Какой невероятно голубой цвет у этого шарфа! И рисунок... похожий одновременно и на облака, и на воздушную вату из деревянного киоска, вечно полного пчёл.
Отчего же так неистово ветер рвёт голубой лоскут из рук хохочущей девчушки?!
Ах да! На небе видна неровная белёсая полоска. Кусочек неба для любимого - это же такая мелочь?!
- Ты только посмотри, что я тебе принесла!
Запыхавшаяся и румяная, она приплясывает босыми ногами на июньской траве перед вихрастым пареньком, а ветер неистово рвёт из девичьих рук голубой шарф.
- Угу. Красивый!
Смущённый, он отворачивается и бубнит в сторону:
- Красивый. Как и ты.
Лицо паренька заливается алой краской, отчего белёсые волоски над верхней губой кажутся розовыми.
- Я хотел тебе сказать... хотел... ещё давно...
Мальчишка смотрит в голубые внимательные глаза девушки и... вместо объяснений начинает ещё сильнее раскачивать на пальце новенькие, пахнущие лаком босоножки озорной красавицы.
- Это для нас обоих, - спасает девчушка незадачливого ухажёра.
Она встаёт на цыпочки и весёлыми кольцами принимается накидывать небесный лоскут на плечи: себе... ему... себе... ему...
Мальчишка счастливо жмурится и даже умудряется несколько раз случайно ткнуться носом в щёку подружки, вершащую свою волшебную работу.
- Теперь не вырвешься! Никогда! Понял? Ни-ког-да!
И она завязывает тугим узлом концы небесно-голубого шарфа:
- На счастье!
Девчушка кладёт маленькие ладони на пунцовые уши паренька и... наклонив его голову, неумело целует мальчишку в маковку.
- Ты чего?
От неожиданного жеста мальчишка таращит глаза и пятится назад.
- Я? Я... Мама всегда так делает...
Ветер, взявшийся невесть откуда, вновь с силой дёргает концы шарфа... но узел на голубом лоскуте оттого завязывается ещё сильнее.
Их глаза встречаются и... неумелые влюблённые, прикрыв от страха глаза и вытянув губы... сталкиваются лбами. Испуганные - не притаился ли в кустах кто-то насмешливый и коварный - они оглядываются по сторонам и, зайдясь безудержным детским хохотом, бегут прочь от берёз и клёнов - единственных свидетелей неловкого поцелуя.
Отчаявшийся ветер хватает в охапку их задиристый смех и с силой бросает его оземь, отчего тот рассыпается на миллиарды весёлых звонов, моментально заполняющих опустевший парк.
Грузно наваливаются сумерки. Уже не видна белёсая полоска в стальной выси. И только двое влюблённых всё идут, и идут, и, связанные одним небом, не могут оторваться друг от друга.
- А хочешь - я тебе спою?
Где подслушала, где взяла она эту чудную мелодию, в которой только свет?! Много света! Очень много света.
- Красиво. Тебе надо идти в певицы.
- Нет. Я буду композитором. Знаешь почему? Я напишу для тебя волшебную музыку! Никто в мире не напишет лучше! Люди будут слушать и говорить: «Какая счастливая девушка это сочинила! Как она его любит! И её наверняка тоже очень любят». Любят? Эй... не молчи! Ведь любят?
- Любят... Очень...
Шарф уже не голубой - он цвета ночного неба.
Впереди их ночь.
Первая.
Последняя.
- От этой какофонии можно сойти с ума! - новая соседка в ярких розовых бигуди под газовой косынкой стояла на лестничной площадке в окружении полусонных домохозяек. - Не понимаю! Почему вы столько лет терпите это безобразие?! Давайте самоорганизуемся и напишем, куда следует! И пусть музыкантшу выселят к чёртовой матери вместе с раздолбанной пианиной! Это не музыка! И это не жизнь! Это пытка! Это...
И в ту же минуту из квартиры напротив послышались слабые дребезжащие звуки.
- Вот! - ткнула пальцем в дверь соседка-прокурорша. - И сегодня дождались! Начинается!
Звуки старого инструмента тем временем становились всё громче и... невыносимее.
Маленькая, в пушистых акварельно-белых завитках-кудёрушках, старушка всматривалась в тёмное прямоугольное пятно на старых выгоревших обоях и улыбалась: улыбалась портрету, который много лет назад упал за пианино. Достать его оттуда было некому. Да, собственно, и необходимости в этом не было. Мутно-белёсые глаза одинокой старушки мало что различали в опустевшем без любимого мире; но, судя по тому, как нежно она смотрела на след от портрета, помнили... видели каждую чёрточку мальчишеского лица.
Звуки, заполнившие лестничную площадку стали резче.
- Вызывайте милицию! - скомандовала соседка в газовой косынке и, подняв сжатые кулаки, принялась барабанить в дверь музыкантши. - Откройте! Милиция...
- Какая милиция? - переспросила дородная женщина с кастрюлей в руках.
- Та, которая скоро приедет! - огрызнулась зачинщица. - Откройте! Вам говорят! Откройте! Милиция!
Подагра изуродовала пальцы; музыкантша давно уже не попадала в нужные клавиши. То, что пианино расстроено, тоже беспокоило исключительно соседей: слух щадил одинокую старушку и дарил ей волшебный обман - иллюзию совершенства гармоний, рождённых её фантазией, иллюзию лёгкости пассажей, выскальзывающих из-под её пальцев... Иллюзию счастья.
И лишь когда уставшие клавиши под истёртой деревянной крышкой погружались в сон, память возвращала несчастную одинокую женщину в мир - в мир, где под стопкой пожелтевших треугольников, хранящих слова любви и бережно перевязанных алой ленточкой, на дне комода лежал ещё один, написанный чужой рукой.
И она вновь и вновь - ночью и днём, в будни и в праздники - будила стёртые до заноз клавиши, чтобы вернуться в тот довоенный вечер, когда еще был жив любимый - тот, для которого она всю жизнь пишет самую светлую и самую прекрасную музыку.
Милый, душевный рассказ! А сюжет мне понравился!
Думаю, первая половина построена не в повествовании настоящего, а именно как уже воспоминания. И слог лёгкий, по мне.
Надо же! Первый отзыв и сразу с похвалой. Отличное начало! Спасибо! Весьма приятно! И про начало - да, вы правы, это действительно воспоминания-видения докучающей состарившейся пианистки.
Милый, душевный рассказ! А сюжет мне понравился!
Думаю, первая половина построена не в повествовании настоящего, а именно как уже воспоминания. И слог лёгкий, по мне.
Цитата:
Сообщение от ;258548
Надо же! Первый отзыв и сразу с похвалой. Отличное начало! Спасибо! Весьма приятно! И про начало - да, вы правы, это действительно воспоминания-видения докучающей состарившейся пианистки.
*
Цитата:
Сообщение от Ник Георг
Сразу видно, что написано женщиной: мужику не выразить эмоций. Спасибо за доставленное прочтение!
Нет, что ни говори, а всё-таки приятно, когда тебя хвалят, говорят добрые слова, поздравляют с почином. На душе становится радостно, легко и вроде как крылья за спиной вырастают! И вдруг в эту безмятежность с грохотом вламывается какой-то старый, ворчливый говнюк и прямо с порога заявляет: «Автора – на мыло! Писанину – в топку!». Давайте великодушно простим этого горластого ворчуна. Он не со зла это ляпнул, а исключительно из чувства справедливости и любви к ближнему. И всё же, что его так насторожило в этой маленькой, печально-лирической истории о любви, пронесённой через годы и через расстояния?
Для начала разберёмся со временем и местом действия данного повествования. У Автора это прозвучало несколько невнятно, но судя по ласковому (хотя и очень неистовому) ветерку, июньской травке и босым пяткам главной героини, на дворе – начало лета. Точнее – субботний вечер 21 июня 1941 года где-то в городском парке. Прямо как в кино «А завтра была война». Но пока войны нет, а есть влюблённая парочка весьма юного возраста. Мне кажется, ему – уже стукнуло 18 лет, а ей – ещё нет и шестнадцати, хотя по их речи этого и не скажешь. Уж больно детский у них разговор получается. Как звать влюблённых, тоже неясно. Назовём их просто: Саша и Маша. Но заметьте, Автор концентрирует внимание читателей отнюдь не на них, а больше - на голубом шарфике с незатейливым рисунком то ли облаков, то ли сахарной ваты из деревянного киоска, больше похожего на забытый кем то улей. По крайней мере, добрая треть рассказа посвящена манипуляциям наших героев с этим небесно-голубым лоскутом. И если мысленно убрать все эти накидывания, затягивания и трепыхания волшебного шарфика, то вся конструкция рассказа неминуемо рухнет. Останется кавалер с лаковыми босоножками в руке, не знающий, куда же деть эти чёртову обувку и озорная девчушка, не умеющая целоваться, зато уверенная в своём будущем предначертании. Вот так: буду композитором и точка!
Особенно меня смутила неровная белёсая полоска на небе, на которой Автор дважды заострил внимание. Почему? Не оттого ли, что эта полоска поразительно напоминает инверсионный след от реактивного самолёта? Но причём тут Боинги и Айрбасы?
На мой взгляд, куцые диалоги и неумелые поцелуи главных героев настолько сумбурны, размазаны и неправдоподобны, что вызывает недоумение: а стоило ли заканчивать рассказ ненавистью соседей к выжившей из ума, полуслепой старушки, истязающей рассохшийся рояль и нервы несчастных людей? И думаю, пожелтевшие треугольники с обязательной похоронкой не спасут ситуацию.
Хочу поблагодарить вас, Сергей, за отзыв: молчание читателей - самое страшное наказание для автора.
Я подумаю над вашими выводами по поводу шарфа, полосы на небе и возраста героев. Хотя у меня, понятно, как у автора (родителя), вопросов, простите завышенную самооценку, нет. И ещё чуть утешает тот факт, что рассказ в 2013 году участвовал в международном конкурсе, объявленном Московским комсомольцем, и вошёл в Золотую десятку победителей.[Ссылки могут видеть только зарегистрированные пользователи. ]
Тем не менее, ценю ваше мнение и не оставлю замечания без внимания.
Спасибо и до новых встреч.
Последний раз редактировалось Корзун Светлана; 07.01.2017 в 22:14.
мда, московский комсомолец... это весьма впечатляет...
скажите, Корзун Светлана, , зачем вы назвали свой рассказ "какофония"? обычно название символизирует идею произведения. ещё называют как-нибудь нейтрально, например, именем предмета, вокруг которого происходит действие. а что у вас? какую идею несёт слово "какофония"? разве какофония столь важная деталь рассказа? думаю, название "шарф" или "пианино" звучало бы гораздо лучше. а "какофония"... говорят, как назовёшь корабль, так он и поплывёт.
по поводу диалогов беликов уже сказал. добавлю, что вся мизансцена в целом выстроена абсолютно неуклюже. "девчушка" зачем-то пританцовывает на месте, мальчик зачем-то крутит на пальце босоножки "озорной красавицы", непонятно чему "отчаявшийся" ветер бросает "задиристый" смех оземь. простите, но это, дейстительно, какофония. детишки, тянущиеся друг к другу губами и озирающиеся в испуге, не смотрит ли кто, "коварный", из кустов... брр... и реактивные самолёты. автор усердно старается изобразить "чистую и возвышенную" любовь, но столь неумело, что фальшь чувствуется в каждой детали.
далее действие переносит нас в современность. "девчушка", теперь уже старушка, "ночью и днём, в будни и в праздники", не попадая в клавиши, играет на расстроенном пианино что-то, понятное только ей. а злобные соседи-эгоисты не хотят этого слушать. даже из уважения к прошлому старушки. кошмар)
я думаю, рассказ заслуживает не только премии московских комсомольцев, но и букера)
Последний раз редактировалось Клетчатый; 08.01.2017 в 07:09.
А сюжет мне понравился!
