Вершина мира (часть II) (продолжение 8)

Евгения Прокопович · 19.09.2008, 00:34

Начало
Продолжение 1
Продолжение 2
Продолжение 3
Продолжение 4
Продолжение 5
Продолжение 6
Продолжение 7

Часть II

Глава 1.

То, что еще пару месяцев назад казалось увлекательным и интересным обернулось нудной рутиной, от которой сводило зубы и хотелось лезть на стену. На языке чиновников это называется красивым словом адаптация. А на деле - натаскивание взрослого мужчины основам поведения в нормальном обществе. С оговоркой, что общество, в котором я живу можно принять за норму.
Пользование столовыми приборами, одежда и основы этикета. Всего-навсего? Но порой казалось, что эта вершина непреодолима. В медицине есть диагноз имбицильность, больной способен произносить звуки, осваивать простейшие навыки, но при этом слабо обучаем. Диагноз подходил Владу, как влитой! Я злилась, я знала, что это не так и во всем винила себя. Временами проскальзывало ощущение, что он надо мной попросту издевается. Я гнала эти мысли прочь, поскольку они тащили за собой уж вовсе крамольные, что мои предшественники правы и физическое наказание имеет под собой веские основания. Размахивать плеткой я не способна, но надавать подзатыльников в самый раз! Но я сдерживалась, понимая – ни к чему хорошему это не приведет. Самое малое откинет на месяц, а то и на два назад, а мы и так двигались вперед с черепашьей скоростью. Он напоминал мне клоуна на базарной площади, балансирующего на цилиндре – никогда не знаешь, куда его качнет в следующий миг. Мне никак не удавалось приспособиться к его поведению. То он был тихим и послушным, выполняя все мои требования, то выкидывал что-нибудь в духе первого дня знакомства, когда во что бы то ни стало, старался от меня улизнуть. Терпение, напоминала я себе, и только терпение! Но, Боже, как же это тяжело!
Я каждый день молча благодарила адмирала, что в те бешенные первые сутки он приказал извернуться, но что бы проявление Влада на станции не было чем-то из ряда вон выходящим. Дэмон оказался прав. Очень скоро, дня за три после появления у меня раба эту новость не пережевывал только ленивый. Мне оставалось только молиться всем богам вселенной, чтобы народ поскорее привык к этой мысли и перестал обращать на нашу колоритную парочку такое пристальное внимание.
Жизнь превратилась в сплошную череду «не». Не горбись, Не чавкай, Не расставляй на столе локти, Не обнимай тарелку – не отнимут! И все в том же духе. А еще – ложку держат в пальцах, а не в кулаке. Вилку в левой руке, нож в правой. Сперва предложи окружающим, а уж после возьми сам. Здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо (господи, я с ума сойду!!!). И бесконечное – Я не слышу! – если забыл сказать что-то из этого перечня. Вика посмеивалась над моими страданиями, говоря, что я скорее выработаю у Влада рефлекс к этому самому «Я не слышу», чем сумею добиться осознанной вежливости. Я лишь уныло закатывала глаза.
Успокаивало одно, Влад начинал приспосабливаться. Правда, перед этим много воды утекло, в прямом смысле слова. Парень никак не мог отмыться и готов был принимать ванну по несколько раз в день. Психологический заворот. Я с таким уже встречалась, когда практику проходила у судебных психологов. Люди, прошедшие через физическое насилие жаловались, что никогда не смогут от этого отмыться и готовы были скоблить себя до крови, лишь бы смыть с себя чужие руки. Это пройдет. Со временем, нужно лишь набраться терпения и ждать, не пытаясь лезть с уговорами.
Но ванна это полбеды. Беда наступала, когда Влад оказывался на кухне. Саранча по сравнению с ним мелкая пакостница. Как и все люди, всю жизнь прожившие впроголодь он никак не мог наесться, и жевал в любую свободную минуту, мало всего, постоянно припрятывал что-то из съестных припасов. Я как-то пожаловалась на это Вике в одном из наших разговоров. На что моя подруга философски заявила - это нормально. Все животные зарывают припасы, просто некоторые делают это в листьях и ветках, другие под подушкой, а третьи в холодильниках. Приходилось отгонять его от холодильника, объясняя, что наестся впрок никак не получиться. Но, не смотря на все мои предупреждения, справиться с собой ему никак не удавалось. Помог случай.
Как-то мне пришлось отлучиться из дома на продолжительное время, что бы утрясти вопросы с документами и в будущем обучении парня в нашем учебном центре. В конце концов, каждый должен заниматься своим делом. У нас первоклассные преподаватели, я же, всего-навсего, доктор. Пришлось оформлять кучу разных бумаг, бумажечек и бумажусичек, никогда не могла подумать, что и за человеком тянется многокилометровый хвост из бумаги. А что бы вернуть Влада в мир живых он стал еще длиннее. На оформление всех нужных документов ушло не менее четырех часов.

...Едва за Аней закрылась дверь, Влад направился к холодильнику и основательно прошелся по полкам. Есть хотелось постоянно. Он никак не мог привыкнуть к странностям этого дома и удивлялся всякий раз оглядывая набитые едой полки шкафчиков и холодильника, продукты здесь лежат на виду. Ешь, сколько хочешь! Хотя Аня и твердила постоянно, что много есть нельзя, а то станет плохо, он ей не верил, недоумевая, как может стать плохо от еды? Вот без нее - да. Без еды и голова кругом, и тошнота, и в животе все больно сворачивается, и противно трясутся подкашивающиеся ноги. А когда желудок набит, то и настроение лучше и на сон иногда тянет, а силищи столько, что кажется, гору своротить можно.
Влад наложил на тарелку всяких вкусностей и включил чайник, он уже довольно сносно ориентировался на кухне. Чайник фыркнул, возвращая Влада в реальность. Парень мотнул головой, стряхивая оцепенение, вызванное воспоминаниями. Быстро расправившись со всем, что лежало на тарелке, Влад помыл тарелку, решая, чем еще можно себя занять.
В теперешней жизни появились четыре вещи, которые Влад мог делать бесконечно - читать, есть, спать и валяться в ванной. Но так как он уже успел за утро сделать их все, он просто не знал чем себя занять. Бесцельно побродив по каюте, Влад снова вернулся к холодильнику. Есть, признаться не очень-то и хотелось, но в холодильнике оставалось еще так много вкусного, что спокойно пройти мимо Влад никак не мог.
Тарелка опустела с неприятной быстротой, и Влад решил сходить за добавкой - все равно никто ему и слова не скажет, Аня только головой покачает и снова повторит, что много есть ему вредно. Влад поднялся с кровати, но тут же был вынужден со стоном опуститься обратно - в животе появилась резкая сильная боль, было ощущение, будто режут ножом изнутри. Влад поджал под себя ноги и попытался не шевелиться, надеясь, что боль вскоре пройдет, но проходили минуты, а боль только усиливалась, к ней прибавилась еще и тошнота.
Тихо постанывая и бессильно кусая подушку, вспоминал всех богов вселенной, клятвенно заверял их, что в жизни больше без спросу ничего не тронет из еды. Но боги, видно, были не в настроении выслушивать жалобы какого-то раба и не даровали долгожданного облегчения. Оставалась одна надежда - Аня, уж она-то точно знает, как прогнать из живота эти ножи, кромсающие на части его внутренности...

(с) Прокопович Евгения

Евгения Прокопович · 19.09.2008, 00:39

Меня насторожила тишина в каюте. Я уже стала привыкать, возвращаясь домой слышать, как кто-то ходит по комнатам, грохочет чем-то, роняя совершенно не нужные ему предметы, слушает музыку, в конце концов! А тут тишина. Подозрительная. Перепугавшись, заглянула в ванну и со вздохом облегчения никого там не обнаружила. Он не утопился и это уже радует. Затем заглянула на кухню, здесь вроде тоже не наблюдается никаких особых разрушений, кроме разоренного холодильника, но в этом уже не было ничего нового. Не осмотренной осталась только его комната, я медлила, боясь даже думать, что буду делать, если не обнаружу его и там. Отогнав эти панические мысли, толкнула дверь в его комнату. Влад оказался там. Он лежал на кровати, подтянув колени почти к подбородку.
- Эй, ты чего? – тихо позвала я, присаживаясь на краешек кровати.
- Живот болит, - пробормотал он. Это была еще одна маленькая победа. Совсем недавно мне пришлось бы долго с ним препираться, прежде чем услышать что-то подобное.
- Давно? – в ответ Влад пожал плечами, он еще плохо ориентировался во времени. Впрочем, не только он – когда что-то действительно болит, секунды растягиваются в часы. – Давай посмотрю.
Влад тяжело перевернулся, подставляя мне живот. Не потребовалось много времени, что бы установить диагноз.
- Опять нажрался всякой падали, - покачала я головой, трогая его лоб. Лоб был горячий. Тридцать восемь, никак не меньше.
- Я не жрал падаль, - обижено процедил он сквозь стиснутые зубы.
- Ага, а холодильник сам по себе опустел. Ты в туалет, когда в последний раз ходил? – я еще раз ощупала его живот.
- Чего!? – Влад аж на локтях приподнялся.
- Чего-чего - того, - передразнила его я.
- А-а-а, - он откинулся на подушку, - не помню.
- Поднимайся, пойдем развлекаться, - я потянула его за руку.
- Куда? – ему явно не хотелось вставать и куда-то идти.
- В кабинет, родной, в кабинет, - развела я руками, - там у меня много интересного. Но сегодня нас интересует лишь две вещи…
- Какие? – недоверчиво нахмурился он.
- Ну, во-первых, зонд для промывания желудка и эксклюзив - специально для тебя: модернизированная кружка Эйсмарха! Только очень тебя прошу, веди себя прилично.
- Что такое – кружка Эйсмарха? – подозрительность возрастала с каждым новым шагом.
- Клизма, - хмыкнула я, заталкивая его в кабинет.
После того происшествия Влад стал более внимательно относиться к моим словам. Я могла записать на свой счет еще одну маленькую победу.
Я не оставляла надежды выяснить его происхождение. Для начала следовало определить границы поиска. Чтобы это сделать нужно не много – составить дактилоскопические карты крови РНК и ДНК. Сперва запустить через программу поиска карту РНК, это позволит определить предполагаемый район поиска, а после вложить в поиск по этому району карту ДНК. И если люди с подобной кровью существуют в этом районе, я их найду. По крайней мере, я на это надеюсь. Просто? Ага, это только звучит так. Открытых планет стало столько, что становилось неуютно, а плюс еще станции, подобные «Алкеоне». Это вам не иголку в стогу сена искать, это примерно, как искать в стогу молекулу этой самой иголки. Впору позавидовать далеким предкам, у них в распоряжении была всего одна планета и каких-то шесть миллиардов человек.
А еще нужно разговорить Влада, осторожно, ненавязчиво дойти до отправной точки. Хотя, почему я уверена, что это мне что-то даст, понять не могу. Ведь, если подумать логически, гипотетически и еще как-нибудь –ически, то его для продажи могли перевести в другое место. Но об этом думать нельзя, потому что руки опускаются. К тому же существуют еще архивы, а в них пылятся тонны бумаг… Это все потом, а пока я изучала жизнь среднестатистического раба по его скупым отрывочным рассказам. Волосы становились дыбом от этих рассказов, и возникали некоторые сомнения, а правду ли он говорит? Потому что выжить было невозможно. Один кнут чего стоит, я кое-что в них понимаю и знаю, что может наделать эта кожаная полутораметровая штука. Умелый пастух с одного удара хребет волку перешибает, а это вам не человек, да к тому же удобно привязанный – бей не хочу! Но верить приходилось. Как то с Наташкой мы, шутки ради, решили реконструировать по фотографии шрама рану в ее первоначальном виде. Компьютер думал долго, а после выдал кровавую картинку, от которой к горлу подкатила тошнота и подпись под ней – травма не совместима с жизнью. Я тогда еще на Влада оглянулась, что бы убедиться, что тот действительно живой. В памяти всплыла фраза, которую любил повторять мой дед, то же бывший врачом: "Медицина самая изученная и при этом самая непредсказуемая наука, в ней, порой, возможно то, что казалось возможным быть не может!" Тогда я старику не очень-то поверила, похоже, пришло время пересматривать взгляды.

(с) Прокопович Евгения

Евгения Прокопович · 19.09.2008, 19:42

Глава 2.

…Его не били, не морили голодом и не заставляли работать до одури, это было странно и не понятно. И относились к нему хорошо, а это было непонятно вдвойне - он всегда считался самым непокорным рабом, куда бы ни попадал. Так было всегда, даже когда он попал в «дом терпимости», так гордо именовала хозяйка заведения свой бордель. Хотя, сказать по правде, жизнь там была достаточно сносной. Потом хозяйку притона убили в пьяной драке, заведение прекратило свое существование, а рабов распродали кого куда. Влад почти сразу попал на арену, слишком здоровым выглядел. Это было, пожалуй, самое трудное время – днем и ранним вечером проводились бои между гладиаторами. Хозяева арены редко воспитывали рабов, в этом не было необходимости – бойцы и так были полуживые после боев – за исключением редких случаев, когда хозяину не нравилось выступление раба, если раб, конечно, доживал до этого. Впрочем, даже там Влад умудрялся бунтовать. Ане не могли не сообщить всего этого, не могли не предупредить о возможной опасности. Это, как клеймо, передавалось каждому новому хозяину. Старые хозяева считали своим долгом упомянуть об этом при продаже, и каждый новый непременно первым делом избивал раба. Это делалось из двух простых соображений: что бы продавить возможный бунт в самом зачатке; и что бы лишний раз утвердиться в своем хозяйском положении.
А еще он убегал, от каждого хозяина. Его ловили – у них были какие-то хитрые приборы, а у него только ноги, притаскивали обратно, жестоко избивали, приковывали к ногам тяжелое ядро и отправляли на самые тяжелые работы. Но он убегал, снова и снова надеясь на удачу, на то, что на этот раз не поймают, не заметят, пройдут мимо.
Первое время он и здесь иногда взбрыкивал, повинуясь старой привычке, он ей не верил, раз за разом проверяя на прочность хозяйские нервы, но ее, казалось, ничем пробить нельзя. Правда, бежать Влад больше не пытался, опасаясь снова затеряться в бесконечных коридорах…
В первые дни проведенные в доме новой хозяйки Влад постоянно злился, хотя и старался не показывать этого. Злился на нее за безграничное терпение, за то, перетряхивала весь его привычный мир с ног на голову наизнанку выворачивая его душу не прилагая при этом никаких усилий. Злился на себя, что на все свое сопротивление позволял ей это делать. Хотя нет, не позволял – поделать с этим ничего не мог!
Неделя проходила за неделей, и ничего подобного тому ужасу, в котором он прожил всю жизнь, не происходило. И когда Ане надо было, чтобы он что-нибудь сделал, она никогда не приказывала, лишь спрашивала, сделает ли он то или это. Поначалу он недоумевал, зачем ей спрашивать, но потом поймал себя на том, что не в состоянии ей отказать. Сам! А не по приказу.
Никто ни разу не поднял на него руку, если не считать, конечно, Аниного отца, но это было в самом начале и не так серьезно, как показалось с первого взгляда. Сперва он находился в постоянном напряжении, все время ожидая подвоха, но потом стал привыкать и постепенно успокоился. А потом понял, что это и есть норма жизни, что так и следует жить всем людям. Спать в уютной постели, есть вкусную еду, а не те помои, которые наливали в грязные плошки, не дающие окончательно сгинуть с голоду и мыться, мыться горячей водой каждый день. Он уже почти не обращал внимания на еженедельные осмотры, которые устраивала Аня, хотя поначалу дрожал всякий раз, когда приходилось переступать порог ее домашнего кабинета.
А однажды он проснулся очень рано, светящиеся часы на столе показывали пятерку и два ноля. Влад проснулся сам, не от кошмара, а просто так и с удивлением понял, что у него ничего не болит. Он за свою жизнь настолько привык к боли иногда резкой, дурманящей, а чаще тупой, ноющей, но всегда постоянной, что не ощущать ее было удивительно, он даже недоверчиво нахмурился в темноту. И тела, как будто не было. Нет, точнее оно было, но только не разбитое неотвязным нытьем, а легкое, словно облака, которые он так любил рассматривать в короткие минуты самовольного отдыха, когда надсмотрщиков с их жалящими плетьми не было поблизости. Тогда он задирал голову и смотрел в небо, давая отдохнуть истерзанным тяжелыми кандалами и непосильным трудом рукам. А по небу плыли легкие, пушистые облака, принимающие причудливые формы. Небо могло быть разное: голубое, зеленое или красно-коричневое, все зависело от места, куда его в очередной раз продали, но облака всегда оставались такими же, как везде – легкими, большими и свободными. Когда-то, еще мальчишкой, он мечтал стать таким вот облаком и улететь далеко-далеко.
И вот теперь у него ничего не болело. Он даже улыбнулся глупой улыбкой подмигивающей на часах лампочке. Оказывается, можно просыпаться не чувствуя нытья в избитом теле и лежать на спине, не сглатывая тугие комки слез, как назло подкатывающие к глазам.
Влад поворочался с боку на бок, осторожно, как новую рубашку, примеряя к себе эти новые и невиданные ощущения, устраивая поудобнее свое новое тело, с которым теперь было полное согласие, бережно закутал его в теплое одеяло.
Конечно, в нынешнем существовании были свои трудности. Учиться приходилось постоянно и всему. То, с чем мог справиться здешний ребенок, порой ставило Влада в тупик и доводило до бешенства. Пылесос, неизменно желающий втягивать в себя все, кроме пыли. Посудомойка, почему-то поливающая пенной водой ноги. Холодильник, в котором жила мерзкая мышь, точнее, она там совершила самоубийство, но от этого легче не становилось. Зловредная плита, желающая, во что бы то ни стало обжечь неосторожного раба. Кондиционер, только и поджидающий момента, когда Влад начнет настраивать температуру, что бы обдать того ледяной струей и заморозить каюту. Телевизор, никак не желающий включаться на нужной программе. Утюг – проклятие человечества, на длинном гибком шнуре - тайно мечтающий прижечь руки, вещи и оставить на гладильной доске свой черный след. Видеофон, компьютер и еще много чего доверху напичканное электроникой. Причем, у Ани все эти вещи послушно делали то, что им положено, доводя тем самым Влада до тихого помешательства. Хозяйка успокаивала его, обещая, что скоро он всему научится, но это помогало слабо.
К тому же свалилась новая напасть – Аня объявила, что ему придется готовить еду самому, ей нужно работать и времени на это совсем нет. На робкий протест, что он не умеет, она лишь хмыкнула и заявила: «Вранье - жрать готовить умеют все, только вот как, это другой вопрос». И действительно, совсем скоро Влад приноровился готовить вполне сносно. Аня не скупилась на похвалу, заставляя чувствовать себя по меньшей мере шеф-поваром.
Долго не отпускало ощущение, что он здесь лишний. Когда к Ане приходили друзья, Влад предпочитал отсиживаться в своей комнате, наблюдая за ними сквозь приоткрытую дверь. Пока это не надоело Эжену, и тот за шкирку не вытащил раба в комнату и заставил сесть вместе со всеми. К своему изумлению Влад понял, что все воспринимают его как нечто само собою разумеющееся. После этого Влад с удвоенным рвением принялся за книги, стараясь хоть чуть-чуть подтянуть себя к их уровню.
Самым мрачным впечатлением из нынешней жизни оказалось посещение Аниного приятеля. Низкорослый парень в смешной яркой шапочке, едва достающий Владу до плеча, долго рассматривал обнаженного раба, стоящего, как на выставке посреди его кабинета. Цокал языком, тыкал пальцем в особенно безобразные шрамы, отпуская при этом язвительные замечания в Анину сторону. Хозяйку это забавляло, сидя на письменном столе и качая ногой, она скалилась, отвечая не менее язвительно, а Влад все никак не мог решить, свернуть ли шею этому щуплому коротышке или пусть еще поживет.
Вдоволь налюбовавшись изуродованным телом раба, Анин знакомый приподнял шапочку, задумчиво почесал наголо бритую голову и сообщил, что Владу придется остаться в госпитальном отсеке недели на две. Влад вскинул на госпожу несчастные глаза, молча умоляя этого не делать. Влад не хотел здесь оставаться, он хотел домой и черт с ними со шрамами, пусть будут, он к ним привык, и они его ни сколько не стесняли. Но желания раба по прежнему никого не волновали, и Владу пришлось остаться. Две недели превратились в пытку.
День начинался в шесть утра, а заканчивался ближе к полуночи. Кожу скоблили, полировали вакуумными машинками и тугими струями кислорода, до противного зуда, а после намазывали какой-то вязкой дрянью, после которой шкура начинала нестерпимо гореть от макушки до пяток, так что хотелось залезть под ледяной душ, чего ему естественно не позволяли. Оставалось лишь скрипеть зубами и тихонько поскуливать, когда оставался в одиночестве. Один раз он даже попал на операционный стол, хоть Костя, самый главный мучитель, сперва был против, но у него что-то не получалось. Ближе к ночи Влада отводили в палату, облепляли прозрачными кусками пластыря и оставляли в покое, не забыв надежно приковать к кровати опасаясь, что лишними движениями испортит всю работу. А утром все начиналось сначала.
Аня заглядывала довольно часто, справлялась о его самочувствии. Влад очень хотел домой, но и не думал ей жаловаться, понимая, что это глупо и ничего не изменит.

Евгения Прокопович · 19.09.2008, 19:46

В день выписки его подвели к большому, во весь рост зеркалу и Влад наконец-то смог увидеть то, ради чего он терпел все пытки и издевательства. Он долго разглядывал себя, крутясь перед зеркалом, недоверчиво проводил пальцами по животу, где совсем недавно красовался особо уродливый шрам. На насмешливый вопрос Кости довольна ли его душенька, Влад смог только кивнуть. Единственное, что портило картину, это клейма по настоянию Ани, оставленные на своих местах. Это не то чтобы огорчало, но вызывало постоянное желание чем-нибудь их прикрыть, настолько они не вязались с его новым обликом.
А в выходные Аня в награду за терпение вывезла его на прогулку в ближайшую колонию. Он все ждал, когда на него наденут ошейник. Не дождался. Правда, перед самым выходом из каюты она нацепила ему на щиколотку узкий браслет со встроенным маячком. Влад даже немного обиделся, ведь он совершенно не собирался убегать. Видя, что он расстроился, Аня пояснила, что это не от недоверия к нему, лишь из опасения, что он может потеряться... Стоп! Он не собирался убегать!? Мысль, молнией мелькнувшая в голове, заставила его застыть посреди комнаты. И уже себя не обмануть, что рано, что нужно больше знаний или чего-нибудь еще, тем более браслет имел простой замок, вскрыть его не составит труда. Но он действительно не собирался убегать и если быть до конца честным, уже давно. В этом не было никакого смысла. Впервые он мог остановиться и отдохнуть не думая, как дожить до утра. Да и хорошо ему было. Он перестал бояться, даже ночью, когда снились кошмары и он просыпался, давясь криком и чувствуя, как струи холодного пота противно стекают по ребрам. Появлялось ощущение, что никого не осталось во всей вселенной, другие существа затерялись где-то среди парсеков, разделяющих звезды и жизни, а он вязнет в одиночестве и темноте собственной комнаты, словно в болоте. Тогда он поднимался и прокрадывался в Анину комнату, садился на край ее кровати, боясь потревожить, слушал легкое дыхание. Холод одиночества разбивался об это дыхание, звонкими льдинками осыпаясь к ногам. А Аня, сквозь сон чувствуя его присутствие не раскрывая глаз, протягивала руку и валила на подушки, заботливо накрывала одеялом, прижималась к спине, отогревая замерзшего раба. Никогда еще она не прогнала его и не высказала на утро свое недовольство. А что еще хуже он к ней привязался, и ловил себя на том, что смотрел на нее так, как рабу не положено! Владу пришлось загнать свои чувства и желания подальше и запретить себе бегать к ней под бок, понимая - ни к чему хорошему это не приведет, лишь усложнит и без того непростую жизнь.
Влад тяжело вздохнул и перевернулся на живот, обняв подушку. Черт, тоскливо думал он, как же все усложнилось. Кто б мог подумать, что все так перевернется? Хлопнула входная дверь, Аня вернулась с дежурства. Он подскочил, тут же забыв о своих невеселых мыслях и на ходу застегивая штаны, поспешил навстречу.
- Ты чего так рано вскрутился? – осведомилась Аня, не открывая глаз. Она успела усесться на диван и терла ногу об ногу пытаясь стянуть с себя обувь.
- Да так, - Влад пожал плечами, - не спится чего-то.
- Это потому, что дома вечно сидишь и никуда не выходишь, - назидательно проговорила она, продолжая свое бесполезное занятие. Ей никак не удавалось достаточно крепко зацепить правым носком туфли левую пятку.
Влад хмыкнул, и присев на корточки потянул непослушную туфлю.
- Перестань сейчас же! – слабо возмутилась она.
- Как скажешь, - согласился он, стаскивая вторую, - завтракать будешь?
- Завтракать не буду, буду спать!
- Как скажешь, значит, сначала завтракать, а потом спать.
- Я взрастила тирана! – пожаловалась она в пространство, заставив его довольно ухмыльнуться…

(с) Прокопович Евгения

Продолжение