oldboy
01.05.2014, 23:53
..............Одинокому Волку от Старого Маугли
Изначально Слово, потом – слова, и какая-то сторона права. И идея тоже была жива в начале. А потом сквозь слова проросла трава, смыслы были, но были едва-едва, да и те, чья проснулась уже глава – молчали.
Что-то где-пошло не по плану так, а потом это всё перешло в бардак, хоть казалось всем что про Время Драк – всё враки. Вроде слово само по себе – пустяк, воробьи вот и те до гнезда летят, а у этих, внизу, доходных чертяк – до драки.
Те, кто сверху, глядели с прищуром вниз, где, похоже, назрел перманентный криз, и чужие слова в вышину неслись недобро. И за дело творители вновь взялись, применив по порядку резец и кисть, сократив на немного чужую жизнь и рёбра.
И сказали – за прошлое – Аз Воздам. И сказали – ты в общем-то, не Ван Дам. И сказали – теперь ты во власти дам, приятель. И сказали – так будет теперь всегда, что отныне тебе одному – беда, погулял как в разливе весной вода – и хватит.
И сказали – кончай этот бунт внизу. И сказали – ты... это... глаза разуй. И сказали – ты лучше кончай печали. И сказали – ты, ежели будешь так, то получишься полный тогда мудак, и получится вышел у нас косяк в начале.
Он глядит исподлобья, дымит в кулак, он спускает с цепи лохматых собак, он соседу справа набил синяк и соседу слева, а потом из яблок он гонит сок и, настоенным бьёт наотмашь в висок, потому, что в горле застрял кусок несогретый Евой.
Он ладонью ей закрывает рот и вперёд – до ближайших вовне ворот, и с вопросом глядит на него народ из сада. Он шагает всё дальше, где вороньё, он босыми пятками в землю бьёт, он не знает сам, почему её. Но – надо.
Он сдвигает вместе валун и пень, он вонзает в шкуру косой кремень, и теперь она в шкуру и тонкий ремень одета. Он несёт ей мелких лесных зверят, и, не зная чему, он чему-то рад, и не надо ему никаких наград за это.
А потом он угли в костре берёт и рисует ту, что в лесу сберёг и выходит не то что бы очень то и похоже. Но ему на похожести наплевать, купоросом множится синева, он лица овал обведёт едва и ещё он охры вокруг положит.
А потом он будет глядеть на лик, и на солнце, что клонится там, вдали, и на небо, к которому облака прилипли. И ещё хмельного себе налив, он остатки неба в костре спалит. А потом придумает алфавит. И рифмы.
(с) Олдбой,
4/30-5/1/14
Изначально Слово, потом – слова, и какая-то сторона права. И идея тоже была жива в начале. А потом сквозь слова проросла трава, смыслы были, но были едва-едва, да и те, чья проснулась уже глава – молчали.
Что-то где-пошло не по плану так, а потом это всё перешло в бардак, хоть казалось всем что про Время Драк – всё враки. Вроде слово само по себе – пустяк, воробьи вот и те до гнезда летят, а у этих, внизу, доходных чертяк – до драки.
Те, кто сверху, глядели с прищуром вниз, где, похоже, назрел перманентный криз, и чужие слова в вышину неслись недобро. И за дело творители вновь взялись, применив по порядку резец и кисть, сократив на немного чужую жизнь и рёбра.
И сказали – за прошлое – Аз Воздам. И сказали – ты в общем-то, не Ван Дам. И сказали – теперь ты во власти дам, приятель. И сказали – так будет теперь всегда, что отныне тебе одному – беда, погулял как в разливе весной вода – и хватит.
И сказали – кончай этот бунт внизу. И сказали – ты... это... глаза разуй. И сказали – ты лучше кончай печали. И сказали – ты, ежели будешь так, то получишься полный тогда мудак, и получится вышел у нас косяк в начале.
Он глядит исподлобья, дымит в кулак, он спускает с цепи лохматых собак, он соседу справа набил синяк и соседу слева, а потом из яблок он гонит сок и, настоенным бьёт наотмашь в висок, потому, что в горле застрял кусок несогретый Евой.
Он ладонью ей закрывает рот и вперёд – до ближайших вовне ворот, и с вопросом глядит на него народ из сада. Он шагает всё дальше, где вороньё, он босыми пятками в землю бьёт, он не знает сам, почему её. Но – надо.
Он сдвигает вместе валун и пень, он вонзает в шкуру косой кремень, и теперь она в шкуру и тонкий ремень одета. Он несёт ей мелких лесных зверят, и, не зная чему, он чему-то рад, и не надо ему никаких наград за это.
А потом он угли в костре берёт и рисует ту, что в лесу сберёг и выходит не то что бы очень то и похоже. Но ему на похожести наплевать, купоросом множится синева, он лица овал обведёт едва и ещё он охры вокруг положит.
А потом он будет глядеть на лик, и на солнце, что клонится там, вдали, и на небо, к которому облака прилипли. И ещё хмельного себе налив, он остатки неба в костре спалит. А потом придумает алфавит. И рифмы.
(с) Олдбой,
4/30-5/1/14