Поэтичность как результат сговора?

[Рекорд Надоев]

Это эссе навеяно полемикой, развернувшейся вокруг моего эпохального стихотворного произведения «Печальные размышления над трупом мухи, найденном между оконными рамами при подготовке к летнему сезону 2009 года». В ходе полемики одни критики не соглашались с опоэтизацией трупа мухи, полагая, что кроме омерзения он не может вызвать ни каких чувств. Другие же находили, что труп этот выглядит вполне приемлемо, что если рассматривать его не целостно, как останки насекомого, а прибегнуть к мысленному разъятию образа на части, то эстетика может и присутствовать. Так, глаза, крылья, хитин цвета «металлик» по отдельности могут вызывать положительные эмоции. Наконец, есть и третья группа полемистов, которые считают поэтичным все: образ мертвой мухи немедленно рождает ассоциацию с сельским отхожим местом и далее – по цепочке связанных образов – с буколистическим сельским пейзажем, живописными пейзанками, пастушками, играющими на свирелях и бубнах и прудиками, наполненными лягушками.
Статистический анализ показывает, что все три группы представлены выборками примерно равного объема. Это не может не удивлять: такой разнобой во мнениях читателей, искушенных в изящной словесности, говорит о том, что поэтичность как литературная категория, как психологический феномен, требует тщательного анализа.
Итак, какой же образ следует считать безусловно поэтичным, как среди множества тем, метафор, способов описания выбрать тот, который сразу и безусловно будет достойным восторженного читателя?
Здесь мы вступаем на скользкую тропу домыслов и противоречий. Почему труп Джульетты или Корделии – это очень поэтично, а засохшая муха, которая стерильна, гигиенична, мала и не требует захоронения, вызывает у многих омерзение, а вовсе не светлую печаль? Почему в течение семидесяти лет труп, выставленный на всеобщее обозрение в центре Москвы, вызывал у многих искренние слезы и высокий пафос, а такие же, но более свежие трупы, лежащие в моргах, кроме тошноты, никаких иных чувств не рождают?
Может быть, дело не в самом предмете, который описывается, а в контексте, в окружении, которое создается рядом с основным образом? Здесь мы снова сталкиваемся с рядом загадок. Задник сцены, на которой происходит действие стихотворения «Стихи о советском паспорте», совершенно обыден: поезд, таможенный досмотр, скучная бюрократическая процедура, во время которой некто «достает из широких штанин», предлагая прочим: «Завидуйте, я гражданин!» Если в общественном месте так повел бы себя любой из обычных граждан, ему был бы обеспечен отдых на нарах и битье морды, но В.В. Маяковскому все сходит с рук. Отсюда вывод первый: что разрешено Зевсу, не позволено быку. Такая ситуация характерна не только для поэзии, но и для иных видов искусств. Картину Верещагина «Апофеоз войны», на которой изображена груда человеческих черепов, вряд ли кто-то назовет прекрасной: десять минут разглядывания – и ночные кошмары вам обеспечены. То же относится и к рембрандтовскому «Уроку анатомии доктора Тульпа». Одно не вызывает сомнения: мастерство авторов, создавших эти картины. Так что же, профессионализм – критерий поэтичности? Нет, вовсе не так. Фотограф, делающий снимки для паспорта, безусловно, имеет высокую квалификацию, но его творения совершенно лишены поэтического обаяния. А вот «Черный квадрат» К. Малевича вовсе не требовал от автора мастерства, но в «Третьяковке» в любое время можно видеть странных людей, которые часами простаивают у этой картины и видят же в ней НЕЧТО!
Сходная ситуация и в музыке. Иные творения Альфреда Шнитке, с выраженными диссонансами, скрежетом духовых, отклонениями от традиционной гармонии вызывают чувство внутреннего протеста, но – вот парадокс – хочется снова и снова терзать себя этой какофонией.
Без доказательства приведу некоторые утверждения, которые ставят все на свои места.
Первое. Чувство прекрасного, вернее, «эстетический экстаз», поскольку далеко не все ценное в искусстве одновременно и прекрасно, есть результат взаимодействия художника и его ценителей. Художник предлагает нечто, утверждая прямо или самим фактом предложения, что его творение бессмертно или хотя бы заслуживает внимания, а ценитель соглашается (или не соглашается).
Второе. Ценителя, как и любого потребителя, нужно готовить и лелеять, исподволь навязывать ему стереотипы – тогда он становится более податливым. В самом деле, почему пентатоника, характерная для музыки Востока, для нас не несет смыслового содержания? Да потому лишь, что мы не слышим ее каждый день, нет ее рекламы. Все мы выросли на европейской музыкальной традиции, идущей от немцев и итальянцев.
Третье. Отношение к автору есть результат договоренности (именно договоренности, не скрепленной документально, а не сговора) между автором и поклонниками. Малевича ДОГОВОРИЛИСЬ считать великим художником. Это вовсе не означает, что все, кто пялится в «Черный квадрат», лицемерят, утверждая, что находят в нем нечто. Это все – условность и привычка. Кого – то от устриц тошнит, а кто-то находит их замечательными.
Четвертое. Известный автор отражается не только в своих произведениях, но всей жизнью своей пиарит читателя (зрителя, слушателя). Жизнь подавляющего большинства известных служителей муз – это непрерывная цепь скандалов, взлетов, несчастий и провокаций. Это относится ко всем: Маяковскому, Малевичу, Ахматовой, Есенину, Пушкину, Верещагину, Баху, Лермонтову. Главное украшение картин Ван Гога – его отрезанные уши! Они незримо присутствуют на всех его полотнах! Любая певичка, у которой кроме хриплой глотки и длинных ног, нет ничего, работает через продюсера, устраивает скандалы, выходит замуж и разводится пять раз в неделю, собирает папарацци и бьет им морды и аппаратуру – и становится звездой, а талантливый тенор, закончивший консерваторию и думающий, что только голосом он может пробить себе дорогу наверх, спивается и остается никем.
И, наконец, вывод. Вот, некто Имярек нашел, что в бессмертном творении, что упоминалось выше, нет ничего, кроме плагиата, скучных рифм и плоских шуток. А я говорю – что это – вершина поэзии, и, в соответствии с четырьмя постулатами, именно такие творения имеют право на вечное поэтическое признание, нужно лишь договориться. Давай, Имярек, ты признаешь, что моя лира брякает восхитительно, и начнешь говорить об этом всем подряд, а я – взаимно найду все, написанное тобой, достойным Гомера, Шекспира и Пелевина – и станем оба известными писателями. А еще лучше, будем считать это новым литературным направлением, суть которого в том, что автор разъясняет глупому читателю, что он, автор, и есть лучший среди тружеников пера и пастухов Пегаса, и назовем это направление, например, литпопарт. А?
И в завершение – образчик моего поэтического творчества, кое ты, Имярек, и все прочие должны немедленно признать образцом для подражания:

«Моя любимая в носу
Изящно пальчиком копает,
Из носа что-то извлекает
И долго держит на весу.
Привычка свыше ей дана,
Мне в душу красным маникюром
И ясным днем, и утром хмурым
Все время целится она.»

(С) Рекорд Надоев



бедолага муха тут (с) кливия

[Solstralen]

Сообщение от Рекорд Надоев

Давай, Имярек, ты признаешь, что моя лира брякает восхитительно, и начнешь говорить об этом всем подряд, а я – взаимно найду все, написанное тобой, достойным Гомера, Шекспира и Пелевина – и станем оба известными писателями. А еще лучше, будем считать это новым литературным направлением, суть которого в том, что автор разъясняет глупому читателю, что он, автор, и есть лучший среди тружеников пера и пастухов Пегаса, и назовем это направление, например, литпопарт. А?

Точно подмечено.

Рекорд Надоев,

[Рекорд Надоев]

Solstralen, конкретно этот момент гораздо лучше описан у Матвея Крымова в рассказе "...два часа подряд". Но все равно спасибо.

[Solstralen]

Рекорд Надоев, обязана ли я читать Матвея Крымова, чтобы понять Вас?

Если Вы и Матвей не одно и то же лицo, то не вижу смысла сравнивать или отсылать читателя к произведениям другуго автора.

[Рекорд Надоев]

Solstralen, он и я - конечно же, не одно лицо. Мне до него далеко в умении. Не буду скрывать, мне очень нравится, как он пишет: не загогулисто, но при этом очень точно и образно. Жаль, что он почему-то исчез с "Неогранки".
Вы ни чего и ни кому не обязаны, но, мне кажется, вам понравилось бы "...два часа подряд".

[oko]

стих не понравился.

А эссе понравилось.
Уже второе причём.
Первое (которое я прочёл) кажись выписали.
а зря!

[Рекорд Надоев]

oko, ну вот, а я так рассчитывал, что стих мой попадет в аналы. Или в анналы - как там правильно пишется?

[oko]

Сообщение от Рекорд Надоев

а я так рассчитывал, что стих мой попадет в аналы. Или в анналы - как там правильно пишется?

Это зависит от того,- какой ориентации модератор...
Впрочем от стиха зависит больше.

[Клетчатый]

С Маяковским ни о чём не договаривался, но его поэзия нравится. И биографией стал интересоваться значительно позднее. Не отрицаю роль пиара, но если всё это крутится вокруг бездари, то бездарям и продаётся. Единство вкусов. О которых, известно, не спорят. А стихо ваше немедленно признаю образцом.

[Рекорд Надоев]

Сообщение от Клетчатый

А стихо ваше немедленно признаю образцом.

И правильно. Вот понимающий читатель! Всем брать пример с господина Клетчатого!
Если же серьезно - то речь веду вот о чем: всякое искусство - способ отражения действительности посредством системы символов (что, наверное, банально). Значение символа не является чем-то, присущим ему изначально, за исключением, быть может, примитивных пиктограмм, а определяется "договором", "традицией" - так же, как и значения слов и множества других символов. Тот же "Черный квадрат" - всего лишь черный квадрат, если рассматривать его вне контекста всей истории живописи и возникновения новых течений в ней в начале 20 века. То же можно сказать о еще одном простом символе - кресте, который ничего не значил бы вне христианства и всей его истории. А посему мифологизация произведения искусства, создание вокруг него легенды, "отрезанных ушей" немало способствует выдвижению этого произведения. А в наше время даже сама посредственность, слабость сочинения может быть козырем - толпа подхватит, в то время как кучка эстетов брезгливо отойдет в сторону. В прежние времена такого не произошло бы - сам интерес к искусству уже предполагал принадлежность к аристократии духа. Интернета-то не было... Так что режьте уши, господа Неогранковцы!