рассказ Ночевала тучка золотая

[Игорь Бекетов]

Ночевала тучка золотая

1

- Нет, господа, как ни крути, а мужчине надобна пара, - заявил Василий Кириллович.
- Как голубю - голубка, - согласился Сергей Андреевич.
- Истину глаголешь, Сергей Андреич, - заметил Василий Кириллович.
- Попу сабля нужнее, нежели человеку жена, - восстал против Сергея Андреевича и Василия Кирилловича Илья Ильич.
Василий Кириллович покрыл бубнового короля дамой треф и сказал:
- Ты, милейший Илья Ильич, слов нет, бобыль со стажем, но уж этак огульно судить... Многие мужи счастливы браком.
- Не знавал и одного.
- Да как же-с?.. А я? А Сергей Андреич? Сергей Андреич, вступись! А то, неровен час, наслушается Мишенька наш Илью-то Ильича...
Сергей Андреич, тот, который считал что голубь немыслим без голубки, прежде чем поддержать Василия Кириллыча, понюхал табаку.
- Я, и Аделаида Петровна - подлинно - голуби, - признался он и чихнул. - Двадцать восемь лет с ней воркуем... ааапчхи!! бесы б её взяли... То есть... Вот ведь каналья, Ерошка мой, не доложил в табак чабрецу! В старину-то - на конюшню его да высечь, а нынче - тронь!..
- Полно, Сергей Андреич, старину ворошить. Проболтамшись ты, да табачком тут же и присыпамши.
- Как это?.. Ах, вон оно что... Да зачем же вы, Илья Ильич, на меня такое наговариваете? Извольте взять обратно слова ваши, а то и знать вас перестану, и ноги моей в этом доме не будет!
- Ну-ну, пошутил я, дражайший Сергей Андреич, не обижайся, а вот лучше угостись моим табачком, - Илья Ильич поднес табакерку. - Амброзия благоуханная, а не табак! И ты, Василий Кириллыч, сердца на меня не держи. Неверно, знать, я тебя понял, когда сулил ты на прошлой неделе кой-кому чёрта. Понятное дело - по шесть лафитников анисовой меж нами опрокинуто было. Этак, самого себя за ухо укусить можно, чубук с бунчуком попутать, а уж фразу ошибочно истолковать... И ты, Мишенька, племянник мой разлюбезный, не обращай внимания на дядю. Племянникам - которые без отцов - холостых дядьёв слушать вредно. Бог весть, что налгать могут. Надумал жениться - женись.
- Так ведь я, дядюшка, по любви-с.
- И сколько придаётся к любви-с?
- Восемнадцать тысяч.
- Ассигнациями?
- Серебром.
- Тогда верю, что по любви-с.
Разговор этот велся за игрою в дураки, на которую по вторникам к Илье Ильичу съезжались тёплые его приятели: сосед Василий Кириллович - бывший коллежский асессор, а ныне немалый помещик, и другой сосед - Сергей Андреевич - в прошлом кабинетский регистратор и помещик пожиже. Сам Илья Ильич доживал век отставным майором, анахоретом, крепко засевшим в родовом гнезде под Петербургом, и уж восемь лет не высовывающим носу далее своей рощи, где летом собирал рыжики, а зимою стрелял зайцев. Что касательно племянника Мишеньки - мАлого лет тридцати - так тот оказался тут из столицы волею дальновидной своей maman - испросить у зажиточного дяди благословения на женитьбу.
- Коли судить по Эзопову твоему ёрничеству, так ты, Илья Ильич, и самою любовь отрицаешь, - заметил Василий Кириллыч.
- Отчего же? Рыскает она по белу свету - та любовь, ищет к кому прилепиться, да только человеку от неё бывает одно лишь горе.
- Ты книжек начитался, а в них всё врут. А возьми меня - с моею Надеждой Юрьевной... вот и Сергей Андреич подтвердит.
- Да уж известно, подтвердит... А только пожелайте сейчас, и расскажу я вам историю любви не из книжки, из самой что ни на есть жизни. Тогда и рассудите.
Выслушать Илью Ильича гости вознамерились единодушно. Карты были заброшены, и общество откочевало в диванную, потому как подобные повести слушать полагается непременно в диванных - под чубук, куда заложен французский табак. А ежели по неопытности вашей позволено будет рассказчику проделать это в саду - за чаем с крыжовниковым вареньем или на террасе под дыню, то знайте: и чёртовой пятки не поймете вы из истории, а только пожмете плечами, да прикажете своему Антипке поскорее закладывать дрожки, чтобы поспеть домой засветло.

[Игорь Бекетов]

2

- Так слушайте же. Переводом из саратовского гарнизона прибыл в наш полк офицер - Утёс Николай Иваныч, гвардии капитан. Бродила молва, что была замешана в том женщина - то ли жена, то ли пассия... но сбежала она от Утёса в неизвестность с цирковым силачом, и офицер подал рапорт о переводе на Кавказ. Ну, Кавказ не Кавказ, а с родным полком Николай Иваныч распрощался.
Не стану я описывать его внешности, а только ежели припомните ту угрюмую скалу, что нависла над речкою по дороге к Троекуровской церкви, то как раз представится вам мой герой. Cей Голиаф был до того хмур, что даже в офицерском собрании, когда, случалось, окочуривались попугаи под шрапнелью шампанских пробок и "Rederere" умывались лица, оставался он дремучим утёсом. Ничто не могло размягчить его окаменелости. Выиграет ли порядочно в карты - кладёт ассигнации в карман, точно платок носовой прячет; продуется в пух - глазом не сморгнет. Чтобы улыбнулся он - так Боже сохрани! На барышень - верите ль? - так поглядит, будто те из эфира сотканы - сквозь. И это - в тридцать-то шесть молодых лет! Я и сам, не Бог весть, каким волокитою слыл, но уж до такого безобразия себя не допускал. Бывало, спросишь его: "Как тебе, брат Николай Иваныч, та вон мамзель, что из кондитерской вышла? Не правда ли - эклер, чистое безе, так бы и слопал!" Так он плюнет себе под сапоги, отвернется и закурит папиросу. Откуда в нём этакая суровость францисканская обитала, становилось понятно, коли брал ты в расчет слухи, о которых я вам уже упоминал.
Так прослужил я с ним бок о бок без малого пять лет, и нечего было б мне вам рассказывать, не сделайся в городе N, где квартировал той зимою наш полк, пожар. Загорелся театр, да еще аккурат на втором акте "Ревизора".
- А ты, Илья Ильич, часом, не о том ли упоминаешь пожаре, что произошел в одна тысяча восемьсот шестидесятом году? - поинтересовался бывший коллежский асессор Сергей Андреевич. - Тогда в городе N сгорели кавалерийские конюшни, брандмейстер и четыре топорника.
- И еще погост, аптека Шнеерсона и сарай обер-полицмейстера со свиньями. Нет, пожар тот случился годами раньше, в другом городе, и горел театр. А вот пусть только попробует кто перебить меня еще раз, тогда брошу рассказывать и кликну Марью, чтобы несла анисовую.
- Слушаем, слушаем!
- То-то... Стало быть, и я, и Утёс, и штабс-капитан Куранов, и еще многие были на том спектакле. Вообразите: только взялись Тяпкин с Ляпкиным наперебой врать благородному обществу, как полез вдруг со всех щелей дым. Три минуты - и дышать нечем. А зрителей полна зала, весь цвет города собрался на премьере. Ну, разумеется, заварилась каша! Дверь хоть распашная, да одна, а народу четыре сотни человек. Ох, и мелок, доложу я вам, сделался на Руси гражданский муж - чистый сюртук! Офицеры-то - носы в платок, да в арьергард, а те - через дам - к выходу, да всё - локтями, локтями! - только плеши блестят. Вопли, стоны... у дверей куча мала!.. Гляжу: Утёс-то, Николай Иваныч, тоже к выходу ломится, да так, что господа сюртуки шарами бильярдными отлетают. "Ах ты, подлец! - думаю. - Выживу, даст Бог, ни рубля в долг у тебя не возьму, хоть запросись!" Но вышло, что напрасно оговорил я человека. Пробился он к выходу, да как рявкнет:
"Дамы идут первыми! Становись по четыре! Платки на нос! Кто из господ вперед полезет - глаза вырву!"
Возьмись тогда Утёс палить из пистолета, не достиг бы он того аффекту, который возник от страшного его "глаза вырву!" - хоть бы один сюртук ослушался. Тут и мы - офицеры - опомнились, давай помогать каре выстраивать. Так ведь в считанные минуты освободилась зала! И все бы хорошо... то есть, не то, чтобы хорошо, а... Словом, только что отдышался Утёс у подъезда, да и опять вовнутрь театра ринулся, и охнуть мы не успели. А в здании - слышно - огонь гудит! Долго, показалось мне, не было Николай Иваныча. И бежать спасать бы его надо, да уж пламя со всех окон, а из парадного дым валом. Конки пожарных прибыли. Я - к ним: офицер наш, дескать, в здании. Два топорника - вот герои! - без слов - туда. Они - в дым, а из дыма - навстречу - Утёс, с ношею на руках. А ноша та - девица, юная, лет шестнадцати. Как она там застряла?.. А еще, пуще того вопрос: как на Николай Иваныча-то снизошло, что люди в огне пропадают? Видно, Бог его направил не дать душе православной отлететь без покаяния. Одного человека спас Утёс, а другого - матерь девицы - не смог, так и сгорела с театром вместе.
Теперь, спрошу я вас: где может подкараулить жертву любовь? И сам же отвечу: да где угодно, хоть на поминках по архиерею. Вот и Утёса, пока таскал он на руках беспамятную девицу, сразил Купидон. И что в том ледащем котенке особенного было, до сих пор не пойму. Рыженькая, худенькая... смотреть не на что; вся - точно прозрачная, бестелесная, вроде тучки золотой на тихом закате. А вот нате ж - влопался Николай Иваныч в эту тучку по уши. Это уж я после понял, что влопался, когда начали офицеры судить, да рядить, отчего наш Утёс взялся опекать девицу. Вспомнил те глаза его, и сообразил. Кроме матушки у Ольги - так ее звали - родных не оказалось, средств - отцова пенсия, квартира съемная... Да что я вам жую, сами, чай, понять можете, каково бывает брошенному существу. Зиму напролет прозаботился Николай Иваныч об Ольге. Только от угара месяц отходила она, да еще столько же больной ум ее выхаживали. Шутка ль, пережить такое... И все это время Утёс рядом с нею; как выдастся свободный час, бегом к девице. Денег не жалел, таким пансионом ее обеспечил - будь-будь! А сам-то как поменялся! Будто отвалилась от него корка, которой с головы до пят скован был.
А сейчас пришло время узнать вам, что служил в нашем полку поручик Силуянов. Человечишка мелкий, дрянной, - короста, а не офицер. Через него-то и приобрел Утёс горюшка себе. Дело было в офицерском собрании. С умыслом или нет, а предположил тот Силуянов, будучи в подпитии, что... словом, непристойное вслух допустил он, коснувшись резонов Утёса относительно Ольги. Меж Николай Иванычем и Силуяновым состоялась дуэль. Поручик был застрелен, а Утёс разжалован в рядовые, судим и приговорен к пятнадцати годам каторги. И надо ж было так подгадать им с дуэлью. Ведь только-только неделя прошла после Указа.
Вот и конец истории. И вот, что такое есть любовь, судари мои. Коварная штука, беспокойная. Скрутила она человека, и пропал человек.
- А с Ольгой что сталось, дядюшка?
- Почём же я знаю? Ведомо лишь, что Николай Иваныч, прежде чем уйти этапом, средства свои на ее имя перевел и опекуна нанял. Вскоре после тех событий полк наш выступил из города, следом - назначение мне на Кавказ... так и жизнь прошла... А девица?.. Что ж... Тучка, она и есть тучка. Отдохнула, утесом укрытая, да и полетела себе дальше. Молоденькая, а небо бескрайнее... Всё небо ее - лети, куда хочешь. А утесу за ней не угнаться, нет... Да и, незачем оно ему - итак сполна вознагражден.
- Воля твоя, Илья Ильич, а не соображу я, к чему это была последняя твоя фраза? - молвил Василий Кириллович.
- А?.. Да я и сам не пойму... Заговорился... А вот только, грустно бывает мне, господа, последнее время... Чего-то жаль, а чего - в толк не возьму. Будто обнесли меня на званом обеде десертом: соседу справа досталось, а я лишь облизнулся. И стих в голове застрял. Как вспомню тот стих, да как представлю всё - верите ль? - душа слезами исходит.
- Что за стих, Илья Ильич?
- Вселенской силищи стих... Марья!
- Чего тебе, батюшка?
- Неси-ка, голубушка, анисовую. Да рыжиков - слышишь ли? - прихвати, не забудь.

(С) Игорь Бекетов
P.S.
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.

Лермонтов

[thelonewolf]

вот если совсем в двух словах, то получается так:
написано обалденно. стилизация под русский 19-го века, ИМХО, безупречная (я не филолог и не могу судить, но мой непросвященный взгляд не зацепился ни за что). выдержан стиль, сюжет буквально за шиворот тащит читателя к концовке... которой нет.

рассказ заканчивается ничем. пример, который приводит Илья Ильич, не срабатывает, ибо ничем не подкрепляет собственно тезу -- то, для чего приводился пример. соответственно, подвисает в воздухе "внутренняя часть" рассказа в рассказе, и тем самым подвешивает в воздухе и весь рассказ.

одним словом, читая я выглядел так:
а дочитав -- так

[Solstralen]

Игорь, написано отлично. Выдержан стиль. Язык очень хороший, соответствуюий тому времени.

Но позволю себе заметить, во всех Ваших рассказах, прочитанных мной, очень слабо просматривается связь между условными частями рассказа.

Сообщение от thelonewolf

рассказ заканчивается ничем. пример, который приводит Илья Ильич, не срабатывает, ибо ничем не подкрепляет собственно тезу -- то, для чего приводился пример. соответственно, подвисает в воздухе "внутренняя часть" рассказа в рассказе, и тем самым подвешивает в воздухе и весь рассказ.

Присоеденюсь к Паше. После прочтения хочется спросить "а зачем рассказывал об Утёсе-то?", а в ответ процитировать:

Сообщение от Игорь Бекетов

Да я и сам толком не пойму...

Ещё, смутило немного написане отчества КирЫллыч.

Сообщение от Игорь Бекетов

те из зефира сотканы - сквозь

Вы имели в виду ветер-зефир, или всё-таки "эфир", так называемый "невидимый заполнитель пустоты"?

Изначально, в древнегреческой мифологии термин «эфир» обозначал верхний (горный), особо тонкий (разреженный), прозрачный и лучезарный слой воздуха, которым дышат боги

[Bull Terrier]

Сообщение от Игорь Бекетов

окочуривались попугаи под шрапнелью шампанских пробок, и Madam Cliko умывались лица

Ваще-то означенное шампаньское именуется "Вдова Клико" и по-хранцусски пишется "Veuve Clicquot"... Аффтар, учи матчасть!

[Игорь Бекетов]

"рассказ заканчивается ничем. пример, который приводит Илья Ильич, не срабатывает, ибо ничем не подкрепляет собственно тезу -- то, для чего приводился пример. соответственно, подвисает в воздухе "внутренняя часть" рассказа в рассказе, и тем самым подвешивает в воздухе и весь рассказ".

Замечательно, что Вы, уважаемый Thelonewolf, поставили в конце ремарки смайлик недоумения. Именно на это я и рассчитывал, задумывая идею рассказа. Стало быть, цель достигнута - читатель чешет затылок. А ларчик окрывается просто. Постараюсь объяснить. В Илье Ильче, как и в любом из нас, противостоят друг другу две стихии - разум и чувство. Разум настаивает на тезе, а чувство..., с ним сложнее, ибо оно у майора многогранно. Приведу пару граней: 1. Неосознанное сожаление о пресно прожитой жизни, в которой так и не нашлось места ЛЮБВИ, пусть даже такой - уничтожающей. Понимание этой грани подается читателю одной репликой И.И. 2. Космическая силища стихотворения Лермонтова, которая помогает душе Ильи Ильича не зарости мхом вовсе, так, как заросла она у его приятелей. Эта грань, по моему мнению, выделена в финале совершенно очевидно.
Спасибо за отзыв.
С уважением к Вам, и к Вашему Таланту, Игорь.

Добавлено через 16 минут

Ответ Solstralen и Bull Terrier.
Здравствуйте Лина (я не ошибся именем?). Вы, как всегда, правы. Зефир нужно поменять на эфир, а во всех Кириллычах устранить опечатку - клон. Спасибо Вам и Bull TerrierУ (побранил меня за "Мадам Клико", вынудив (к счастью) поменять "Клико" на "Rederere" ).
С уважением, Игорь.

[Solstralen]

Сообщение от Игорь Бекетов

Здравствуйте Лина (я не ошибся именем?).

Не ошиблись.

Добавлено через 2 минуты

Сообщение от Игорь Бекетов

поменять "Клико" на "Rederere"

Намного лучше, а то, помнится, звучало как "умывали лицо Мадам" или что-то в этом роде.

[Игорь Бекетов]

Умыть лицо мадам! Это что-то!!! Все равно, что избить орнитолога перелетным гусем.

[thelonewolf]

все правки внёс. посмотрите пожалуйста, правильно ли

[Ариадна Радосаф]

Чудесная стилизация.)) А по сути - это рассказ о несовместимости любви с жизнью.
Но мне тоже показалось, что есть некоторая чрезмерная недосказанность.) Чуть-чуть чего-то не хватает, не знаю даже, чего, какого-то акцента, что ли, из тех, что достигаются одной фразой.))