нет, нет... - Александр Сергеевич сделал суетливое защищающееся движение и сразу стал похож на Гадкого утёнка, которого гонят с птичьего двора - Я сейчас же уйду... но там настолько холодно, что... я сейчас... я просто озяб, а идти некуда... из метро гонят... и вообще, хоть пропадай... - в голосе Александра Сергеевича появились рыдающие интонации, но он не дал им волю и взял паузу. Мхатовскую. О, эти великие секунды умело взятой паузы. За это катастрофически малое время в голове у зрителя, волей-неволей, возникает свой авторский сюжет, мелькают душераздирающие картинки, в которых он, зритель, уже не может не занять благородную спасательную позицию
- Да, не май месяц... - неопределённо ответило девичье лицо и скрылось. Это была почти победа. Если сразу не выгнали, значит пустым он отсюда не уйдёт.
- Да, вы совершенно правы - застенчиво отозвался Александр Сергеевич - В это время года очень трудно добывать хлеб насущный и, вообще... существовать. Мусорные баки очень плохо защищены от осадков, и еда становится непригодной. Вы не поверите, но со вчерашнего утра, я выпросил у судьбы всего лишь яблоко, которое мне досталось из рук какой-то сердобольной женщины - Александр Сергеевич специально и умело вплетал в разговор литературно-выспренные обороты. Ему казалось, что они лучше всего характеризуют его, как абсолютно несчастного и абсолютно интеллигентного человека
- Это право, даже смешно - он невесело улыбнулся, заметив в окошке опять появившееся лицо - Ну ладно, где-нибудь в дикой тайге, не знаю... в пустыне... как-то вполне естественно погибнуть от жажды и голода, но в миллионном городе, среди одноплеменников, сограждан, вот так просто упасть и больше никогда не подняться... от истощения... - он потерянно развёл руками, а девичье лицо улыбнулось и, вздохнув, выдало - Ведь врёте всё... и учтите - денег не дам, можете не стараться
- Что вы!.. - воскликнул Александр Сергеевич, в священном ужасе прижимая руки к груди - Деньги у меня есть! Мне их только что ссудил один весьма добрый человек, но понимаете, на нас четверых этой суммы, как-то... а ведь надо подумать и о завтрашнем дне, и вообще, впереди зима... и живём мы не в Италии... скоро морозы...
- Ладно, уболтали... давайте ваши гроши. Ого... Однако... Неплохо живут российские бомжи
- Десять бутылочек этанола, столько же боярышника и пустырничка - радостно отчеканил в окошко Александр Сереевич

- ...АС, голубчик... что ж ты этого жирного гуся так невнимательно общипал? Тысяча рублей - это даже не смешно - выговаривала Марти, размахивая копчённым окорочком и косясь на Пилота, который медленно и ответственно разливал по пластиковым стаканчикам - Вот если бы я встретила бывшего коллегу или, не дай бог, друга детства, они бы от меня ушли точно такими же, какими и пришли в этот мир
- Это какими же? - спросил Пилот, бережно подавая каждому, его строго отмерянную порцию
- Какими, какими... - рассеянно проговорила Марти - Голенькими и плачущими... а некоторых, вообще, закопала бы - она приняла стаканчик, обвела компанию тёплым взглядом и, заговорщицки подмигнув, провозгласила - Ну что, дети подземелья, вздрогнем... За друзей детства!
- И чтоб они почаще встречались нам на жизненном пути - подхватил Андер.
- Принимается - подытожила Марти
Александр Сергеевич наперёд знал содержание сценария этой коллекторной пирушки. Последовательность картин и явлений, была тщательно отрежиссирована, отрепитирована и никаких импровизаций, вольных отступлений от текста не допускалось. Этот спектакль шёл уже целый год, изо дня в день, без прерыва, и Александр Сергеевич всякий раз поражался неотвратимости повторения фраз, реплик, жестикуляций и, что греха таить, с нетерпением ждал своего выхода на эти подземные подмостки.
Первой на сцену выскакивала Марти. Ладная бабёнка, Рейснеровского толка, опасный холерик, способный лить истеричные слёзы над трупом котёнка в мусорном баке и, тут же, без явного перехода, приметив в подворотне какого-нибудь чужого бомжа, забредшего в поисках пропитания на их территорию, умело и жёстко избить его совершенно невообразимым неженским способом. Это она матриархатила в этой асоциальной ячейке общества и решала - бухать им сегодня или идти на обход территории. Это к ней стекались жидкие финансовые потоки и распределялись не совсем справедливо, с присущей ей, чисто женской непоследовательной логикой. Это она относила ежемесячную плату за безконфликтное проживание Чайке - легендарно жуткой и властной смотрящей, обитающей в соседнем коллекторе и решающей территориальные вопросы, уже на уровне участкового. Своё погоняло, Чайка оправдывала непомерным употреблением чая убойной концентрации, а попросту говоря - чифиря, к которому она пристрастилась на мордовской каторге строгого режима.
Свою роль, Марти исполняла с потрясающей пластической выразительностью, на грани псевдоактёрской суетливости. Она металась меж трубами, в эффектных лохмотьях и в экстазе, потрясая худыми чуткими руками, выворачивала наизнанку судьбу художницы-неформала с украденными полотнами, с психиатрической лечебницей, с чёрными риэлторами, с многократными предательствами родственных душ...
Пилот представлял в этом сообществе техническую интеллигенцию и, судя по его лексикону, всю свою доколлекторную жизнь провёл, то ли авиадиспетчером, то ли вторым пилотом, то ли авиамехаником, а скорее всего работал в одной из многочисленных наземных аэродромных служб, где и нахватался авиационных терминов, которые плавно превращались в сленг. Во всяком случае врал он смачно и непременно со смертельным исходом...
- В бытность службы в Дармоедово, довелось мне мотать ночь, аккурат под Новый год. Ну что, явился... медика прошёл, инструктаж, пистон от начсмены... Сажусь в кресло взлёт-посадка. Погода - четыре девятки... звёзды - как гирлянды на ёлке. Надеваю «уши». На подходе пять бортов, и с земли семь просятся. Ну это мне, как похмелится... развожу, как малых детей. Вдруг какой-то кореец на «толстолобике». Паникует с чудовищным акцентом, попал, мол, под грозу и молнией всю аппаратуру повырубало. Короче летит на «руках» и просит посадить его на «соске». Я принимаю, веду и по ходу «смежника» прошу, чтобы землю подчистил, мол у меня «больной» против шерсти прёт. А, тем временем, веришь, «четыре девятки» мои испаряются. То по небу всё «слоечки» шли, а тут «кучки, кучки», да низко и вся ВПП в молоке. Короче, за десять минут - видимость ноль. Я ему - меняй эшелон на 210, а он не понимает и вверх забирает, хотя у нас английский у всех - четвёртый уровень. Я ему, мол, колёса бросай, а он - полосу не вижу и уходит на второй круг. А надо мной, к тому моменту, девятнадцать бортов кружат, зелёнку жгут. А этот заладил - полосу не вижу, и пятый раз на круг уходит, а «зелёнка» у него кончается и чую, сейчас значки полетят и будет полный рот земли. А я, как на грех, прямо перед «корейцем» в туалете остограмился в честь Нового года. Ну нет думаю, надо тебя сажать, не то ты меня посадишь. Тут он с шестого круга выруливает и визжит, уже наполовину по-корейски, что «зелёнка» кончилась, летит на «лампочках» и, к тому же, «ноги» застряли. Вот и представьте огромный «толстолобик»747, двухпалубный, шестьсот душ «тошнотиков», слепой напрочь, и мои команды, как в том анекдоте про чукчу... чуть-чутя лева, чуть-чутя права... Короче посадил я его на пузо, хвост оторвало, мяса... по всей ВПП, а я в чём был, в бега ударился. Мне ж на зону нельзя, у меня ж на уголовников клаустрофобия жуткая. Спасибо, Марти приютила... - рассказывал он, небрежно роняя слова и вальяжно развалившись на смердящей тряпичной куче, что служила ему постелью...
Затем подавал голос Андер - большой флегматичный бомж, здорово смахивающий на Довлатова ньюйоркского разлива. Говорил он медленно и с такими огромными паузами, что временами казалось рассказчик задремал. Из него получился бы хороший олигофренопедагог, но, тем не менее, он закончил питерский пищевой и десять лет отработал сыроделом. Потом грянули 90-е, и Андер решил осчастливить российских любителей сыра отечественным «Рокфором», о котором они могли только читать в английских детективах. Первый опыт был произведён в квартире и это стало адом для всей семьи, где воцарился культ голубой сырной плесени - особы нежной, капризной и чрезвычайно требовательной к условиям размножения. Плесень была везде: шеренгами блюдец и чашечек на полу ванной комнаты, в кладовке на полках, вереницами на подоконниках, в спальне, в детской, в борще, в компоте, в ботинках, и совсем уже акклиматизировавшись в питерской хрущёвке, голубая зараза перекинулась, наконец, к соседям. И тем не менее, сыр получился. Он сиял на блюдечке - небольшая головка, пока ещё молодого, невызревшего, но, самого что ни на есть настоящего, «Рокфора». Сиял и требовал светлое, просторное помещение, насыщенное современным пищевым оборудованием... нержавейка и стекло, стекло и нержавейка. Андер взял кредит... у бандитов. Под огромный процент. К тому времени он уже мало что соображал - голубой благородный продукт застил белый свет. Как в тумане, практически без сна, была выпущена первая партия. Андер волновался, как жених. За неимением торговой точки пришлось вывезти «Рокфор» на стихийный продовольственный рынок, где рыскала в поисках дешёвых макарон и картошки голодная, озверевшая от реформ и дикой инфляции толпа, которая совсем не походила на гурманов и утончённых потребителей сырной изысканности. Андер почуял неладное. И не ошибся. Первый покупатель оказался последним. Полупьяная баба с огромными клетчатыми «челночными» кошёлками, сунула пробник сыра в рот, быстро прожевала и застыла в оцепенении с вытаращенными глазами
- Ах, ты дерьмократ вонючий... - завопила баба, отплёвываясь на все стороны - Ты что ж это, зараза, людей плесенью травишь...а? На смертях бабло срубить решил? Лю-ю-юди-и-и... - и, как водится на святой Руси, за людьми дело не встало. Через несколько минут «Рокфор» и Андер слились в одно целое, и были ровномерным слоем размазаны по сырому питерскому асфальту. Как он переписывал на бандитов квартиру, как разводился с женой, как бывшая семья эмигрировала в Израиль, как сам оказался у Марти... Андер помнил смутно, так как начал пить по-чёрному, прямо там, на асфальте стихийного продовольственного рынка...
В результате многочисленных повторений, роль свою, Андер исполнял вполне себе ироничным тоном, глухо посмеиваясь над самыми трагичными эпизодами. Но чувствовалась, чувствовалась за этим сарказмом обида - неизбывно-острая, с непередаваемым сырным привкусом.

(с)олдшуз

олдшуз · 28.09.2020, 19:37

И вот, когда стихли эти несуразные, горькие стоны, встал сам Александр Сергеевич. Светлым взглядом проник сквозь рубища, сквозь горькую , заскорузло-твёрдую скорлупу бездомных душ и окатил чистой рифмой и омыл с них зелёный мох тоски и злости...
...Увечны они, горбаты,
Голодны, полуодеты,
Глаза их полны заката,
Сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
Вспыхивают зарницы,
Звёзды горят над ними,
И хрипло кричат им птицы...
Господи... какими мелкими и суетливыми могут быть люди! Он посмотрел на них сверху твёрдым алмазным взглядом и рассказал, как смешны и нелепы их страхи, как постыдны и срамны их желания. Как шатко и хило всё, что не подчиняется законам силлабо-тонической теории стихосложения. Как жалок человек страдающий филологическим дибелизмом, который не может отличить перрихия от спондея. Как вялы и импотентны их мысли. Как гипнабельны и близоруки эти, уже почти не сапиенсы, считающие, что икты - это неприличное звукоизвлечение подавившегося человека, а брахиколон - разновидность мужской туалетной воды... Как безнадёжно устарели их представления о поэтической гармонии... устарели чудовищно, как те окаменевшие сухари, что нашли в гробнице Тутанхамона!...

Когда они покинули коллектор - электронные часы на супермаркете показывали два часа пополудни. Содержание этила в крови стремительно уменьшалось, но ещё позволяло считать ноябрьский непогожий денёк неплохим фоном для рутинной повседневщины. Надо было обойти территорию, собрать хабар, пока это не сделали коллеги по цеху или доходяги из местных обнищавших пенсионеров.
Вокруг них кипела строгая и трезвая столичная жизнь. Соблюдала законы, регламенты, не выходила за рамки приличий и скрупулёзно-озабоченно исправляла на себе периодически возникающий социальный астигматизм. И только вечная каста неприкасаемых не подвергалась правке и настройке. Лихая, почти звериная жизнь бомжей, до того первобытна и аморфна, что проще считать её городской достопримечательностью, чем заниматься превращением зайцев в кроликов.
Марти шла налегке, под ручку с Александром Сергеевичем. Позади плелись Андер с Пилотом и катили перед собой детскую коляску. На обходах, Марти всегда лепилась к Александру Сергеевичу и ни к кому другому. Всё таки она была художником и чувствовала, что её болотного цвета куртка, без пуговиц, но зато перепоясанная обрывком чёрного кабеля, шикарно гармонирует с камуфляжными шароварами Александра Сергеевича. А его левые кроссовки - один синего цвета, другой грязно-белого - находятся в стилевой мозаичной зависимости от её перчаток - одна оранжевая, другая чёрная...
- Ас, голубчик, вот как ты думаешь, почему я обожала велосипеды?
- Н-у-у... Скорость, свобода... сердце в тонусе - промямлил, застигнутый врасплох Александр Сергеевич
- Ну это да... но кайф я испытывала не от этого. Вот летишь ты по улице... но ни в коем случае не по тротуару. По тротуару только лохи ездят. Нет, по проспекту, в потоке машин, между машинами, хотя все автомобилисты хотят видеть тебя под машиной. Они же тебя ненавидят. Они же тебя за человека не считают. Особенно дальнобои. Им же в лом включить поворотник, перестроится и обогнать. Не-е-ет... Им проще правым зеркалом чиркнуть тебя по затылку, да впридачу гуднуть над ухом. А затем в зеркало заднего вида любоваться, как ты в кювет ныряешь - Марти оглянулась и проводила взглядом проехавшего мимо велосипедиста - Вот урод... лайба меридовская, а скрипит, как кровать новобрачных... Так вот... я, лично, к обочине не жмусь. С какой стати? Шпарю посерёдке, а за мной хвост километра два. Душа поёт, керосинки сигналят... кайф! А всё почему? А потому, милый АС, что людям почему-то необходимо самоутверждаться. Дальнобои нагибают меня на трассе, а я их в городе так нагну, что они из кабин с монтировками выскакивают... - они завернули в квадрат двора и подошли к мусорным бакам.
Вдруг Марти схватила Александра Сергеевича за рукав, приложила палец к губам, а потом указала им на крайний левый бак. Из него, с некоторой периодичностью, вылетал мусор и раздавался какой-то гундёж. Марти подкралась к баку, осторожно заглянула вовнутрь и неожиданно гаркнула в него, как в рупор. Гундёж резко оборвался и на свет божий показалась испуганная неопрятная фигура в соломенной шляпе, кокетливо завязанной тесёмками под заросшим подбородком. Это был Клетчатый. Неприкаяный колоритный бомж с шахматной доской подмышкой, которую он никогда не выпускал из рук. Есть такой подкаст бомжей - неприсоединившиеся. Этакие отшельники среди отшельников. Чрезвычайная неуживчивость в любом, сколь малом социуме, вынуждает существовать параллельно, адски загибаться в подземельях, имея в соседях только крыс, которые, зачастую, и становятся их могильщиками.
Клетчатый давно болтался в этом районе, иногда пересекался с кланом Марти, но в отличие от других нарушителей «границ», он не вызывал клокочущей священной ненависти. Он великолепно играл в шахматы, чем, собственно, и зарабатывал на пропитание, а Марти очень уважала этот редкий сплав - интеллект и одиозность в одном человеческом «флаконе»
- Партеечку?.. - прошамкал беззубым ртом Клетчатый, протягивая шахматную доску Марти
- Иди ты... - беззлобно послала его Марти - Небось всю хавку подобрал, собака?..
- Что ты, царица ты наша шамаханская... - завёл свою обычную песню Клетчатый - Я всего лишь вкусил от плодов Израеливых. Золотистый оранж напитал мою алчущую плоть... - и уже обычным тоном печально добавил - Правда, попадаются в основном гнилые - он опустился обратно в бак и загудел там опять какую-то полумузыкальную невнятицу
Марти подошла к другому баку, и приподнявшись на цыпочки, принялась за самую увлекательную работу на планете, со времён зарождения белковой жизни - поиск съедобных кореньев, ягод, грибов, кладов, золотоносных жил, древних артефактов и окаменевших экскрементов. Пилот с Андером закурили и, сачкуя, укрылись от ветра за жестяной металлической стенкой, которой высокомерно оградилась цивильная жизнь от своей же отхожей составляющей. Александр Сергеевич зябко сунул руки в карманы куртки, присел на корточки и облокотился о бак спиной. Наступила самая последняя идеальная минута любого бродяги - минимум телодвижений и эйфорично-приподнятое внутреннее состояние организма. Через минуту навалится похмелье и погонит индивидуума совершать неблаговидное на фоне повышенного давления и скребущего душевного дискомфорта
- Ну, а пока... - думал Александр Сергеевич, прикрыв глаза - Если хотите понять, то придётся ещё прочесть законы фразовой акцентуации. Вот там всё расписано подробно. Вам это ни в одном учебном заведении не объяснят. Так как филологи, писавшие учебники, были в большинстве своём тугоухие,и наколбасили всякой всячины целую гору. Начинать надо с тональности русского языка. Почти во всех учебниках пишут, что он двухтональный. А вот дудки! Просто господа филологи глухие в этом плане... - сильный удар по ногам потряс его. Он открыл глаза. Перед ним стояли двое. Молодые. Морды крысиные в капюшонах... руки в карманах...
- Подъём... кусок дерьма! Забирай свою шмару и катись с нашего двора, пока цел - второй пинок повалил его на асфальт. Александр Сергеевич неловко заворочался, вытаскивая застрявшие руки из тесных карманов и сразу стал похож на огромного, перевёрнутого на спину жука. Град ударов заставил его обхватить голову руками и прижать колени к животу
- Э-э-эй... господа фашисты! - зазвенел голос Марти - Да, да, это я вам, вам... Мы что, кому-то помешали, а? Что... мусора стало жалко? Вот этого гнилья? Так на жри!!! - она зачерпнула двумя руками из бака и с силой метнула в нападавших чем-то рассыпчатым. Александр Сергеевич лежал на спине и растерянно наблюдал, как «капюшоны» рванулись к Марти. Но сделать ничего не успели. Её заслонила огромная фигура Андера, и тут же один из «капюшонов», вдруг воспарил над землёй и смешно дрыгая ногами, упал на асфальт. На второго агрессора, сзади, налетел Пилот, и по-медвежьи обхватив поперёк туловища, отбросил парня в строну, как тряпку
- Ходу, ходу!... - прокричала Марти, помогая подняться Александру Сергеевичу - Сейчас менты подскочат. Да брось ты эту коляску!.. Клетчатого из бака достаньте... а я пока душу отведу - она страшной взъерошенной птицей метнулась к неуклюже ворочающимся на тротуаре «капюшонам» и с размаху, по футбольному, пнула первого ногой в приподнявшуюся рожу - Это тебе за моего деда, что погиб под Ржевом... - парень глухо вскрикнул и, схватившись за лицо, упал на асфальт. Не теряя драгоценного времени, она кинулась ко второму, который с позы низкого старта, покачиваясь, уже пытался подняться во весь рост. Марти быстро наклонилась и с издёвкой прокричала прямо в капюшон - А это тебе, мразь... привет от творческой интеллигенции... - она отскочила на шаг и, размахнувшись, врезала ногой с разворота - На тебе! Читай, сучонок, книжки... читай...

Когда они подходили к родному коллектору, город врубил уличное освещение и четвёрка бомжей потеряла солидную долю своей эпатирующей привлекательности. Они просто стали серой неотличимой частью серого ландшафта. Все старания по приданию своему образу нарочитой вопиющей антисанитарии и пёстрой скоморошьей безвкусицы (которые, по сути, и были символом некой эстетики), в наползающих сумерках уже не работали, и не зарабатывали. За неимением коляски клан Марти нёс хабар в пакетах, и в предчувствии тепла, еды и выпивки, нет-нет, да переходил с иноходи на рысь. Александр Сергеевич был нагружен равномерно, на две руки. В одной он нёс пакет с зимними обновками для Марти, в другой было пластмассовое ведро с посудой, которая, по счастливой случайности, была найдена абсолютно целой на одной подконтрольной им помойке.
Вдруг от кучки людей, стоящей под ближайшим фонарём, отпочковался маленький кругленький человек, кинулся наперерез и крикнул истошно, с фальцетным надрывом - Шурик!.. - четвёрка остановилась, как вкопанная. Круглый тоже резко остановился, потому что не он был главной фигурой на этой, подсвеченной уличным софитом сцене. От фонаря отделилась и вышла на авансцену женщина в чёрном. В её походке было что-то неуверенно-подкрадывающееся, но до того безусловно трагическое, что нервного Александра Сергеевича продрал по спине мороз.
Женщина обогнула круглого человека и боком, наклонив к левому плечу голову, стала приближаться к Алексанру Сергеевичу. То что она идёт именно к нему, все действующие лица поняли мгновенно и вокруг Александра Сергеевича сразу образовалось свободное пространство. Александр Сергеевич уже хотел использовать это свободное пространство для бегства, но женщина вдруг ускорила шаги и с криком - Алекс!.. - повисла на нём. Александра Сергеевича обдало какими-то неземными ароматами, и он сразу почувствовал, как он грязен, вонюч и чужероден этой ухоженной, рыдающей на его груди женщине. Ещё он почувствовал, что его руки, почему-то, свободны от утилитарной ноши, и весь партер, галёрка, балкон, а также актёры и техперсонал театра, столпившиеся за кулисами... все ждут, что он обнимет сейчас эти трясущиеся плечи, бережно прижмёт к себе и под финальные аккорды опустится, наконец, тяжёлый бархатный занавес, подводя хэппиэндовскую черту... но он не смог. Александр Сергеевич только беспомощно оглянулся, ища глазами своих недавних спутников, но его бродяжья семейка, как сквозь землю провалилась, причём, скорее всего, в буквальном смысле. Он судорожно вздохнул и окончательно понял, что пропал.

Александр Сергеевич проснулся и некоторое время изумлённо приходил в себя. То, что это не сон, он понял сразу, так как во сне нет запахов. А здесь были, и не то что неприятные, но какие-то тревожные, обязующие неукоснительно соблюдать, вовремя принимать решения и с порога отметающие какую бы то ни было вольницу. Пахло достатком, который достигался постоянным каторжным трудом, наматыванием чьих-то нервов на пудовый конкурентноспособный кулак и ещё пахло обманом - простым, незатейливым, без которого невозможно заработать этот солидный запах новых или антикварно-старых вещей.
Левое плечо заныло, запульсировало, как если бы на него положили мельничный жернов. Он скосил глаза и увидел аккуратную стрижку, буквально только что из парикмахерской; правильный, чуть греческий нос; пухлые губы, тоже безукоризненной формы... Красивая неглижированная женщина лежала на его плече и давила, давила, давила... Он не вытерпел и осторожно освободил свою многострадальную конечность. Женщина не проснулась. Как же её звать? А... точно, Марина. Александр Сергеевич в подробностях вспомнил, как он сюда попал и вдруг забеспокоился, как увлёкшийся разговором гость, которому неожиданно пришло в голову, что хозяевам пора спать, а он сидит тут, понимаешь, чучело толстокожее, и ничем его не выгонишь.
Стараясь действовать, как можно тише, он поднялся с постели и обнаружил на себе пижаму из тонкой шелковистой ткани. Александр Сергеевич удивлённо покачал головой и на цыпочках вышел из спальни. В зале, куда он попал, было светлее от незадёрнутых гардин и уличного освещения. Над комодом висели большие часы. Они показывали ровно одиннадцать. На него опять накатило беспокойство, переходящее в панику. Ему, почему-то, срочно надо было покинуть эту квартиру, с её неглижированной спящей женщиной, с её сытым запахом дорогих магазинов и вещами, которые удивлённо взирали на него в ночной тиши, как на случайно забредшее животное, неизвестно каким образом попавшее сюда со скотного двора.
Александр Сергеевич ещё раз глянул на часы и прошёл в прихожую. Там, у дверей стоял большой чёрный пластиковый мешок, в котором, как он помнил, была его одежда... его лягушачья шкурка. Александр Сергеевич даже вздрогнул, вспомнив, как заставляла и упрашивала Марина своего сына вынести и выбросить мешок, чтоб глаза не глядели, чтоб не пахло... Как ныл и отнекивался сын... да ну мам... завтра... переться ещё туда по темноте, давай лучше завтра поутру... Слава богу, что не выкинул, поленился...
Он быстро натянул лягушачью шкурку прямо на пижаму и, ощущая, как нестерпимо засмердело от его одежды, торопливо щёлкнул дверным замком и... увидел лежащее на тумбочке портмоне. Александр Сергеевич воровато оглянулся в темноту квартиры, цапнул дорогой кожаный купюроприёмник и шагнул за порог
Он торопился. Ему почему-то обязательно нужно было попасть домой, в коллектор к двенадцати часам. У него было свербящее суеверное желание, чтобы этот перенасыщенный событиями день закончился там, где и начался. Тогда будет всё хорошо. И он резво бежал от незнакомой и чуждой ему стерильности в свой, до животного естественный, вольный мир. К людям, понятным ему до донышка, и Александр Сергеевич страшно боялся, что не застанет их на старом обжитом месте. Что будет потерянно мотаться между трубами, один на один с крысами и со своими уже не помещающимися в голове зубодробительными теориями стихосложения, акцентными стихами и неуловимо-неразличимыми обыкновенным ухом, ньюансами размера и ритма. Но он не явится, как жлоб, пустой и голодный. Не-е-ет... Обязательно завернёт по пути в супермаркет и наберёт всего до чего дотянется, и что сможет унести. А когда расстелется и разложится вся эта роскошь на горячих уютных трубах, нарежется и нальётся с приговорками да сакраментальностями, вот тогда Александр Сергеевич поднимется и скажет
- Друзья... Силлабо-тоническое стихосложение подразумевает равное количество ударных и безударных слогов, но эту систему можно прекрасно проецировать и на судьбу человеческую. И я хочу выпить за то, чтобы удары судьбы хотя бы чередовались с удачей. Вот, например, как сегодня...

(с)олдшуз

Александр Сидорчук · 28.09.2020, 19:49

Браво!

олдшуз · 28.09.2020, 19:54

Александр Сидорчук, спасип, что осилили)

Александр Сидорчук · 28.09.2020, 20:34

Цитата:

Сообщение от олдшуз

Александр Сидорчук, спасип, что осилили)

Добротная, хорошо унавоженная основа для сценария сериала.

chajka · 28.09.2020, 21:41

Блеск! )) Конечно, корректору работы по горло.
Но написано отлично. И продолжения требует.

Добавлено через 1 минуту

Гыгы... вспомнила, откуда у этого рассказа ноги растут.